Туннелирование
Шрифт:
— Только с настоящих стен.
— Которых все равно не видно. И все-таки… да, они потребляют уйму энергии, и поэтому, в частности, от них отказались. Правда, для всех старых помпезных проектов дворец сам производит столько энергии, что девать практически некуда.
Мы как по команде выдержали паузу, потом попробовали заговорить одновременно.
— Нет, я не имел в виду…
— Напомнило Вегу, — сказала Тарси. И именно это я «не имел в виду». Она слегка смутилась.
— Да, я уже понял. Масса энергии, которую некуда девать — в самый раз для взрыва со всем содержимым и обитателями,
— По счастью, только члены королевской семьи знают коды, обходящие поставленные предохранители.
— Да, официально. Кроме того, систему можно взломать не только как систему.
Мы снова молчаливо посмотрели друг на друга.
— Как дела у Страйкера? — поинтересовался я.
— Совсем неплохо, — ответила она с некоторым облегчением, но скрытое напряжение, естественно, оставалось. Не могло не оставаться. — Хотя стоило бы распутывать клубок дольше и тщательнее. Но программирование выглядит поверхностным. Может быть, оно было однократным, с использованием особых химических препаратов, может быть, составным, за несколько раз, с окончательной активацией лишь совсем недавно. В любом случае, он ничего не заметил. Сколько раз его могли бы травить без его ведома? И практически ювелирно.
— Не представляю. Может быть, ты мне скажешь?
— Трудно сказать. Контуры очень смазаны. Но… вот еще одно, — мне показалось, что Тарси порозовела. А может, просто так упал свет от искусственного витража? — Я кое-что заподозрила и сделала заодно анализ его ДНК.
— И?..
— Похоже, теперь я знаю, кто мой отец.
Хор ангелов сфальшивил всем коллективом. Я не то чтобы поперхнулся, но, кажется, уставился на нее во все глаза.
— Разве раньше ты этого не знала?
Она мотнула головой.
— Но погоди… Фамилия Карелл — она хоть что-нибудь значит?
— Значит. Это фамилия наших приемных родителей. Меня и Нейта. Они растили нас в детстве.
— Приемных?..
— Ты представляешь мою мать в роли любящей заботливой матери семейства?
— Нет…
— Она и не пыталась. И нам нужна была дополнительная защита.
Я помолчал. Разумеется. Как и нам. Но у нас хотя бы был настоящий отец. Правда, в детстве мы тоже росли у дальних родственников.
— А они хоть живы? Ваши приемные родители?
— Сейчас нет, но это не то, что… Нет, я не говорю, что все было естественно, но это было объяснимо…
— Ты думаешь, я в это поверю?
Она приподняла брови и недоумевающе раскрыла рот.
— Что?..
— А Нейт? Страйкер и его отец тоже?
— Нет… Вообще-то, его отец — полковник Линн с «Януса».
— Прекрасно! — воскликнул я так, что мой голос отразился рикошетом от несуществующих сводов, а может, просто от голых стен. — И ты говоришь мне об этом только сейчас!
Она вздрогнула.
— Все части картины встают на место. Как части огромного, старого, мерзкого, очень долгого плана. Ей нужно было проникновение на «Янус», и там был Нейт. Ей нужно было проникновение сюда, и вот ты здесь. Именно там, где и должна быть! Даже то, что она требовала вернуть вас, должно было лишь толкнуть нас навстречу друг другу. Надо было позволить вам улететь с ней…
— Эрвин!..
— Но в чем дело? Где изящество? Где тонкость? Почему все так на виду, откровенно, грубо? Это такой верх цинизма? Знание, что все равно никому деваться некуда? А если Линн — отец Нейта, то сколько искусственного было в его безумии после попыток на него воздействовать?
— Он ничего не знал!
— Как и я не знаю! Может, я не знаю, что именно я делаю? Может, у меня бывают провалы в памяти, о которых я даже не задумываюсь и не замечаю, потому что не должен задумываться и замечать?
— Ты же знаешь, что нет.
— О, ты не права! Я знаю только, что я ничего не знаю!
— Эрвин, разве ты не видишь, что я пытаюсь быть с тобой откровенна, как только могу?
— Возможно. Потому что я пытаюсь тебе верить. Но могу это делать лишь настолько, насколько могу верить вообще… благодаря всем вам!
Я яростно посмотрел на планшет, не понимая, зачем все еще держу его в руке. Управление капеллой, да… Я отключил витражи, принявшиеся бледнеть и растворяться с унылым умирающим гулом и прошел мимо Тарси к выходу, делая вид, будто ее не существует.
— Если бы ты верил в то, что говорил, — тихо сказала она мне вслед, — ты бы так не поступал.
— Может быть поэтому вы все еще живы, — мрачно огрызнулся я, не оборачиваясь.
Все, вызывающее подозрение, гораздо проще уничтожить сразу. «Если правый твой глаз соблазняет тебя…» По крайней мере, я понял, что не могу ни словом намекнуть ей о «Янусе», как бы ей ни хотелось. Ее было опасно просто оставлять на свободе. Потенциально она была такой же угрозой, как и ее мать, и любой мог стать ее орудием, как и ничего не подозревавший Страйкер. Ее даже опасно оставлять в живых!.. Проклятие, я не хотел жить в таком мире. Но выбора не было.
Внезапно я резко обернулся.
— А ты, Тарси, ты уверена в том, что делаешь? В том, что это именно ты, а не кто-либо другой действует через тебя?
Она ответила не сразу. Помолчала, глядя в сторону, и я понял, что она плачет. Если она и не была моим врагом, я так легко мог сделать это сам. По всем законам этого мира я должен был это сделать, и ни у кого из нас не должно было остаться выбора. Либо сейчас я сделаю огромную глупость, либо и без того вся моя жизнь — сплошная ошибка. Но что, если я сам сделаю то, что должен сделать — уйдя отсюда, толкнув ее в пропасть одиночества и заслуженной ненависти.
— Нет, — ответила она. — Как я могу?
Никак. Разумеется. И никаких извинений быть не может.
— Тарси, — сказал я. — Я должен тебе кое-что показать.
«Я верю. Верю в то, что неважно, в чьих руках это окажется в итоге. Окажется в одних, окажется и в других. Рано или поздно. Неизбежно. Пусть каждый сам наступает на свои мины. На свое безумие. На то, что какие бы иллюзии это ни создавало, мы не способны что-либо изменить. А если даже и в силах, отчасти, то все равно ничто не изменится по-настоящему. Нам только кажется, что мы чем-то управляем. Возможно, это оно управляет нами… Тоже чепуха. На самом деле все просто движется по своим траекториям, заданным еще при Большом взрыве.