Туринская плащаница

Кассе Этьен

— То, что Иешуа воскрес после распятия, сначала увидели женщины, а более убедитель­ного подтверждения исторической достоверно­сти воскресения и быть не может, — говорил Натанаэлъ. — Если бы эти тексты Евангелий были только плодом воображения фантази­рующих мужчин, женщины Иудеи никогда не поверили бы им. Глаза Жана-Пьера округлились от удивле­ния.

— То есть ты хочешь сказать, что веруешь в воскресение Иисуса? — спросил он.

И к его еще большему удивлению Натана­элъ ответил:

—

Да, я считаю вполне вероятным, то, что Господь избавил Иешуа из Назарета, невин­но убиенного, от цепких лап смерти и живым забрал к себе на небо! Ты вспомни, что проис­ходило. Большая часть учеников Назареянина после его пленения и распятия бежала вначале из страха перед римлянами. Если и были на земле люди, смущенные в вере своей более, то это явно ученики Иешуа из Назарета. После его распятия они оказались перед горой разби­тых надежд! Поэтому должно было произойти что-то невероятное, чтобы они вернулись и бесстрашно оповестили весь мир: «Он воскрес!» Все ученики и апостолы Иешуа мученически пошли на смерть за свои убеждения. Натанаэлъ молча смотрел на своего друга, а спустя какое-то время заметил:

— Мы, иудеи, тоже веруем в воскресение мертвых в конце всех времен. Так почему бы Всемогущему не воскресить некоторых пра­ведников чуть раньше конца света? Ведь, в конце концов, Бог является «Мехайе Хаметим», «оживителем мертвых», как говорит иудейская теология.

— Но... но тогда ты — христианин! — вос­кликнул Жан-Пьер.

— Нет, я не христианин, — возразил Ната­наэлъ. — Я знаю историю моего народа и моей религии очень хорошо. Я знаю историю нашего вавилонского изгнания и нашего возвращения в Землю обетованную, историю нашего вос­стания против римлян при императоре Тите Веспасиане и разрушения нашего храма, исто­рию нашего рассеяния меж всех народов... Но существовал в истории моего народа человек, о котором я ничего не знал, о котором я долго не отваживался спрашивать. Жизнь этого челове­ка, его существование были для меня подобны открытой незаживающей ране, которую пред­почитаешь не трогать. Я не решался думать о нем, упоминать о нем. Тишина! Абсолютная тишина! Ничего! С моих губ не сорвется его имя, да и в моем сердце не может быть ему места. Я не проклинал его, я не благословлял его. Я боялся его! Но я любил его, не зная, ибо мне ведомо было только одно: кровь, проли­ тая из его тела, была кровью иудея, кровью от крови моей!

— Ты говоришь об Иисусе... — прошептал Жан-Пьер. — Но почему же ты боялся его?

— Почему боялся? Его именем подавляли бессчетное количество иудеев, изгоняли и уби­вали! Вот почему большая часть иудеев ничего не хочет слышать об Иешуа. А потом я попал в Аккон, в город, где живет куда больше хри­стиан, чем в остальных местах на Востоке. Это случилось на второй день моего появления здесь... Рабби прищурился. Он неподвижно смотрел вдаль:

— Я никогда этого не забуду! Я задумчиво шел по улице в центре Аккона. На углу стояло деревянное Распятие. И вот... Я взглянул на об­наженного человека на кресте. Я видел голову в терновом венце, устало опущенные плечи, вва­лившуюся грудь, худые ноги, закрытые глаза, не видящие более света дня. И я был поражен: это он? Через несколько мгновений ужаса и вос­хищения мое сердце

исполнилось сострадания к этому человеку... Натанаэлъ сморгнул слезы:

— С того часа я ищу его. Я ищу не Сына Божь­его Христианской церкви, не еретического учи­теля народа, каковым Иешуа по сей день вы­глядит в глазах многих иудеев и рабби. Я хочу знать, кем или чем был этот Назареянин: од­ним из лжемессий или пророком, мятежником, восставшим против римлян, или нежным мир­ным человеком? Что следовало мне делать? Где я мог узнать правду об Иешуа? Все мое время уходило на изучение Торы, Мишны и Талмуда. А еще трудов иудейских поэтов и философов, таких как Филд Александрийский и Маймонид. Однако во всех этих книгах, у всех этих ученых я поначалу ничего не находил о нем!

— Но разве же в Талмуде не написаны ужасные, противоестественные и страш­ные слова об Иисусе? — осторожно спросил Жан-Пъер. — Так считают в нашей Христи­анской церкви.

— Но это неправда, — ответил Нитанаэлъ. — Талмуд, который столь часто сжи­гают епископы и священники твоей Церкви, на самом деле ни слова не говорит об Иешуа из Назарета, которого вы называете Сыном Божьим. Да, есть труд под названием «Толедот Иешу». Но ведь в Иудее каждого четвертого мальчика называют Иешуа! — Молодой рабби замолчал. — И вот в один из дней я наконец нашел кое-что у Маймонида о Назареянине. Совсем небольшой отрывок! Маймонид очень осторожно высказывал о Назареянине нечто доброе. И это придало мне мужества взять­ся за христианскую Библию. С замирающим сердцем я принес ее домой. Целую неделю не решался открыть ее. Но на восьмой день... Я читал и читал! И понял: Иешуа как брат мне! — Натанаэлъ засмеялся. — Мы верим в одно и то же. Иешуа был даже больше иудеем, чем все остальные, чем наш великий учитель Гиллель, знаменитый ученый первого века до вашего летоисчисления.

— С чего это ты взял? — растерялся Жан-Пьер.

— Ну, начнем с того, что Иешуа был сыном иудейки. Он рос среди иудеев. Его родители на восьмой день сделали ему обрезание, через сорок дней доставили в храм Иерусалима. Да и впо­следствии во всех своих действиях он вел себя как иудей. Иешуа выполнял все иудейские запо­веди, он видел в Боге отца небесного. Он сочувст­вовал бедным, любил готовых покаяться.

— То есть Иешуа не принес ничего ново­го? — немного обиженно спросил Жан-Пьер.

Натанаэлъ кивнул головой:

— Любой иудей может поучиться у Иешуа быть иудеем. Он для меня посланный Богом пророк.

— Ты называешь Иисуса пророком, — прого­ворил Жан-Пьер, покраснев от волнения. — Ты даже веришь в его воскресение. Тогда что же тебе не нравится в нашей вере?

— Начнем с того, что я, признавая Иешуа пророком, не считаю его мессией. Мессия — Из­бавитель мира. Но мир так и не избавился от насилия, жестокости, голода, бедности, болез­ней и войн, а значит, Иешуа не мессия! Мир не спасся.

— Понимаю, — кивнул головой Жан-Пьер. — Ты думаешь, что Иисус сам себя объявил мес­сией?

— Да, Иешуа был убежден в своем месси­анстве.