Тупик
Шрифт:
Рони слушал вполуха. Ему надоели эти болтуны, он презирал их. О нет, они были эффектны в деле, но их болтовня, все эти высокопарные рассуждения, многозначительные призывы… Как сторожевые псы: пока кусают — цены им нет, но когда лают, что с них толку? И их «оппоненты» такие же болтуны. Интересно, что бы сказал его надутый собеседник, если б знал, что три дня назад в другом городе, в другом баре, набитом такой же шумной подвыпившей молодежью, у него состоялась аналогичная беседа — желтые, красные, коричневые — целая радуга, а на деле один цвет — черный. Впрочем, какое ему дело. И те и другие исправно покупают наркотики, оружие, взрывают, убивают, похищают. Так что не жаль им и деньжат, когда надо, подкинуть, и связать с кем нужно, и помочь вытащить какого-нибудь их главаря из беды, вроде вот этого…
Рони почувствовал, что устал. Он вежливо покивал, сделав вид, что внимательно слушал. Потом встал.
— До свиданья, друзья. Устал до смерти. Пойду спать.
— Счастливо, — пожелал ему Главный, но руки не протянул.
Рони не без труда протолкался сквозь толпу, вышел на улицу и с наслаждением вдохнул свежий сырой воздух. Он прошел сетью извилистых переулков, дошел до широкой улицы и, подойдя к стоявшему здесь роскошному черному «мерседесу», открыл ключом дверцу и сел за руль.
Через десять минут быстрой езды по пустынным ночным улицам он подкатил к роскошному отелю «Шератон», парадный подъезд которого украшали пять звездочек. Свой парик Рони снял по дороге.
Он вошел в громадный холл, портье, давно переставший удивляться необычной одежде богатого постояльца, почтительно склонился перед ним. Рони взял у него ключ и поднялся в свой номер-люкс на пятнадцатом этаже. Долго с наслаждением, громко фыркая, мылся под душем, потом достал из холодильника и залпом выпил стакан холодного молока и залез под одеяло. Уже засыпая, нащупал под подушкой пистолет и, успокоенный, вскоре заснул сном праведника.
Следователь Камински брился, стоя перед зеркалом, и весело насвистывал. Он был в отличном настроении. Вчера он закончил важный раздел своего доклада, посвященного делу некоего Рони Кратса, иностранного подданного. Собственно, дела еще никакого не было. Была кое-какая негласная слежка, которую Камински установил за «объектом», получив от своих тайных осведомителей соответствующие сигналы. Таких осведомителей у полиции было множество, но все они делились на две четкие категории. Одна — это сами работники секретной службы, специально внедренные в разные подозрительные официальные и подпольные организации, преимущественно левые, в профсоюзы и другие союзы, в различные круги общества, включая и высокопоставленные. Другая категория состояла из платных доносчиков самых разных калибров, начиная от какого-нибудь именитого повесы, политического деятеля, светской дамы и кончая владельцами баров, проститутками, а порой обыкновенными уголовниками.
На одних у полиции имелись компрометирующие материалы, грозившие разрушить карьеру, вызвать скандал. На уголовные делишки других смотрели сквозь пальцы, не замечали мелкие проступки или раньше срока выпускали из тюрьмы. Всем немного платили. Разумеется, то, что немного было для одних, другим показалось бы богатством. Соответственно оказывались и услуги.
У каждого следователя, инспектора, даже рядового полицейского были свои осведомители, которых знал только он.
И однажды один из них сообщил Камински, что болтается, мол, по низкопробным барам и дискотекам, именно там, где собираются «бунтари», какой-то странный тип, которого раньше никто не видел. Камински был достаточно опытен, чтобы сразу же проявить интерес к такому человеку. Ему потребовалось немного времени, чтобы установить, что человек этот иностранец, что живет он в номере люкс одного из самых роскошных отелей города, разъезжает в арендованном у прокатной фирмы «Герц» дорогом «мерседесе» и что он — в парике и одежде оборванца — проводит время в ночных заведениях, знакомясь с вожаками разных состоящих на подозрении экстремистских кружков всех направлений.
Еще некоторое время затратил следователь, чтобы выяснить, что подобный же образ жизни вел подозрительный иностранец и в некоторых других городах страны. Сначала Камински решил, что имеет дело с крупным международным вором, аферистом, торговцем наркотиками или, что вероятнее, оружием. Однако запрошенный Интерпол никаких данных на этого человека не имел. И что уж совсем странно, оказалось, что незнакомец регулярно посещал свое посольство, а работники посольства заходили к нему в отель «Шератон»! И хоть человек был подданным дружественной державы, но у державы этой были несколько своеобразные понятия о союзнических отношениях, о чем следователь прекрасно знал.
Короче говоря, Камински составил подробный доклад и на основе его намеревался в ближайшие дни вызвать господина Кратса в полицию и побеседовать с ним. После чего отправить доклад начальству.
Однако, как ни опытен был следователь Камински, он совершил две ошибки: никому из коллег не сказал о проделанной работе и подготовленном докладе, а также явно недооценил своего «подопечного».
Продолжая весело насвистывать, Камински тщательно вытер лицо салфеткой, смоченной одеколоном «Балафр». Он любил этот крепкий мужской одеколон с мужественным названием [1] . Недаром его рекламировали на обложках детективных романов «черной серии» — флакон и рядом кинжал. Да, жизнь хороша! Хотя и полна опасностей и приключений. Но именно это по душе Камински. Он молод, но его уже ценят. И между прочим, как раз за независимость характера. Плевать он хотел на все эти партии, программы, лозунги, речи политических лидеров. Он делает свое, полицейское дело и сажает преступников, а кто они — социалисты, либералы, коммунисты, католики, протестанты, буддисты, мусульмане, белые, черные, метисы, квартероны, хоть марсиане — ему безразлично.
1
Балафр ( франц.) — шрам.
Да, жизнь хороша — он молод, у него любимая жена и двое близняшек, он здоров как бык, он стрелок-снайпер и обладатель черного пояса (второй дан) по дзюдо. Он хорошо зарабатывает, а его «подопечные» никогда не забывают поздравить его с днем рождения, с рождеством, с некоторыми другими праздниками.
Камински надел свежую сорочку, пристегнул кобуру под мышкой, снял пистолет с предохранителя (он, помимо всего прочего, был человек осторожный) и, поцеловав жену и дочек, вышел на улицу. Хорошо, что прихватил зонтик — наверняка будет дождь, вон уже моросит.
Машина Камински, синий «фиат», стояла у тротуара напротив дома, в бесконечном ряду других машин, оставленных здесь хозяевами.
Камински внимательно огляделся. В этот ранний час улица была пустынна. Лишь у одного из дальних домов молочник разгружал бутылки с молоком; сосед по дому возился на участке, готовя огород к зиме, да почтальон что-то налаживал у своего мопеда, прислонив его как раз к «фиату» Камински (черт бы побрал растяпу, еще поцарапает!).
Следователь пересек дорогу, подошел к машине и ворчливо сказал:
— Другого места для велосипеда не мог найти? Прислонил бы к столбу.
— Извините, ради бога. — Почтальон виновато улыбнулся и отодвинул мопед.
Он покопался в своей необъятной сумке, вытащил большой револьвер с глушителем и почти в упор выпустил три пули в затылок садившегося в свою машину следователя. Затем, так же не спеша, завел свой мопед и скрылся за поворотом.
Тело Камински обнаружил настоящий почтальон, проезжавший по улице двадцатью минутами позже. Через полчаса весь квартал был оцеплен. Полиция допрашивала соседей, молочника, почтальона. В лаборатории тщательно исследовали пули и установили, что они все из той же партии оружия, которая была похищена при перевозке с одной американской базы на другую.