Туман над околицей
Шрифт:
– Странный тип, – хмыкнул Митя, когда они отошли от Василия Алексеевича. – С его деньгами можно было бы жить в Петербурге на широкую ногу, путешествовать по Ниццам и Италиям.
Мари ничего не ответила на это. Своей заботой о людях Василий Алексеевич был ей симпатичен. А она была симпатична ему. Очевидно, именно поэтому он и задержался в этих краях, хотя ему давно было пора уезжать. После разговора с мамой Марии, которая дала понять, что ее дочь слишком молода еще для замужества, он, не надеясь сделать ей в ближайшее время предложение, все же под разными предлогами приходил в гости к Ранневым, чтобы хотя бы полюбоваться похорошевшей, в своей самой весенней юности, девушкой.
– Mitya, mon cher, – поздоровался смешной толстенький
Митя ответил на безупречном французском, что дела его идут лучше некуда и предложил своему старому знакомому перейти на английский. Заговоривший с ним Скотт с удовольствием согласился: оба языка были для него родными. Наполовину японец, наполовину британец, выросший во Франции, он, талантливый парфюмер тридцати пяти лет, уже пару лет жил в Москве, будучи приглашенным экспертом на предприятии Ралле, где занимал должность технического директора. Они не раз пересекались с Митей у своих общих знакомых, Хладовых, староверов, купцов и меценатов. Сам Митя тоже происходил из старой купеческой семьи. Когда-то его дед был крепостным, а вот отец был уже совершенно свободным человеком и железной рукой правил огромным состоянием. Детей у отца было много, и Митя был последним из сыновей, а потому в делах предприятия не участвовал. В средствах он был несколько стеснен: прижимистый отец воли сыну не давал, что, впрочем, не мешало Мите вести образ жизни, свойственный представителям золотой молодежи. После небольшого small talk [7] , приличного обстановке, Митя обернулся к Мари и предложил:
6
Как ваши дела? (фр.)
7
Small talk – легкая беседа, светский разговор
– Исполните для нас свою любимую вещицу?
Мари села за фортепиано и начала играть Fantasie-impromptu Шопена. Когда она окончила, Митя присел рядом с ней за инструмент и предложил сыграть вместе что-нибудь из романсов Чайковского.
Оба блестяще музицировали. Так как у младшего брата Мари, Сережи, еще в возрасте пяти лет открылся талант к музыке, вот уже несколько лет подряд в Москве к ним ежедневно приходил учитель из консерватории. Мари не была сильна в технике, но то, что касалось чувства музыки, эмоций, было ее сильной стороной, а потому ее игра всегда трогала слушателей.
– Знаете, я ведь чуть не поступил в консерваторию тайком от родителей, – сказал Мари раскрасневшийся от игры и последующих за ней оваций Митя.
– А сейчас вы…?
– Я студент юридического. Но в душе вольный художник. Искусство – моя любовь!..
– Вы не будете против, если я нарисую ваш портрет на этой чудесной веранде? – Митя выглянул из окна.
Чай у Ранневых пили долго, неспешно. Летом было принято подавать его на веранде, но из-за дождя на этот раз накрыли в гостиной.
Лето было беззаботным и веселым. Целыми днями в Н-ском собирались гости. Бегали на pas de geant [8] , играли в прятки, в «палки» и в крокет, слушали музыку, читали вслух произведения Чехова и Горького.
Каждый день до чая собирались в гостиной, чтобы репетировать пьесу. Нередко для репетиций собирались только те, у кого были главные роли: Мари (Лариса), Митя (Паратов), Кольцов (Кнуров), Скотт (Карандышев).
– Да отпустите вы уже руку Мари, – говорила Екатерина Алексеевна Скотту, который, каждый раз приближаясь к Мари для того, чтобы по роли поцеловать ее ручку, надолго замирал и застывал, будто пораженный молнией.
8
Снаряд
По воскресеньям все вместе, кроме Скотта (он был католиком), ходили в Пустынь к обедне. Скотт, будучи гостем Владимира Андреевича, в это время оставался в библиотеке, где ожидал возвращения своего друга. «Очень умный, приятный мужчина, – отзывался о нем глава семьи Ранневых, – а все же он иностранец. И поэтому…» – Тут он многозначительно поднимал палец вверх и прищуривался, что означало: каким бы хорошим человеком ни был или казался Скотт, с ним нужно держать ухо востро.
Однажды утром, после завтрака на веранде, Митя попросил Мари и ее гувернантку задержаться, чтобы Мари могла позировать ему для портрета. Он хотел, чтобы она сидела за столом, с чашками чая перед ней, с дымящимся самоваром и с бубликами, пышками и печеньями, лежащими на столе в розетках и плетеной хлебнице. И чтобы непременно пила чай из блюдца.
– Уж не хотите ли вы, чтобы я еще и надела сарафан с головным убором, как купчиха на картине Маковского? Чтобы мне быть ее комплекции, придется съедать по целой горе бубликов каждый день, – пошутила Мари.
Митя вспыхнул, бросил на девушку полный гнева взгляд и выбежал с веранды. В вопросе Мари он увидел намеренное напоминание о его купеческом происхождении, которое было больным для его самолюбия. Он не появлялся в Н-ском несколько дней подряд, и Мари даже сомневалась, смогут ли они еще раз отрепетировать их диалог до постановки, да и вообще, будет ли теперь постановка.
Но в назначенный для спектакля день Митя все же приехал. Он вел себя как ни в чем не бывало, много шутил и отпускал Мари комплименты. Правда, общение между ними уже не было прежним: хоть Мари и было с ним интересно, и многое сближало их, все же она не могла уже чувствовать себя с ним спокойно и избегала разговоров на любые темы, не желая чем-то обидеть его чувствительную натуру.
Постановка имела оглушительный успех, если так можно выразиться, ведь зрителей на этом представлении было чуть ли не меньше, чем выступающих. Все соседи были приглашены на спектакль, а кроме них приглашена была также Зина, подруга Мари, которая проводила лето с семьей в подмосковной Малаховке. Зина приехала в Н-ское на неделю в сопровождении своей старшей сестры Сони и мужа Сони, Николая.
На следующий день после спектакля молодежь собралась ранним утром для небольшого байдарочного похода. Планировали сплавляться по Сереже одним днем, от Пустыни до села Новошино, после чего пересесть на автомобили, которые будут ждать их там, и вернуться домой уже по суше. Мари была в байдарке вместе с Катериной и Виктором, Скотт, Митя и Василий Алексеевич – во второй, а в третьей были Зина, Соня и Николай.
Сплав проходил очень весело: пели русские народные песни, по очереди декламировали стихи, рассматривали красоты природы. Знатоки говорили, что Сережа была самой чистой рекой губернии и, возможно, всей империи, хотя последнее было, скорее, преувеличением. Крестьянки, полоскавшие белье на лаве, и то и дело попадавшиеся на берегах босоногие ребята приветствовали байдарочников. Погода была чудесная. Дул приятный летний ветерок, развевая ленты на шляпках девушек. От быстрой воды пахло свежестью и прохладой. Впереди шел Виктор: он был в этом деле профессионалом и к тому же хорошо знал местность. Примерно в полдень вся компания сделала перерыв для отдыха и обеда, после чего путь был продолжен.