Тухачевский
Шрифт:
Более подробные сведения о происхождении родов Толстых и Тухачевского можно найти в капитальном труде Н. И. Гусева «Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии». Там цитируется «старинный родословец» — роспись, которую в 1686 году Толстые вместе со многими другими служилыми людьми подали в Палату родословных дел Разрядного приказа: «В лета 6861-го (то есть, в 1352 или 1353 году от Р.Х. — Б. С.) прииде из немец ис цесарского государства муж честного рода именем Индрос з двумя сыны своима с Литвонисом да с Зигмонтеном а с ними пришло дружины и людей их три тысячи мужей и крестися Индрос и дети его в Чернигове в православную христианскую веру и нарекоша им имена Индросу Леонтием а сыном его Литвонису Константином а Зигмонтену Федором; и от Константина родился сын Харитон а Федор умер бездетен, о сем пишет в летописце Черниговском». Первый граф Толстой, Петр Андреевич, один из славных «птенцов гнезда Петрова», который, скорее всего, и составил роспись, в своей автобиографии прямо писал: «В лето 1352-е прародитель мой выехал из Германии в Российское государство».
Далее в толстовской росписи сообщалось, что правнук Индроса Андрей Харитонович «приехал из Чернигова к Москве к великому князю Василию Васильевичу всея России. И великий князь Василий Васильевич всея России прозвал его Толстым, с того пошли Толстые».
Таким образом, имя у прародителей Тухачевских и Толстых практически одинаковое, Индрис-Индрос, что с большой долей уверенности говорит, что это был один и тот же человек. Но вот о времени его появления в Черниговской земле родовые предания сообщают по-разному. Если учесть, что Мстислав Владимирович был черниговским князем в 1026–1036 годах, то в венгерское происхождение Индриса верится с трудом. Ведь тогда Венгрия в «цесарскую землю», то есть «Священную Римскую империю германской нации» еще не входила. Больше доверия заслуживает толстовская версия о появлении Индроса с сыновьями и дружиной в Чернигове в 1352 или 1353 годах. Правда, Черниговская летопись, на которую ссылаются Толстые, до нас не дошла, и вообще нет никаких данных, что после разгрома Чернигова татарами в 1239 году и фактической гибели княжества там велось хоть какое-то летописание. Возможно, это обстоятельство и побудило Тухачевских отнести прибытие Индриса в Чернигов к домонгольской эпохе. Но в этом случае совершенно непонятно, что делали потомки Индриса целых четыреста лет, до времен Василия Темного, когда их имена появляются, наконец, в русских летописях, грамотах и разрядных книгах.
Что же касается мнения о том, что Индрис был выходцем из Германии, то оно не более основательно, чем мысль о его венгерском происхождении. Недаром С. М. Соловьев в «Истории России с древнейших времен» считал почти все родословные росписи «сочиненными», а советский историк С. Б. Веселовский несколько дипломатичнее говорил о «злоупотреблении вымыслом» в генеалогических сочинениях.
Если верно предание, что предок Тухачевских прибыл из Чернигова в Москву в XV веке, в княжение Василия Темного, то можно предположить, что он был братом того, кого великий князь наградил прозвищем Толстой (видно, по причине тучности и чревоугодия). В ту пору Черниговская земля входила в состав Великого княжества Литовского, где православные были ущемлены в правах по сравнению с католиками. Поэтому многие православные шляхтичи предпочитали отъезжать к московским великим князьям, рассчитывая, что служить у единоверцев будет легче.
Впрочем, не исключено, что Тухачевские просто приписали себе иноземное происхождение, в чем были отнюдь не оригинальны. Когда в 1686 году вместе с Толстыми и Тухачевскими родословные росписи подали еще 540 служилых (некняжеских) родов, только 35 из них признали себя исконно русскими. Остальные же в качестве родоначальников указали именитых иноземцев из Пруссии и Польши, Литвы и Венгрии, Англии и Швеции, Франции и Сербии, Золотой Орды и «Туреции», «из гор черкасских» и Персидского царства. Справедливости ради надо заметить, что значительная часть российских дворянских родов, включая, наверное, и все 35 «исконных», действительно происходили от пришельцев — варягов-руси, то есть Рюрика с его дружиной. Однако в конце XVII века норманнской теории происхождения русских князей еще не существовало. «Бархатная книга» русского дворянства, для которой и собирал родословные росписи Разрядный приказ, считала Рюрика потомком в 14-м колене брата римского императора Августа, легендарного основателя Прусской земли Пруса.
Следующая за Рюриковичами династия Романовых тоже нашла среди своих предков знатного иноземца — а именно некоего Гланду Камбилу, выехавшего из Прусской земли. Вслед за царями боярские и дворянские роды принялись спешно подбирать себе в основоположники мифических иностранцев. Бестужевы, например, считали своим предком некоего англичанина Беста, явно из лучших побуждений (best по-английски и значит «лучший»). Но в данном случае обман выдает фамилия. «Бестужий» по-древнерусски значило то же, что современное слово «бесстыжий». Очень уж хотелось облагородить это обидное прозвище, да еще и удревнить род, что, между прочим, имело не последнее значение при местнических спорах о получении должностей («мест») на государственной службе, когда учитывалось происхождение и служебное положение предков. Похоже, с Тухачевскими и графом Индрисом случилась такая же история.
В имени основателя рода и правда можно уловить германский корень. В русских летописях и грамотах мы найдем несколько реально существовавших лиц с похожим именем Индрик, причем почти все они — выходцы из Скандинавии. Так, в конце XVI века упоминаются шведские воеводы Индрик Ирик (Хендрик Эрик) и Индрик Бискупов, разбитые русскими казаками, а еще раньше, во время Ливонской войны, последний магистр Ливонского ордена Готтард Кетлер прислал в 1558 году к Ивану Грозному некоего Индрика, пытаясь достичь мира. Не исключено, что предок Тухачевских и Толстых тоже был скандинавского происхождения и носил имя Хендрик. Затем он нанялся на службу к какомуто феодалу в Великом княжестве Литовском, и в Литве его имя приобрело литовское окончание, а на Руси трансформировалось в Индроса-Индриса. Но вот откуда его потомки приобрели фамилию Тухачевские? Ведь она действительно редкая и все ее носители в конечном счете принадлежат к одному и тому же роду.
Сразу отмечу, что что-то венгерское при желании в ней можно расслышать. Хотя бы по аналогии с венгерским городом Мохач; правда, его название на самом деле тюркское, от побывавших на территории Венгрии половцев (можно вспомнить и боснийский Бихач — наследие Оттоманской империи). Так что Индрис или его потомки могли породниться с литовскими татарами (а, возможно, уже на Руси — с выходцами из Золотой Орды) или с потомками хазар караимами, составлявшими гвардию литовских князей. Скорее всего, фамилия Тухачевских происходит от тюркского слова «тухачи», означающего «знаменосец, вестник или рассыльный».
Сама форма окончания фамилии также указывает, что ее носители были выходцами из Литвы, как и князья Массальские, Трубецкие, Глинские. Как и другие перешедшие в православие польские и литовские шляхтичи, Тухачевские быстро обрусели, и в XVI веке, когда их службу можно уже проследить по разрядным книгам, в этническом отношении вряд ли выделялись из основной массы русского дворянства.
Чтобы покончить с генеалогией, приведу еще одну, на этот раз уже совершенно легендарную версию происхождения графа Индриса. Он якобы по прямой линии происходит от одного из предводителей Первого крестового похода графа Фландрского Балдуина I, сперва правившего отвоеванной у мусульман Эдессой, а в 1100 году ставшего королем созданного крестоносцами Иерусалимского королевства. Один из его потомков не нашел ничего лучшего как наняться на службу в Литву, где и получил во владение деревню Тухачево, местоположение которой, правда, до сегодняшнего дня так и не установлено.
Наследник древнего рода Николай Николаевич Тухачевский был добрым, но непрактичным человеком. Дочери Екатерина и Ольга утверждают, что отец «был передовых для своего времени воззрений, свободным от дворянской спеси». Что свободным от сословных предрассудков — сомневаться не приходится, поскольку женился на бедной крестьянке. Женился по большой любви, да и было за что любить. Как это произошло, вспоминал доживший до 60-х годов XX столетия Абрам Петрович Косолапое, служивший в Александровском хлебопеком: «Жил в ту пору в нашем селе Княжнино бедный мужик, звали его Петр Прохорович Милехов. И вот у него, у этого бедного мужика, было пятеро дочерей и все они… были красавицы. Хоть Аксинья, хоть Настя с Ольгой, хоть и Алёнушка… Ну а Мавра, так про эту и говорить нечего, красавица: что ростом, что статью, что лицом. И разбитная, хоть она и грамоте тогда еще не знала, ну а так, ежели поговорить с кем, то другая грамотная с ней не сравняется… Она работала у Тухачевских в имении, и Николай Николаевич полюбил ее. Бывало, стоит, смотрит на Мавру и всё улыбается… Конечно, старше ее годами, а так сам по себе — ничего, рослый, чернявый, только глаза были какие-то утомленные. Софья Алевтиновна понимала, что ее Коленька влюбился в Маврушу, она ведь женщина была зоркая…» Родители Мавры наверняка радовались, что дочка столь удачно вышла замуж, поднялась из беспросветной бедности к достатку, который Милоховым и не снился. Однако относительное благосостояние Тухачевских сохранялось очень недолго. И виной этому был сам Николай Николаевич.
Ольга Николаевна вспоминала: «Отец не выносил пьянства. Дома никогда не подавалось вино, даже рюмок не было. Он обожал лошадей, бега и скачки». Нелюбовь к спиртному Михаил унаследовал от отца. Всю жизнь пил очень умеренно, предпочитая хороший коньяк. Этим он разительно отличался от многих сослуживцев по царской и Красной армиям. Например, прославленный впоследствии маршал Георгий Константинович Жуков в конце 20-х, будучи еще простым командиром полка, получил «строгача с занесением» не только за банальную «аморалку» (тогда за него боролись первая и вторая жены из четырех), но и за столь же банальное пьянство. А вот на Тухачевском, как и на его отце, этого греха не было. Только трезвость не спасала Николая Николаевича. Та экономия, что образовывалась благодаря экономии на спиртном, с большим избытком перекрывалась проигрышами на скачках.