Тверской Баскак. Том Третий
Шрифт:
Он криво усмехнулся.
— Что, хватит тебе имен или еще добавить?!
Скажу честно, хватило! Особенно потряс меня Путята.
«Я же ведь его из застенков ливонских вытащил, жизнь, можно сказать, спас, а он против меня… — В душе всколыхнулась такая злость, что я набросился на самого себя. — А ты чего ждал?! Захотел в демократию поиграться, вот и получай! Хлебай ее полной ложкой!»
Пытаюсь справиться с накатившей волной ярости, а всплывшее из глубин души раздражение советует самое простое и радикальное решение.
«Чего с ними возиться! К чертям собачьим эту думу и вече вместе с ней! У
Принимаю такую возможность, но мысленно спрашиваю сам себя.
«А дальше что?! Царство! Стоило ли ради этого все затевать?! Оно так и так бы пришло, а ведь ты хотел построить все по-другому. А теперь что! При первых же трудностях пытаешься свернуть на проторенную дорожку».
Неожиданно понимаю, что все эти недовольные мною люди и есть то гражданское общество, которое было уничтожено за годы владычества монголов. Это прозрение меняет ход моих мыслей.
«Ты же хотел сохранить этот древний баланс между хаосом народно-вечевой власти и жесткой дланью княжеского порядка! Вот тебе и случай! Борись, строй то общество, которое хотел! Уговаривай, тащи, если придется силой, но не ломай! Гони прочь обиду и действуй так, словно это твои ученики. Бестолковые, взрывные, вечно недовольные, но которых ты обязан довести до выпускного, чего бы они не выкидывали и чего бы тебе это не стоило!»
Это понимание мгновенно успокоило меня и, вернув уверенность, настроило на рабочий лад.
«Ладно, имена плохих мальчиков нам известны, — мысленно иронизирую над ситуацией, — но неужели в классе не осталось ни одного отличника?!»
Прерываю затянувшееся молчание и растягиваю губы в улыбке.
— Так что, неужто все в городе недовольны своим консулом?!
Фрол вдруг тоже улыбнулся.
— Почему же все?! Вот я, например, доволен! Из бояр вон Острата за тебя горой! А Алтын Зуб из-за тебя с лучшим другом Путятой рассорился ни на жизнь, а насмерть. Волками друг на друга смотрят! Так что есть у тебя, консул, поддержка в народе, только ты смотри, не растеряй ее за последние недели.
Я молчу, потому что мне надо все обдумать, и видимо, поняв это, боярин вдруг поднялся и неторопливо оправил смявшийся кафтан.
— Ну что ж, сбитень у тебя славный, надо свою дворню к твоим поучиться отправить. — Его улыбающееся лицо расплылось еще шире. — Не прогонишь?!
Я поднимаюсь следом и отвечаю в том же добродушном ключе.
— Ну что ты, Фрол Игнатич! Ты здесь завсегда желанный гость, и любая просьба твоя для меня закон.
Боярин кивнул и, снимая улыбку со своего лица, степенно двинулся к двери. Не сказав прямо, мы оба поняли друг друга. Он оказал мне услугу и дал понять, что князь поддержит меня на ближайших выборах, а я в свою очередь пообещал, что доброго отношения никогда не забываю и в будущем отплачу сторицей.
Часть 1
Глава 8
Январь — февраль 1246 года
Перекресток Южной улицы и Луговой считается в Твери символической границей между гончарным и кожевенным концами. Он представляет собой маленькую площадь, которая сегодня заполнена народом. В основном тут собрались местные с близлежащих кварталов, но есть и люди пришедшие с других концов города.
Взобравшись
Скажу честно, тогда две недели назад слова Фрола задели меня за живое и заставили по-другому взглянуть на ситуацию в городе. Не суетясь, я тщательно продумал свои дальнейшие шаги и только после этого начал действовать.
Первое, что я сделал, это собрал боярскую думу и представил ей отчетный доклад о проделанной работе и результатах за пятилетний период. Часа два без передыха молол языком, рассказывая, что построили, сколько новых рот набрали. Какие военные походы провели, чем они закончились и сколько всего потратили на все эти цели.
Подробнейшим образом отчитываясь за каждый потраченный рубль, я добивался сразу двух целей. Во-первых, показал боярам их значимость и свою подотчетность, а во-вторых, ненавязчиво так, для самых забывчивых, повторил все свои заслуги перед городом.
Новые стены, башни, дома и мануфактуры! Разросшаяся до «вселенских» масштабов зимняя ярмарка! Разгром степной орды на южных подступах и обуздание Литвы! Я перечислил все то, что они и так знали, но попривыкнув к успехам, подзабыли, и значимость чего в их глазах успела потускнеть. Я все это напомнил, но не тыкая им в лицо, мол посмотрите какой я гениальный и какие вы бездарные. В своей речи я больше акцентировался на то, сколько на все это было потрачено, а потом как бы между делом сравнил эту цифру с той, сколько же за это время было собрано с города, и легонько так тыкнул их носом в немалый дефицит, который я покрыл из своего кармана.
Говорил я долго, но несмотря на это и жуткую духоту, все слушали, затаив дыхание, и к концу моей речи к своему удовлетворению я увидел в глазах подавляющего большинства один и тот же вопрос.
«Ежели он уйдет, то кто другой сможет потянуть такой титанический груз?! Кто кроме него?! Кто еще способен вот так безвозвратно потратить столько собственных денег?!»
Задавая себе этот вопрос, бояре невольно посматривали то на Якуна, то на Луготу, и всякий раз в их взглядах читался безоговорочный приговор.
«Нет, эти не сдюжат! И хребет пожиже, да и до денег слишком жадны, копейки своей не потратят!»
В общем, моя речь многим проветрила головы и вернула к реальности, а тех, кто все еще сомневался, чуть позже дожал пошедший по городу слух о неизлечимой болезни Якуна.
Как гласят выборные технологии нашего времени, в политике нет грязных методов, есть лишь результат.
После этой речи было большое собрание купечества в доме у Алтына Зуба. Неформальная, так сказать, встреча, вопросы — ответы. Я там выслушал все, что у торговых людей накипело, и о заслугах своих говорить не стал. Постарался в каждом конкретном случае разобраться. Кому-то пообещал помочь, кому-то намекнул, чтобы не зарывался, а в целом объявил им о скидке в десять процентов на товары с моих мануфактур для торговых гостей из Твери. Последнее сыграло решающую роль, и уходил я с собрания уже под общий восторженно-одобрительный гул.