Тусовки 6"Б"
Шрифт:
– Не совсем.
– Спроси что хочешь, я честно отвечу. Хочешь апельсин? – Он протянул ей апельсин, она опустила яркий апельсин в карман.
– Скажи, в кого ты влюблен?
– Это трудный вопрос, Агата. – Он мялся и молчал.
Она улыбнулась.
– Вот видишь, Юлий Цезаревич! Самый простой вопрос ты считаешь очень трудным. Говори прямо – в Юну влюблен? Я же тебя насквозь вижу.
– Ты так считаешь? В Юну. А почему твой придурок Леха лупит меня на всех дорожках? Скажи, Агата. Этот вопрос совсем легкий.
– Леха
– Без причины? Псих, что ли?
– Ну почему без причины? Леха не псих. Причина всегда есть. Влюбился – дерется и толкается. А если ревнует – опять дерется, обзывается. Толкается. В фильмах от ревности страдают и мучаются, а Леха не мучается, он просто влюбляется в другую девчонку. Представляешь, Юлий Цезаревич?
– Очень даже представляю. Подводим итог, а по-современному – резюме. Меня бьет, тебе изменяет. Ревность.
– Я же не виновата, что многим нравлюсь, – завела обычную свою волынку Агата. – Успехом пользуюсь у многих. Но ты же, Профессор, на меня не запал, правда?
Они сели на пустую скамейку.
Он молча отломил прутик и вывел на снегу рисунок. Похоже на репу, а может быть, это была свекла? Или редиска? Но скорее всего, это было сердце. Агата догадалась, что это оно, сердце. Редиска и репа не бывают пронзенными стрелой. А сердце бывает, и даже часто.
В конце аллеи Сложных отношений появился Барбосов, а с ним Надя-Сфинкс. Оля тоже подходила к скамейке, где сидели Агата и Юлий Цезаревич. Он быстро затоптал сапогом сердце, пронзенное стрелой, но Агата все же успела сказать:
– Влюблен, ежику понятно. Только не пойму в кого. В Юну? Или в другую девочку?
– Сам не пойму, – пробурчал Профессор. – Все девчонки красивые.
– Про что вы говорите? – у Нади-Сфинкса от любопытства вытянулась шея.
– Почему сидите вдвоем? – с подозрением спросила Оля.
Пришла Анюта балетная, такая тоненькая и легкая. И сразу сказала:
– Ты прав, Профессор – все девочки красивые. Но не все изящные, грациозные. Балет очень много дает фигуре.
– Говори понятно, – забурчал Барбосов, – грациозные еще какие-то. Я таких слов вообще не знаю, за всю жизнь не говорил и не слышал. Обошелся без них.
– Слушай, – обратилась Оля к Профессору, – ты можешь предсказать будущее вон той девочке? – Она кивнула на Юну, которая, как обычно, стояла в сторонке и все слышала, но не вмешивалась. – Юне предскажешь?
– Или слабо? – зашумели все.
– Выбираешь, кому предсказать, а кому нет!
– Нечестно! По именам предсказывай всем подряд!
– У каждого человека есть имя!
– И у животного есть имя! – под скамейкой уже лежал пес Степа.
Почему мялся и не раскрывал свою толстую таинственную книгу Профессор? Какая тайна была в его голове с хвостиком? Наконец он сказал:
– А может, Юна сама не хочет никаких предсказаний? Она не просит, а вы ко мне пристаете. – Он
– Почему же не хочу? Все хотят предсказаний, а я, значит, не хочу? Нет уж. Давай, Юлий Цезаревич, раскрывай свою книгу и говори мне всю правду, – произнесла Юна и насмешливо уставилась на Профессора.
А он по-прежнему молчал и не раскрывал книгу.
Ждать было скучно, и Надя-Сфинкс стала разглядывать на снегу остатки рисунка. Видно, Юлий Цезаревич не до конца затоптал сердце, пронзенное стрелой.
– Свекла! – предположил Барбосов.
– Редька, – решила Анюта балетная.
– Репа! – завопил Леха, он примчался, запыхавшись, и захотел быть самым догадливым, ведь обе девочки были здесь – красавица Агата и красавица Юна.
– Эх вы! – смеялась Агата. – «Репа», «Свекла»! Ничего не понимаете в человеческих великих чувствах. Это сердце! Сердце, пронзенное стрелой, вот что это такое!
– Любовь!
– Морковь!
– Не морковь, а сердце!
– Пронзенное стрелой, блин, – добавил Барбосов.
– Агата! Это ты нарисовала? – насели на нее девчонки. – Это твое сердце пронзили?
– За ней хвостом мальчишки бегают, а она страдает от безответной любви!
– Отвяньте от Агаты, – Профессор вынужден был признаться. – Это мое сердце, я нарисовал. И не ваше дело, надоели.
– Грубишь? – Барбосов встал напротив Юлия Цезаревича. – Грубить некультурно.
– А сам? – Профессор не боится Барбосова. – Ты самый грубый на всем бульваре. Ты и боксер Кинг. Он тоже рычит и угрожает всем!
– Это не грубость, – вступилась Надя-Сфинкс. Она всегда и во всем на стороне Барбосова, – это мужественность.
– Значит, Профессор запал на кого-то! – продолжали ехидничать девчонки.
– Гадал-угадывал! Рассказывал-предсказывал! И сам втрескался! Класс!
– Теперь признавайся, в кого влюбился? В Агату? Как все? – не отставала Оля.
Закончив лекции, пришла Князева и сразу включилась в разговор:
– А мне лично не нравятся мальчишки, которые за всеми бегают. Любовь должна быть к единственной девочке. А у нее – к единственному мальчику.
– Нудная ты, Князева, – отмахнулась Агата, – скучный человек. Скорее бы возвращался твой Салат, при нем ты не такая зануда.
– Профессор сказал, скоро вернется мой Салат, – гордо сказала Лидка. – Я в предсказания верю.
– Эй, Профессор, предскажи, как будет вести себя Юна? Ответит она тебе взаимностью?
– Этого я сказать не могу, – бормотал Профессор не очень внятно. Так иногда говорят те, кто не хочет, чтобы их поняли. А вовсе не отвечать на вопрос, они считают невежливым. Так их в раннем детстве научила мама: если спрашивают – нужно отвечать. Вот почему Юлий Цезаревич часто мычит и мямлит. Но сейчас он увидел, что одним меканьем сегодня не отделаться. Он внятно произнес: – Не могу открыть секрет. Нельзя.