Турецкий марш
Шрифт:
Откуда-то со стороны раздался топот копыт – небольшой отряд донских казаков, развернувшийся лавой, с шашками наголо ударил по туркам. Я успел выстрелить дважды, но тут рядом со мной рухнул конь одного из казаков. Бедное животное забилось в предсмертных судорогах, и я, получив удар копытом в бок, улетел в бурьян. Каким-то чудом собравшись с силами, я приподнялся и увидел, что сражение уже закончилось. Единственный чудом уцелевший башибузук удирал, припав к шее быстроного коня. Вскинув «Винторез», я выстрелил в беглеца, после чего в глазах у меня потемнело, и я потерял сознание…
Неизвестно, сколько времени прошло, когда я пришел в себя.
– Милый, лежи спокойно, похоже, что у тебя сотрясение мозга.
«Ну все, – подумалось мне, – видно, я уже на том свете. Вот только непонятно, что тут делает моя Мейбел?»
А моя любимая тем временем продолжала:
– Мы отбились от этих бандитов, спасибо тебе.
«Нет, не похоже, это на рай. Но и на ад тоже не похоже. Значит, я жив…»
Немного подумав, я задал единственный правильный в данном случае вопрос:
– Милая, а какого хрена ты здесь делаешь?
Конечно, слово «хрен» было несколько другим – английским словом, тоже состоящим из четырех букв, причем слово сие было из числа тех, которые порядочная девушка знать не должна. Но та лишь обняла и поцеловала меня, после чего заставила проглотить ложку какой-то горькой гадости. И я опять провалился в забытье.
Очухался я уже на койке в большой палатке, и первое, что увидел, – сидящего на корточках капитана Ильина, глядевшего на меня впервые за все время нашего с ним общения без ехидства, вполне дружелюбно.
– Ну, тезка, ты даешь… Тринадцать зарубок можешь добавить себе на приклад. Эх, расскажешь кому – ни за что не поверят. Ничего, что я с тобой на «ты»?
– Конечно! Только вот кто стрелял по этим бандитам из фургонов? Если бы не он, мне несдобровать.
– Не «он», а «она». Это невеста твоя устроила небольшое сафари. Двоих положила, еще одного подранила.
– Гони ее на хрен обратно в тыл, – выпалил я.
– Вот то же самое я хотел сделать и с тобой, – усмехнулся он. – Ладно, КМБ ты, как видим, провалил, но это ничего не значит. Разрешаю тебе, когда оклемаешься, свободную охоту. Только согласно правилам, если только у тебя это получится. Я вот тебе книжицу полезную принес про действия снайпера: почитай на досуге, когда голова болеть перестанет.
– А что с Мейбел?
– Тут надо с ее начальством переговорить. Впрочем, вон она идет. Оставлю-ка я вас, голубков, наедине. Бывай, тезка, – и Коля Ильин, поднявшись, похлопал меня по плечу и направился к выходу.
16 (4) ноября 1854 года.
Степи Западного Причерноморья.
Протоиерей Дамиан Амвросиевич Борщ, старший священник 45-го Азовского пехотного полка
Когда командир полка, полковник Николай Павлович Криденер, скомандовал привал, я, по своему обычаю, начал петь акафист Пресвятой Богородице. Но успел я дойти лишь до конца третьего икоса [9] :
9
Икос – хвалебная песнь, одна из составных частей акафиста.
И тут вдруг где-то недалеко, верстах в полутора, я услышал выстрел. Сунув молитвослов в сумку (в которой находились различные богослужебные принадлежности, бинты и водка), я побежал к своей смиренной кобылке, прозванной мною Клеопатрой. Стрельба тем временем продолжалась, и я наскоро приторочил сумку к седлу, а потом поскакал туда, откуда доносились выстрелы. Но когда я добрался до места, где произошла схватка, все уже кончилось: с десяток казаков рубил уцелевших башибузуков – тела их незадачливых товарищей валялись в ковыле, один раненый лежал ничком на земле и стонал, а еще один уцелевший улепетывал верхом от преследовавших его станичников. И лишь только я подумал, что ему удастся удрать, как услышал поблизости тихий хлопок, и последний турецкий всадник в черной феске, красном кафтане и зеленых шароварах, взмахнув руками, вывалился из седла и с треском упал в колючий кустарник.
– Молодцы, казачки, – сказал я, на что один из «гаврилычей» ответил:
– Да мы-то что, батюшка. Вот это он все сделал, – и показал мне на человека в пятнистой униформе, лежавшего без сознания, но все еще сжимавшего в руке ружье с прикладом странной формы.
– Когда мы прибыли, он уже перестрелял половину их или более того. А еще кто-то пулял вон от тех фургонов и тоже положил то ли двоих, то ли троих.
Пятнистая униформа мне была знакома: именно в ней служили люди с той самой знаменитой эскадры. На них я успел наглядеться в Севастополе, хотя лично встречаться мне ни с кем из них не приходилось, разве что с их доктором, Александром Николаевым, который лично спас троих раненых, которых я вытащил из огня в сражении при Альме. Одного еле-еле; я перевязал его рану обрывком своей рясы, а рана возьми да и загноись. Именно Александр подарил мне бинты, а также объяснил, почему раны необходимо промывать алкоголем. С тех пор у меня в сумке всегда имеется бутылка с крепкой водкой.
Едва я наклонился к «пятнистому», как к нам подбежали двое санитаров с носилками – молодой светловолосый человек лет двадцати и девица весьма приятной наружности, которая довольно бегло, но со смешным акцентом объявила, что штабс-капитан Домбровский нуждается в срочном лечении и потому его немедленно следует погрузить в фургон. Я помог положить его на носилки, и они понесли их обратно к поезду, а я перевязал выжившего турка, которого сразу же увели станичники.
Затем я осмотрел поле боя и увидел, что моя помощь более никому не требуется. Услышав от казаков, что троих из них забрали в лазарет, я пошел к ним. Один из санитаров, внимательно посмотрев на меня, спросил:
– Батюшка, скажите, а вы, случаем, не отец ли Дамиан?
– Аз есмь…
– Батюшка, благословите! Про вас рассказывают, как вы ходили в атаку с солдатами и под Силистрией, и под Альмой, перевязывали раненых обрывками рясы, а потом вытаскивали их с поля боя на своем горбу. И офицеров, и простых солдат, и казаков.
– Слушай больше, – усмехнулся я. – Ты из меня прямо какого-то Анику-воина хочешь сделать. – И, пока он собирался с мыслями, чтобы ответить мне, благословил его и вышел на улицу.