Туманы Авалона
Шрифт:
– А я готов вручить тебе знамя креста, лорд мой Артур, коли будет на то твоя воля, – предложил Леодегранс. – Кому, как не тебе, носить его с честью во имя твоей королевы!
Артур покачал головой. Лишь багровые пятна на скулах выдавали, насколько он разгневан.
– Я поклялся сражаться под королевским знаменем Пендрагона и буду сражаться под ним или погибну. Я – не тиран. Те, кто хочет, могут изображать на щите Христов крест, но знамя Пендрагона реет в знак того, что все жители Британии – христиане, друиды и Древний народ тоже – станут биться бок о бок. Как дракон поставлен над всем прочим
– А рядом с драконом будут сражаться орлы Уриенса и Великая госпожа Ворон Лотиана, – объявил Лот, вставая. – А Гавейн разве не здесь, Артур? Я не прочь перемолвиться словом с сыном, и казалось мне, он неизменно рядом с тобою!
– Мне недостает его не меньше, чем тебе, дядя, – отозвался Артур. – Если Гавейн не прикрывает мне спину, я просто не знаю, куда шагнуть; однако пришлось мне послать его с известием в Тинтагель, ибо гонца быстрее его нет.
– Однако ж оберегать тебя есть кому, – брюзгливо отозвался Лот. – Вон, вижу, Ланселет и на три шага от тебя не отходит; этот всегда готов на освободившееся место встать!
– Так уж оно повелось среди Артуровых соратников, родич: все мы состязаемся друг с другом за высокую честь быть ближе к королю, – невозмутимо отозвался Ланселет, хотя щеки его пылали. – Когда Гавейн здесь, даже Кэю, приемному брату Артура, и мне, паладину королевы, приходится поневоле отойти в тень.
Артур обернулся к королеве.
– Воистину, королева моя, должно тебе пойти отдохнуть. Совет того и гляди затянется за полночь, а тебе выезжать на рассвете.
Гвенвифар стиснула руки. «Только сегодня, один-единственный раз, пусть мне достанет храбрости высказаться…»
– Нет. Нет, лорд мой, на рассвете я никуда не поеду – ни в Камелот, ни в какое иное место на земле.
На скулах Артура вновь обозначились алые пятна гнева.
– Но как же так, госпожа? Когда в земли пришла война, медлить никак не годится. Я бы охотно позволил тебе отдохнуть день-другой перед дальней дорогой, но нам необходимо как можно быстрее переправить вас всех в безопасное место, прежде чем нагрянут саксы. Говорю тебе, Гвенвифар: с наступлением дня тебя будет ждать оседланный конь. А если верхом ты скакать не можешь, так поедешь в носилках или хоть в кресле, но поедешь непременно.
– Не поеду! – исступленно выкрикнула королева. – И ты меня не заставишь, разве что прикрутишь к коню веревками!
– Господь меня сохрани от такого, – отозвался Артур. – Но в чем же дело, госпожа моя? – Король явно встревожился, однако голос его звучал весело и шутливо. – Как же так: все эти легионы воинов, что встали лагерем снаружи, повинуются моему слову, а здесь, у собственного моего домашнего очага, бунтуют, и кто же – законная жена!
– Воины твои вольны повиноваться твоему слову, – в отчаянии твердила королева. – У них-то нет тех причин оставаться на месте, что у меня! Мне довольно одной прислужницы и еще повитухи, лорд мой, но я никуда не поеду – даже до реки – раньше, чем появится на свет наш сын!
«Вот я и сказала… прямо здесь, перед столькими собравшимися…»
Артур услышал и понял, однако, вместо того чтобы возликовать от радости, напротив, лишь встревожился. Он покачал головой, вымолвил:
– Гвенвифар… – и умолк.
– Так ты беременна, госпожа? – довольно рассмеялся Лот. – О, мои поздравления! Но только путешествию это вовсе не препятствует. Моргауза, помнится, с седла не слезала до тех пор, пока не раздавалась настолько, что коню нести ее было уже не по силам, а по тебе пока и не скажешь, что ты непраздна. Наши повитухи уверяют, что свежий воздух и прогулки беременным только на пользу; свою любимую кобылу я, бывало, гонять перестаю лишь за шесть недель до того, как ей ожеребиться.
– Я не кобыла, – холодно отпарировала Гвенвифар, – и у меня уже дважды случался выкидыш. Ты, Артур, никак, хочешь, чтобы все повторилось заново?
– И все-таки ты не можешь здесь остаться. Этот замок защищен плохо, – в смятении убеждал Артур. – А войско в любой момент выступит в поход! И несправедливо было бы просить твоих дам задержаться с тобою, подвергаясь риску попасть в руки саксов. Я уверен, милая жена, дорога тебе не повредит; среди тех, кто уехал в Камелот на прошлой неделе, были и женщины в положении; и, уж конечно, тебе никак нельзя жить здесь совсем одной, в отсутствие других женщин; ведь Каэрлеон и впрямь превратится в настоящий военный лагерь, моя Гвен!
Гвенвифар оглядела свою свиту.
– Неужто ни одна из вас не останется со своей королевой?
– Я останусь с тобою, кузина, ежели будет на то дозволение Артура, – промолвила Элейна.
– И я останусь, если супруг мой не возражает, хотя сын наш уже в Камелоте, – подхватила Мелеас.
– Нет, Мелеас, ты поезжай к ребенку, – возразила Элейна. – Я с королевой в родстве, и все, что в силах вынести Гвенвифар, вынесу и я, даже если нам предстоит жить в военном лагере бок о бок с мужчинами. – Девушка встала рядом с королевой и взяла ее за руку. – Но, может статься, в носилках ты все-таки доехала бы? В Камелоте куда безопаснее.
Ланселет поднялся на ноги, подошел к королеве, наклонился к ее руке и тихонько проговорил:
– Госпожа моя, умоляю: поезжай с женщинами. Возможно, не пройдет и нескольких дней, как вся округа превратится в дымящееся пепелище, как только нагрянут саксы. А в Камелоте ты окажешься совсем рядом с королевством твоего отца. Кроме того, моя мать живет на Авалоне, в каком-нибудь дне пути: она – прославленная целительница и повитуха; конечно же, она навестит тебя и позаботится о тебе как должно и даже останется с тобою до родов. Если я пошлю к матери гонца и попрошу поспешить к тебе, ты ведь поедешь?
Гвенвифар опустила голову, борясь со слезами. «И снова должно мне покориться чужой воле; таков удел всех женщин, и неважно, чего я хочу и него не хочу!»А теперь вот даже Ланселет пытается заставить ее покориться. Гвен вспомнила, как добиралась до Каэрлеона от Летней страны; даже при том, что рядом была Игрейна, она себя не помнила от ужаса… и никогда ей не забыть этот бесконечно долгий день, когда ехала она через кошмарные вересковые пустоши от Тинтагеля… А вот теперь она под надежной защитой стен, и, кажется, никогда не пожелает покинуть это безопасное прибежище.