Тут мой дом

Сафарли Эльчин

Ехали в пустом вагоне. Неудивительно, три часа дня: все, кому нужно в город, уже уехали. Сели в середине вагона, у окон. Гоша затих в ногах, вздрагивая, когда двери в тамбур с грохотом бились друг о друга.

В умных собачьих глазах читалась обреченность от участия в авантюре. «Вы меня обдурили, ребята, это нехорошо. Но что теперь поделаешь, я с вами до конца». Я погладил Гошу, он облизал мою руку и стал передними лапами на сиденье. Поезд тряхнуло, пес шлепнулся на бок.

Я много раз ездил в электричке и мог подолгу смотреть на картинки за окном,

но в этот раз все выглядело иначе: выпуклее, красивее. Осознание самостоятельно принятого решения помогало острее ощутить, что моя жизнь принадлежит именно мне, никому больше. Невидимую пуповину, связывающую меня с семьей, перерезала жажда свободы.

«Красиво, да?» – спросил я Али, который так же, как и я, не отрывал взгляда от сменяющихся пейзажей, абсолютно апшеронских. «Да-а-а», – протянул он. Желтая полупустыня с инжирниками и виноградниками, домики с низкими булыжными заборами, перевернутые рыбачьи лодки вдоль берега, серо-голубая акварель Каспия, парящие в аквамариновом небе чайки.

К пяти-шести часам на пляж начнут стекаться утомленные жарой дачники. Если по утрам они зарывались в горячий песок, то вечерами прогуливались по берегу, подставив тела ласковому предзакатному солнцу.

Я посмотрел на подаренные отцом часы и подумал, что бабушка наверняка обнаружила наше отсутствие. Быть может, ходит по округе, зовет нас, надеется, что мы неподалеку. Быть может, она у соседа Фархада Гамбаровича, у которого есть городской телефон, звонит в город родителям и в милицию. Быть может, плачет от безысходности и читает молитву.

Мне захотелось выбежать на ближайшей станции, поехать обратно. Еще можно, мы недалеко! Хочу сказать о своем порыве брату, но поздно – электричка, переехав каменный мост, устремляется в город.

Мы вышли на привокзальную площадь, нас засосала бурлящая толпа. Брат крепче схватил Гошин поводок, и они двинулись вперед. Я поспешил следом, но дорогу мне перегородил мужчина с телегой, доверху набитой клетками с белыми гусями; просовывая головы между железными прутьями, они шипели, как змеи. Мужчина, потея, пыхтя и недовольно бурча, с усилием толкал телегу. Я попытался его обойти, не теряя из виду макушки брата, но меня подхватил и унес людской поток.

В тот день я познакомился со страхом потерять любимого человека – в чужом пространстве, без возможности позвать на помощь бабушку (она волшебница, у нее все получается исправить). Мой страх был похож на тяжелые ржавые цепи заброшенных кораблей, которые я видел на безлюдных участках апшеронских берегов (там обычно строили заводы) – меня обвязали ими, не пошевелиться, дышать тяжело. Остается только кричать, но никто не слышит.

Надо выбраться и вернуться всем вместе в наш дачный мир, где море, дом, Косатка, Кормилец, дедушка с бабушкой. В этом страхе спасал взгляд в небо. Неважно, каким оно было, ясным или пасмурным, я всегда видел в нем бесконечное, непрерывное. Слышу бабушкин голос: «Это вечность, Амир. У нее нет начала и конца, и она о добре, покое. Когда страшно, смотри на небо. Даже если оно темное, там можно увидеть звезды, полумесяц или то, как рождается свет».

…Чувствую, как к моим ногам прислонилось что-то теплое, мягкое. Это же Гоша! Гоша-а-а! Он облизывает мои колени, прыгает на меня, оставляя на светло-желтых шортах серые следы (ну, бабушка устроит!). Ржавые канаты разлетаются, я свободен.

Следом за Гошей подбегает брат, кричит сквозь гул толпы: «Куда ты исчез? Мы хотели купить сладкой ваты и потеряли тебя». Али говорит что-то еще, но я не слышу, бросаюсь к нему: «Давай вернемся на дачу. Купим вату и уедем. К черту это кино, зато на море успеем!»

…Мы встретили бабушку у дачной калитки, она беспокойно разговаривала с тетей Ирой. Увидев нас, всплеснула руками. «Ах, вот где эти сорванцы! Улизнули, пока я задремала! Где вас носит в такую жару? Я весь пляж обошла, потом к Ире сбегала, думала, вы у нее». Нас спас Гоша и его новый поводок: мол, выгуливали пса у санатория. «Ему было скучно, скулил, мы и вышли прогуляться. Заодно к поводку приучили».

Бабушка сердилась недолго, завела нас в дом, отправила умываться, начала накрывать на стол. Мы так проголодались, что слопали даже ненавистный овощной суп с противными луковыми кусочками. «Мальчики, в следующий раз без предупреждения ни шагу. Иначе у вашей старушки вырастут крылья, и она улетит от вас далеко-далеко. Ха-ха, прямо как в той сказке».

Мы покорно кивнули и попросили добавки.

11. Кто придумал эту чушь с половинками?

В южный город ворвался северный ветер. Все только о нем и говорили: соседи на лестничных клетках, продавцы в булочной, грузчики гастронома, учителя в школе. Даже приунывшие от холода памятники обсуждали ураган, заявившийся в первую неделю сентября.

У папы был выходной, и он решил отвезти нас в школу на такси. Мама к завтраку не вышла – наверное, проспала. Папа заварил чай, сделал бутерброды с маслом и сыром, отварил яйца. Из оконных щелей на кухне свистело, небо окрасилось в плотно-серый цвет, солнца не видно. Белье на балконе взлетало и не опускалось. Пока мы пили чай, папа быстро его собрал.

«Два квартала на такси?! Давай пешком, пап! Пожалуйста! Послушаем ветер». Он не ответил, лишь придвинул ко мне тарелку с нарезанным яйцом. На полусыром желтке плавился кусочек масла с щепоткой соли.

Я любил ветер. Больше, чем жару или дождь. Не потому, что наш город называли городом ветров, дело в другом: ветер приносил мне истории. О людях и их судьбах, которые они то ли сами выбирали, то ли за них это решали до их рождения.

Благодаря ветру я слышал, как на втором этаже консерватории (две станции метро от нашего дома) студент играет на виолончели, снова и снова повторяя фрагмент пьесы; как звенит звонок на перемену в Шестой школе и ученики высыпают в коридоры из душных кабинетов; как свежей печатью пахнут утренние газеты в киоске у Шахматной школы; как тетя Умниса из третьего подъезда отбивает мясо для лангета.

В тот день я все же успел побыть на ветру, пусть и недолго; пока мы стояли в арке, отец на улице искал такси. Странно, но в ветре я ничего не услышал – такое было впервые.

Папа пообещал забрать нас из школы. Уж на обратном пути я уговорю его прогуляться по ветру! Если повезет, то и какао попьем на площади Фонтанов, в кафе, где живет пара зеленых попугаев – Эрнест и Адриана. Они не разговаривают, но, когда к ним обращаешься по именам, начинают раскачиваться на качелях. А еще здесь самые вкусные в мире эклеры!