Тушканчик в бигудях
Шрифт:
– Могло быть и иначе, – обозлился я, – вдруг я вообще бы никуда не двинулся?
Макс усмехнулся:
– Помнишь, вы сидели с ним в ресторане, давно, еще зимой, а в зале какая-то сволочь стала орать на свою спутницу, юную девушку, унижать ее…
– Да, – кивнул я, – очень неприятная сцена.
– Вот в тот момент Гриша и понял, что следует использовать тебя по полной программе. Жалостлив Иван Павлович без меры, даже совсем постороннюю девочку от хама защитить хочет, вон как переживает, дурак, следовательно, сразу кинется помогать Лере, и Нора тоже влезет в историю. Элеонора умна, ею не поуправляешь, только ей предстоит операция, значит, она будет выключена из событий. Еще Григорий
– Про падающий на голову камень велел сказать Лере тоже он? – угрюмо спросила Нора.
– Нет, – ответил Макс, – это она сама ляпнула, люди иногда так шутят, про кирпич, а вышло вон что!
– Григорий очень старался убрать всех свидетелей, кстати, он сжег паспорт на имя Бурцева, но есть люди, которые сказали, что врач назывался Павлом Николаевичем, – объяснил я, – девочки из «Дотти», Юра, влюбленный в Вету парень, выследивший квартиру, которую снимал Масик, хозяйка апартаментов, милейшая Эстер Львовна, – они подтвердили: этот человек Бурцев Павел Николаевич.
– Но с какой стати мерзавец пошел с Галиной в «Дотти»? – удивилась Нора. – Он что, не боялся встречи с Ветой? Не мог отправиться в другое кафе?
Я вздохнул:
– Есть одно обстоятельство. Галина считала «Дотти» лучшим местом в Москве и настаивала на встречах именно там. Пару раз Григорию удается уговорить ее посетить другие забегаловки, но потом Масляникова упирается и заявляет: «Хочу в „Дотти“». В планы Масика не входит ссориться с «актрисой». Он соглашается, но решает проявить бдительность и звонит в кафе. Официантки работают посменно, два дня через два, и Масик просто хочет узнать, на работе ли сегодня Вета. Но администратор сухо сообщает:
– Вета уволилась.
Григорий приходит в восторг, значит, теперь можно спокойно пойти в «Дотти». Кстати, я хочу сказать еще об одной особенности Масика. Не надо забывать, что он великолепный психолог, умеющий вить из женщин веревки. Одних он запугивает, других уговаривает. Вете Григорий запретил рассказывать на работе про их роман, дескать, ее уволят, и та послушалась любовника. Галине тоже он велел молчать, и актриса боится словом обмолвиться о своей любви. Даже Инессе, отдавая Степу, она врет, что к ней должна прийти женщина. Одного не пойму, ну как в Григории уживались великолепный доктор, излечивший массу пациентов, талантливый ученый и… убийца!
– Придется теперь Григорию ответить за все! – воскликнула Нора. – Мерзавец! Но кто бы мог подумать!
Я молча смотрел в стену. Да, вот так узнаешь о человеке,
Эпилог
Григорий был осужден. Приговор оказался суровым: пожизненное заключение. Я малодушно не пошел на заседание, просто не смог бы посмотреть ему в глаза, отчего-то мне было стыдно, хотя я ничего плохого не сделал. А еще вдруг я сообразил, что в самом начале расследования совершил ужасную ошибку. Помните, как все началось? Я поехал в мебельный магазин, к Приходько, показал ему газету и начал расспрашивать, кем продавцу приходится мужчина с букетом… А торговец, беседуя со мной, сообщил о том, что какой-то человек уже спрашивал его про фото. Теперь я понимаю: это был Гриша, искавший Виктора, мой бывший приятель проделал тот же путь, что и я. Он мгновенно выяснил, кого Виктор встречал в роддоме, где он работает. Мы мыслили одинаково. Но я в тот день пропустил слова Приходько мимо ушей, забыл про них и пошел за истиной дальней дорогой. Может, зацепись я за ту фразу продавца, события развернулись бы по-иному? Хотя кто знает!
Нора подняла в ружье лучших врачей не только в России, но и за рубежом, в результате Виктор поправился, он ходит, осталась лишь легкая хромота. Соня живет вместе с отцом.
Когда Виктор выписался из больницы, он приехал к нам, чтобы поблагодарить.
– Вы меня простите, – начал каяться я, но Виктор не дал мне договорить, быстро обнял и сказал:
– Да я знаю, ты не виноват, все тот гад подстроил.
– Скажите, – с любопытством спросила Нора, – а вы видели, как Григорий убил Бурцева?
– Нет, – покачал головой Виктор, – я пьяным был, спал. Вот пиджак его кожаный забрал, поступил как последняя сволочь, как вспомню, так вздрогну!
– Интересно, – протянула Нора, – почему же Григорий решил, что вы свидетель?
Харченко пожал плечами:
– Со страху. А потом, может, я чего и сказал не так, а он подумал, что я все видел. Я сам полжизни протрясся, думал, что Валерию убил, скрывался. Порой кто-нибудь произнесет фразу типа «у каждого в шкафу свой скелет», а я вздрагиваю, ну, думаю, знает! Наверное, и с Гришкой так же получилось. Эх, дурак я, жизнь себе испортил. Когда Иван Павлович меня спросил: «Знаете ли вы Валерию Ермилову», у меня весь разум ушел! Я ведь этих слов столько лет ждал! Эх, поломал себе жизнь.
– Еще не вечер, – оборвала его Нора, – никогда не поздно начать все сначала, главное, отбросить в сторону прошлое, отрубить его и сказать себе: «Все будет хорошо, я еще многое могу». Возраст не помеха для такого решения, никогда не сдавайся! Бери судьбу в свои руки и рули вперед.
Николай и Вера исчезли, словно их никогда и не было. Нора, узнав о моих приключениях на кладбище, долго смеялась, увидав же зеленую Николетту, хозяйка попыталась сохранить серьезность и сдавленным голосом сказала:
– Ты, главное, не рыдай, беде легко помочь, отправлю тебя в одну клинику, думаю, они справятся.
И правда, кожа маменьки обрела нормальный оттенок примерно через месяц, а нахождение в больнице пошло Николетте на пользу. Вышла она оттуда посвежевшая и теперь всем рассказывает о некоем закрытом и страшно дорогом месте, где побывала не так давно. Николетта останется Николеттой, она ни за что не признается, что лежала в российской больнице. Все окружающие должны быть уверены – маменька ездила в Италию, на СПА-курорт.