Турнир
Шрифт:
Царила здесь Высокая Наука! Казалось, дед в объятья принял внука, И тех объятий дедовская мощь
Давила смертно - но и внук не тощ И не лишен сноровки чародея, Таинственными силами владея,
Каких еще не видела земля. Соперники по воле короля Вступили в ратоборство. Мудрым слава!
Колдуя слева, заклиная справа, Они вовсю творили чудеса. Смешались поединщиков власа,
Седые с черными, как перец с солью В едином блюде, где гуляш с фасолью, Мешаются. Но чуден был финал
Турнира. И заранее не знал Никто из зрителей…
Агафон Красавец, из поэмы "Турнир в Блезуа, или Провинциальные
IV
– Дядько Сил! Дядько! Гости к нам! На сей раз Сильвестр Фитюк отрываться от дела не стал. Ну, гости. Обождут. Колдун поставил последний стежок, завязал узелок, откусил остаток нитки крепкими, растущими вкривь и вкось зубами - и лишь после этого глянул в сторону калитки. За калиткой топтался, сотрясая землю, кудлатый детина. В нем Фитюк без труда признал королевского псаря, немого Гервасия. Всадник, гарцующий рядом на пегой кобыле, по сравнению с великаном-псарем смотрелся несерьезно. Колдун, признаться, в первый момент даже не обратил на него внимания. Несмотря на зной, всадник кутался в темно-лиловый плащ, а на голову нахлобучил шляпу с широкими полями, скрывавшую лицо. "Еще б кобылу, умник, перекрасил, перстень с гербом Блезуа снял и псаря в замке оставил, - ухмыльнулся про себя колдун.
– Тогда, глядишь, и не узнали бы".
– Филька, обормот, отвори калитку! Прошу, Ваше Величество. Филька при виде августейшей особы разинул рот и застыл на месте - словно под зрак василиска угодил. Едва из-под копыт успел выскочить, когда король во двор въехал. За кобылой, высунув язык, трусила вперевалочку здоровенная мохнатая псина - сука Муми Тролль, любимица псаря. Эскорт, значит.
– Здравы будьте, Ваше Be…
– Тс-с!
– прошипел Серджио Романтик, спешиваясь.
– Я у вас инкогнито.
– Ну, это как вам угодно будет, - легко согласился колдун.
– Морсу не желаете? Холодненького, из погреба?
– Желаю! Чувствовалось, монарха по дороге вконец допекла сегодняшняя жара.
– Филька! Лезь в погреб, тащи жбан морса. Да кружки прихвати, ёлки-метёлки! Не из горла же нам с инкогнитой хлебать! Садитесь, ваше-разваше… Серджио Романтик царственно опустился на скамейку, освобожденную Сильвестром. С интересом осмотрел скудное Фитюково хозяйство: двор, амбар, дровяной навес, просевшее от времени крыльцо дома… Наконец взгляд Его Величества остановился на колдуне, который стоял перед гостем, явно чего-то ожидая.
– И вы садитесь, милейший. Я сегодня без лишних церемоний.
Второй скамейки во дворе не было, так что Фитюк подтащил ближе изрубленный чурбан для колки дров и уселся напротив короля. Кобылу псарь Гервасий привязал к молодой яблоне, сам расположился в тенечке и, кажется, задремал. Псина улеглась бок-о-бок с великаном. Повисла неловкая пауза.
– Жара этим летом… - протянул король.
– Ваша правда, - согласился Фитюк.
– По такой жаре виноград хорошо вызревает. Вино с него… Колдун вкусно причмокнул.
– Вино - это да!
– оживился монарх.
– Лишь бы злаки не пожгло… О, ваш ученик скор на ногу! От волнения - не блудливой Яньке, чай, королю питье подносим!
– Филька едва не расплескал морс на монарший плащ.
– Благодарю, юноша! Какое облегчение…
–
– До вечера свободен. Когда мальчишка исчез, Его Величество на всякий случай огляделся по сторонам. Нет, больше никого нет.
– А скажи-ка мне, любезный Фитюк… Любезный Фитюк отметил, что Серджио Романтик перешел с ним на "ты", лишь когда ученик сгинул, и оценил королевскую деликатность.
– Что вчера на турнире стряслось? Тильберт сразу уехал, даже ночевать не остался. От объяснений отказался, был неприветлив. Я полночи заснуть не мог, ворочался, размышлял… И королева с утра сама не своя: узнай, мол, да узнай, а то умом тронусь! Принцесса, ясное дело, с матерью заодно. Про Агафона я и не говорю: тот уже пять разных финалов к новой поэме настрочил… Теперь мается, не знает, какой оставить. Давай объясняй! Фитюк не спешил отвечать. Он скреб щеку ногтем, желтым и плоским - как день назад, на болоте, размышляя: идти к королю на званый пир или нет? Вчера ноготь выскреб простую, как дубина, правду: надо идти. Вот такая простая правда, хомолюпус её заешь. Сегодня ноготь не выскреб ничего.
– Не знаю, - честно ответил колдун, хмурясь.
– Наверное, в Тиле дело. Пожалел старика. Совесть проснулась. Вот и решил: умение показал, покрасовался, а теперь сердце покажу. Пусть старого дурня в победители нарядят. Нехай порадуется напоследок…
– Совесть?
– с сомнением протянул Его Величество.
– А чего такого? Она у всякого может случиться, совесть. Да и потом… Что я ему мог сделать? Ерунду и воздуха сотрясение. Тильберт, он ведь все мои семь заклятий в деле видал. И не раз. А из них таких чар, чтобы быстро, на людях… чтоб благородным зрителям в ладоши хлопнуть… Колдун подумал.
– Ну, первое, - он загнул для памяти корявый палец, - оно коровам телиться помогает. Это когда телок задом идет, и пузырь, ёлки-метёлки, не рвется, а душит. Я теленочку на задние ножки дивную чудо-петельку кладу: сама тянет, сама тужится. В придачу, когда телок не дышит, петелька слизь у него из носа и глотки смокчет… Ежели со стороны смотреть, очень интересно выходит. И для здоровья, как вы велели, и без членов вредительства. Он еще немного подумал.
– Ну, почти без вредительства, - поправился Фитюк.
– Тут как судьба плюнет. Главное, грудину правильно мять. Телок раздышится, оживет - и корове, и хозяйке радость. Я телят за свою жизнь спас - армию! Хотя бывало по-разному: мнешь его после дивной петельки - а он дохленький…
Серджио Романтик украдкой вытер пот со лба. Должно быть, упрел на солнышке.
– Другое заклятие у меня тоже ничего, ядреное… Я им злыдней гоняю. Которые в твоем доме живут, твоим трудом кормятся, на твоем горбу пляшут, а тебе за все добро одну пакость желают. Народ всегда глядеть сбегается: вой, треск, корчи… Бывает, злыдня так припечет, что детвора им после три дня в "стрелки-горелки" играет. Ага, вспомнил! Еще одно годится, пятое: я им гулящим оторвам перед свадьбой девичество возвращаю. После Тиля, ёлки-метёлки, частенько доводилось трудиться… Шустрый был, паразит, на девкин счет. Я ему, кобелю, сто раз грозился: зашью, мол, суровыми нитками, не первое, так второе!.. А надо было, для острастки. Вы как думаете, Ваше Величество?