Турухтанные острова
Шрифт:
— Будем предъявлять изделие комиссии поприборно. Все переделки — восстановить. Все могут быть свободны.
С обеда начала работать приемная комиссия.
А на другое утро появился приказ по институту:
«За самовольные действия, могшие привести к срыву плановой товарной позиции института и главка… объявить начальнику лаборатории приемных устройств Журавлеву А. А. строгий выговор и предупредить всех начальников подразделений, чтобы
Вера Васильевна лично вручила приказ Журавлеву, попросила расписаться, хоть это и не требовалось.
А часа через два к Владиславу прибежала взволнованная Лиза.
— Он увольняется!
Журавлев подал заявление с просьбой уволить его по собственному желанию, и директор заявление подписал.
— Да не может быть!
Эта новость мгновенно разошлась по институту. В стендовой сейчас говорили только об этом. Большинство было на стороне Журавлева. И все дружно ругали Жаркова, говорили, что его вина, он наябедничал директору. Иначе так директор не поступил бы.
Но нашлись и такие — правда, их оказалось немного, — кого не очень-то взволновал уход Журавлева.
— Подумаешь, ему что-то сказали! Из-за этого — убегать! — говорила Рая. — Да если бы я каждый раз убегала, когда мне муж что-то говорит, я бы, наверное, уже дважды по экватору земной шар обежала!
Вера Васильевна с гордым видом победителя ходила по институту, стараясь попадаться всем на глаза.
— Я это предвидела. Наконец-то институт очистится от всякого мусора.
В этот день Лиза после работы не осталась на стендовых, сразу по окончании смены пошла домой.
— Ай, ну их!
И дома ходила молчаливая. Владислав старался не обращаться к ней, чтоб не раздражать.
По телевизору транслировали футбольный матч любимых команд Владислава: «Зенит» — минское «Динамо», но он телевизор даже не включил.
В восьмом часу позвонила Франциска Федоровна.
— Владислав, ты дома? Ты мне очень нужен!
— Что, испортился телевизор? Опять Калягин?
— Нет, сегодня другая программа. Если ты не можешь, я сама приду к тебе.
— С телевизором?
Но Франциска Федоровна сейчас не воспринимала никаких шуток.
— Мне хотелось бы, чтобы пришли ты и Лиза. Я вас буду ждать.
Франциска Федоровна начала говорить, когда они еще стояли на лестничной площадке.
— Этого нельзя допустить! Надо немедленно что-то делать! Вы слышали, он подал заявление с просьбой его уволить? Нельзя, чтобы он ушел! Ни в коем случае! Это мозг института. Он недавно «завернул» меня с расчетами, сказал, что в формулах, выведенных профессором Суровым, допущена ошибка. И оказался прав! Надо что-то предпринимать!
После долгих разговоров они наконец решили, что завтра же пойдут к директору и попытаются убедить его переговорить с Журавлевым, чтобы тот остался.
Их собралось человек шесть-семь.
Еще накануне Франциска Федоровна позвонила директору домой и договорилась, что он примет их полдевятого.
Он сидел за своим столом, волосы сухие. И у вестибюля не стоял директорский ЗИЛ, — значит, он приехал на трамвае.
Все переговоры вели Франциска Федоровна и Лиза.
Франциска Федоровна, кажется, не успокоилась еще со вчерашнего вечера. От возбуждения она не могла сидеть; стоя перед столом директора, размахивала руками. Она говорила то же, что и накануне Владиславу с Лизой. Нельзя допустить, чтобы Журавлев ушел, это было бы слишком большой потерей для института.
Очевидно, директор и сам понимал, что поспешил, погорячился, испытывал угрызения совести. По инерции неуверенно отвечал:
— Теперь уже поздно.
— Заявление у Журавлева еще на руках. Обходной лист не подписан. Доброе дело никогда не поздно сделать!
— Ладно, — наконец сказал директор решительно. — Пусть он ко мне зайдет, поговорим и будем считать, что конфликт исчерпан.
Лиза, Франциска Федоровна и все остальные поблагодарили директора, веселой, оживленной группой вышли из кабинета. Дело было улажено.
— Только ни в коем случае нельзя допускать, чтобы они разговаривали наедине. Надо обязательно пойти вместе с Журавлевым, — в коридоре возбужденно говорила Лиза.
Теперь оставалось главное: уговорить Журавлева.
Журавлев сидел на диване у себя в кабинете. Руки сцеплены в пальцах на коленях. И кажется, в первый раз ничего не делал. Удивился, когда в кабинет явилась такая большая группа людей.
— Мы сейчас были у директора и хотим просить вас, чтоб вы не увольнялись, — начала Франциска Федоровна.
— Это невозможно, — сказал Журавлев, поднимаясь. — Да что вы, товарищи! Он же мальчишка, ничего не понимает!
— Он осознал свою ошибку, просил, чтобы вы заявление выкинули и просто зашли к нему поговорить.
— Невозможно!.. Сегодня он не понял это, завтра не поймет еще что-нибудь. Что вы?!
— Мы просим вас сделать это не для себя, для нас. Вы нужны нам всем.
Франциска Федоровна обернулась к присутствующим, и все разом заговорили, горячо убеждая Журавлева.
— Да махните вы на все рукой! Человек может по молодости и неопытности сделать ошибку. Но ведь вы-то нужны нам, нам! Мы все, все просим.
— Ну хорошо, — сказал Журавлев. — Раз вы меня просите, я пойду к нему. Товарищи, спасибо вам, — растроганно произнес он плаксивым голосом. — Я знаю, что я человек тяжелый, некоммуникабельный. Но я никогда и не подозревал, что у меня столько друзей! Спасибо!..
— Только вы там, если он будет что-то говорить, не обращайте внимания. Потешьте его самолюбие, — внушали Журавлеву обрадованные Лиза и Франциска Федоровна. — Вы уж держитесь.