Тупик
Шрифт:
Прохожие поднимали воротники плащей и курток, раскрывали зонты, хмуря брови, впивались взглядами в лужи, словно опытные лоцманы, намечая маршрут в этом разлившемся по улицам и площадям океане.
И все же весна есть весна. Пришло тепло, лужайки покрылись зеленью, зазеленели и деревья.
А главное, конечно, весна властно сказывалась на настроении.
У молодежи особенно. У студентов.
Хотелось взлететь на крыльях. И не сидеть в библиотеках. Хотелось любить и быть любимым. И не заниматься опытами в вонючей химической лаборатории. Хотелось быть сильным, знаменитым, властным — словом,
Кроме того, весна оказывает, как и каждая смена сезона, самое разное и часто неожиданное воздействие на человеческий организм, точнее, на психику.
Так, по крайней мере, утверждают врачи. Хотя и не единогласно. Одних весной тянет ко сну, другие, наоборот, готовы ночь напролет в состоянии великого возбуждения метаться по пустынным улицам и паркам, уподобляясь мартовским котам. Те вяло реагируют на любое лихо, эти сами готовы всех резать и жечь…
Словом, хлопот с этой весной не оберешься.
И все, кому положено, об этом знают. И если не дураки, соответственно готовятся.
Например, комиссар полиции VI округа, где расположен университет.
Уж кто-кто, а он-то знает, что такое весна, да еще для студентов. Ого-го, чего ему это стоит каждый год — двух-трех лет жизни! Вообще полицейским, имеющим дело со студентами, надо считать год службы за два и платить премию за вредность. А уж весной…
Удивительная эта молодежь. Ей все время что-то надо.
Вот в его, комиссара, юные годы студенты вели себя иначе. Ходили на лекции, в библиотеки, на стадионы. По воскресеньям — на вечеринки, на танцы.
Ну дрались, конечно. Из-за девчонок, под пьяную руку. Но чтоб выходить толпами на демонстрации или убивать, все время против чего-нибудь протестовать! Такого и в голову никому не приходило.
Комиссар с тоской смотрит в окно на чахлое, еще голое дерево во дворе комиссариата, на бетонную унылую, утыканную поверху бутылочным стеклом стену и вздыхает. Потом переводит взгляд на сводку: «17 марта убит бакалейщик на улице… похищен мальчик восьми лет, сын киноактера… убит в драке букмекер с улицы… Перестрелка на вокзале, жертв нет… Похищена девочка пяти лет, дочь генерального директора заводов… взорвана бомба у помещения либеральной партии… взорвана бомба возле стены прокуратуры… убиты известный рецидивист по кличке Малыш и его телохранитель…»
И все? Все. Маловато. Обычно бывает больше.
Комиссар переходит к конфиденциальной части.
«Бежал из тюрьмы террорист… В город прибыл из-за океана известный шулер по кличке… В университете готовится массовая демонстрация в связи с увольнением профессора Брокара…» Ага, вот это уже касается его.
Комиссар внимательно вчитывается в сводку.
Не глядя, нащупывает кнопку, нажимает, входит дежурный.
— Инспектор Лойд на месте?
— Так точно.
— Так позовите его, чего вы стоите!
К этой раздражающей всех привычке комиссара никто из его подчиненных никак не может привыкнуть. Вместо того чтобы просто гаркнуть в селектор: «Лойд, ко мне!» — комиссар обязательно зовет дежурного, и тот должен вызывать нужного сотрудника лично или по телефону. На это уходит лишнее время, иногда нужного человека нет на месте, и дежурный по нескольку раз заходит в кабинет, чтобы сообщить об этом… Словом, ерунда какая-то.
Входит инспектор Лойд (вообще-то он старший инспектор, но так его величают подчиненные, комиссару добавлять «старший» лень). Худой, подтянутый, с глубоко запавшими глазами, с огромными залысинами.
Он молча останавливается на пороге.
Комиссар протягивает ему сводку и укоризненно (словно виноват в этом Лойд) произносит:
— Опять ваши студенты собираются валять дурака. Займитесь. (Университет входит в орбиту деятельности старшего инспектора Лойда.)
Тот молча берет сводку, кивает и, повернувшись на каблуках, исчезает за дверью.
«Служака, — неодобрительно думает комиссар. — Служака и молчун».
Инспектор Лойд отправляется готовить «контр-операцию». Она хорошо разработана, не впервой студенты мутят воду, не впервой их приходится призывать к порядку. Так что в комиссариате есть вариант Y на этот случай, как есть варианты С, В, X и т. д. на всевозможные случаи беспорядков, похищений, ограблений, террористических актов…
Лойд запрашивает сведения на профессора Брокара. Благодарение богу, в Центральном управлении есть электронный мозг, в котором хранятся сведения не только на всех преступников, но и на смутьянов (а заодно и потенциальных смутьянов).
Лойд ненавидит этих людей. Он понимает воров и грабителей, не любит их, но понимает — они убивают, грабят, воруют, занимаются контрабандой, киднапингом, словом, плохими делами, но ради ясной и понятной ему цели. Каждый хочет заработать деньги, иметь виллу, машины, драгоценности. Даже насильников он понимает — кому неохота попользоваться красивой девчонкой. Свинство делать это насильно, но понять-то можно.
А эти болтуны, скандалисты, агитаторы — им что нужно, позвольте спросить? Они-то чего добиваются? Когда крадешь миллион и оказываешься за решеткой — все ясно: рисковал — не повезло. Так ведь было ради чего рисковать… А эти? Их тоже сажают, проламывают им головы дубинками, увечат пластиковыми пулями, и что же? Продолжают свое!
Лойд органически ненавидит все, чего не понимает.
Вот хоть этот профессор Брокар, — он смотрит выписку из досье, — не старый еще человек, был социалистом, теперь коммунист. Дважды арестовывался за участие в запрещенных митингах. Автор пропагандистской брошюрки «За мир». Женат, двое детей. Не курит. Наркотиков не употребляет. Вино — умеренно. В сексуальных извращениях не замечен. Круг знакомств — «левые» студенты и профессора. Уволен по указанию министерства образования, как не соответствующий должности профессора истории.
Кто протестует против его увольнения? Так. Коммунисты, социалисты, пацифисты, анархисты (а эти-то с чего?), иностранные студенты — африканцы, южноамериканцы, индийцы. На какое время назначена демонстрация? На двенадцать дня. Где? Университетская площадь. Все ясно. Оттуда пойдут к муниципальному управлению, будут драть глотки.
Лойд начинает отдавать распоряжения в соответствии с вариантом Y. Давно изученный и не раз примененный вариант.
И вот на следующий день в двенадцать часов на университетской площади начинают разворачиваться события.