Твин Пикс: Тайный дневник Лоры Палмер
Шрифт:
А может, все и на самом деле так, как он говорит? И я просто забыла, как это бывает, когда тебя любят?
Лора.
13 января 1989
Дорогой Дневник!
Извини, что долго ничего не записывала: д-р Джейкоби подарил мне на Рождество классный розовый магнитофон. По его словам, я всегда смогу выговориться, когда возникнет такая потребность, — включила и говори. После того как я прослушиваю наговоренные кассеты сама, я передаю их ему. На душе у меня по-прежнему грустно, но я обнаружила, что
Теперь я обещаю писать чаще. Но, учитывая занятость на работе и необходимость вести параллельный дневник, куда заносятся одни только «приятные новости», у меня почти не остается времени на откровенный разговор, который мы с тобой привыкли вести.
В общем, буду писать чаще… когда смогу.
Лора.
27 марта 1989
Дорогой Дневник!
Уже несколько недель я все обещаю Гарольду, побыть немного у него дома. Сегодня, наконец, я сумела выполнить свое обещание.
Квартира у него небольшая и вся заставлена книгами:
они стоят даже на бачке в туалете и на холодильнике. Наверное, ему просто необходимо читать все эти выдуманные истории, потому что собственных у него почти нет.
Иногда мне нравится играть с ним. С каким вниманием он прислушивается к каждому моему слову, когда я расписываю ему некоторые из моих приключений, особенно в «Одноглазом Джеке» (кстати, Жак работает там вышибалой). Мои рассказы скрашивают его жизнь. Я знаю это наверняка. Но стоят мне попытаться самой скрасить его существование самой невинной лаской, как он тут же, в ужасе, отшатывается от меня. Я просто без ума от его нежности, и мне всегда приятно бывать с ним рядом или думать о нем. Правда, порой начинаешь себя ненавидеть (ты даже не можешь представить себе, до какой степени!), когда видишь его лицо, такое встревоженное — совсем как у меня, когда я вижу БОБа. Жертва, загнанная в угол… униженная… игрушка в чужих руках. Чем дальше, тем больше я ощущаю себя в этой роли. И не только я. Мне кажется, БОБ тоже замечает это во время своих визитов. В последнее время мне неудержимо хочется мучить и других, и самое себя.
Лора.
4 июня 1989
Дорогой Дневник!
Я занимаюсь с Джози уже порядочно, но в ее английском что-то не заметно никакого улучшения, и с ее стороны не видно особых усилий, чтобы этого добиться. В свое время Джози, насколько мне известно, была танцовщицей и проституткой в Гонконге. Там ее увидел Эндрю, который влюбился в нее и спас от неминуемой гибели, привезя ее сюда к нам шесть лет назад. Между тем, по-моему, она до сих пор сохраняет многие из прежних привычек — куда больше, чем думает большинство тех, кто ее знает. К занятиям она относится всего лишь как к возможности попытаться сблизиться со мной и чуть ли не соблазнить. Чем больше она неуклюже пытается это сделать, тем меньше я ее уважаю. И дело тут вовсе не в том, что она подчинила меня себе. Нет, речь о другом… Она, например, часто упоминает про Бобби, и мне ясно, что она ревнует меня к нему. И потом она позволяет себе слишком много инсинуаций на мой счет, прохаживаясь по поводу моих интимных связей, чтобы можно было поверить, хотя в этом и убежден весь город, что Джози исправилась и стала другим человеком. Бедный шериф
Лора
P.S
Как грустно становится, когда видишь: каждый раз, как только я хочу сделать что-нибудь хорошее, все — извини за этот каламбур — кончается трахом.
6 августа 1989
Дорогой Дневник!
На прошлой неделе Норма сама развозила почти все обеды, но попросила меня обслужить м-ра Пендергаста, поскольку самой ей надо было съездить на свидание в тюрьму, где сидел ее муж Хэнк. Я, естественно, согласилась.
На моей цепочке для ключей, кроме собственных пяти, еще шестнадцать. Нередко, позвякивая ими, я представляю себе, как запросто могу входить в чужие дома. Мне хорошо понятны чувства взломщика, который забирается в незнакомую квартиру, — теперь любая вещь в поле зрения становится его собственной, надо лишь выбрать, какая именно.
М-р Пендергаст — самый доверчивый и добрый из числа моих клиентов, пожилых граждан нашего города Тихонько вставляю ключ в замочную скважину и открываю дверь. Из спальни доносятся звуки включенного телевизора, и я кричу хозяину, что пришла.
Никакого ответа.
Я обнаружила его на полу спальни возле самой двери. Пальцы все еще крепко сжимали ручку, как будто она служила ему подспорьем, чтобы передвигаться по дому. На лице застыло выражение мучительной борьбы. Позор, что столь деликатный человек, как он, должен умереть с таким выражением на лице! Очертания рта и печаль в глазах лучше всяких слов сказали мне, что он чувствовал себя брошенным и преданным своими друзьями. Прошел почти час, прежде чем я вызвала «Скорую». Все это время я просидела подле него, не в силах отвести взгляда от неподвижного, успокоившегося в смерти тела.
Не думаю, чтобы этот час был в состоянии рассказать мне что-то, чего я сама не могла себе представить, но, находясь в мире безмолвия, я ощутила надежду: по крайней мере, после смерти нас ждет умиротворение.
Со смертью, похоже, я знакома лучше, чем с жизнью. Пусть это всего лишь банальность, но и они иногда верны. Мне кажется, что свою жизнь я проживаю только затем, чтобы умереть.
Лора.
5 октября 1989
Дорогой Дневник!
Вчера вечером, примерно в середине смены, я вышла из своей комнаты и направилась в контору «Одноглазого Джека». Дело в том, что туалет там закрывается на ключ, а мне позарез надо было уединиться. Я чувствовала себя отвратительно и нуждалась в солидной порции коки — не просто нюхнуть из «капсулы», а соорудить себе пару больших толстых «полосок»… Из туалета я вышла через другую дверь, которая ведет в комнату Блэки. Она в этот момент как раз лежала на кровати с рукой, перехваченной жгутом, — вкалывала себе героин. Что хотите со мной делайте, но колоться этим дерьмом я лично не собираюсь. Идиотский наркотик.
Голова Блэки была откинута назад — похоже, она уже начала испытывать первый кайф.
— Я пришла сюда за своими деньгами, — начала я решительным тоном.
— Сегодня вечером ты их получишь, — ответила она слегка покровительственно, не выходя, однако, из состояния эйфории.
— Но ты и вчера вечером говорила мне то же самое, — возразила я и, помолчав, добавила: — Может, прекрати ты колоть себе это дерьмо, ты не стала бы так легко забывать собственные обещания, которые давала накануне.