Твое сердце будет разбито. Книга 1
Шрифт:
— Я буду тебя защищать, — пообещала я, а она лишь рассмеялась.
— Давай не пойдем на урок?
— Давай.
Дилара вытащила телефон и наушники. Один протянула мне. Я надела его, и она включила песни из последнего альбома BTS. Мы сидели на подоконнике в туалете, прижимаясь друг ко другу предплечьями, и слушали музыку, пока в туалет не заглянула какая-то незнакомая учительница.
— Вы что тут делаете? — спросила она, с подозрением на нас глядя. — Курите?
— Нет, мы не курим. Просто вышли в туалет, —
— Тогда немедленно марш на урок! Нечего по туалетам прохлаждаться.
Учительница одарила нас нелестным взглядом и скрылась.
— Так всегда, — сказала Дилара, немигающим взглядом глядя на закрывшуюся дверь.
— Что? — переспросила я.
— Учителя так всегда поступают. Делают вид, что не замечают. А на самом деле все замечают. Просто связываться не хотят. Так в моей прошлой школе было. Все знали, что меня травят, но никто ничего не делал. Типа, не бьют — и ладно. Это же просто конфликт подростков. Они сами разберутся.
Мы вернулись за десять минут до окончания урока. Я боялась, что с нашими вещами что-нибудь сделают, но нет — все было на месте. На своей парте Дилара нашла записку. В ней было все два слова — «Новая крыса», и мы обе поняли, что это — объявление войны.
Теперь мы держались вместе, и так было спокойнее. Ощущение того, что ты не один, помогало, да еще как!
На какое-то время одноклассники успокоились. Только вот Милана с близняшками перестали общаться с Диларой — не подходили, опускали глаза в пол. И она, все прекрасно понимая, тоже не заговаривала с ними, хотя я была уверена — Дилара переживала из-за того, что ее подруги бросили ее. Это действительно было тяжело.
На последней перемене к нам подошли пацаны — те самые, из компании Малиновской. Она сидела на своем месте, а я стояла рядом с тетрадью по математике. Над нами стали пошло шутить и так громко ржать, что разбудили спящего за партой дружка Барса, который от всего происходящего держался в стороне. Будто вообще не в этом классе учился.
— Слушайте, дебилы, вы меня задрали! Заткните паяльники! — прорычал он, подорвавшись на месте. Парни попятились — испугались его. Я бы тоже испугалась — хулиган же.
— Сорян, Леха, мы не хотели! Вообще мы с Айдаровой беседовали. Да, Айдарова? Хочешь с нами после школы потусоваться? Тебе понравится!
Снова мерзкий смех и пошлые шутки, от которых тошнило. Дилара покраснела, а я открыла было рот, чтобы ответить придуркам, но этот Леха выругался, да так грязно, что у меня едва уши не завяли.
— Заканчивайте с фигней, — велел он и кинул на испуганную Дилару быстрый взгляд. — Еще раз увижу вас рядом с ней, задницы на глаз натяну, мать вашу! Трижды. Каждому.
— Чувак, да какая тебе разница?
— Ладно-ладно, мы с Тумановой пообщаемся, норм?
— И к ней не лезьте! — вызверился вдруг Леха. — Че за хрень развели? Заканчивайте уже.
Парни ретировались — не захотели связываться с дружком Барса. А тот снова улегся на парту и закрыл глаза.
— Спасибо, что вступился, — тихо сказала Дилара.
— Да мне пофиг. Мешают.
— Все равно спасибо.
— Поможешь мне с контрольной по матеше, — выдал Леха. Она улыбнулась.
— Помогу.
— Договор. — И он отвернулся, а мы с Диларой переглянулись. Надо же, заступился. А вроде хулиган и все такое…
— А где Барсов? — зачем-то спросила я. Странно, но я все время искала его глазами.
— В душе не… кхм, не знаю, то есть, — поправился Леха, не поворачиваясь к нам. — Работает, наверное?
— Зачем? — удивленно спросила я.
— Во дурная. А зачем люди работают? Чтобы бабки были.
— А родители ему деньги не дают? — не отставала я от него.
Леха хрипло засмеялся.
— Я же говорю — дурная. Все, отстаньте. Я спать хочу.
Нас больше не трогали, однако я все время чувствовала на себя взгляды Малиновской и ее подружек. И знала — просто так нас не оставят в покое. По крайней мере, меня. Я должна подготовиться и дать отпор.
После уроков за Диларой приехала мать, и они подвезли меня до дома. Я сначала отказывалась, но Айдарова настаивала.
— Так безопаснее, — тихо сказала она. — Они и выследить тебя могут…
От ее слов по коже мороз прошелся, и я села на заднее сидение черной иномарки, в которой пахло теплыми цитрусовыми духами. Мама Дилары оказалась разговорчивой миловидной женщиной с черными кудрями, которая своей манерой речи, темпераментностью и жестами напоминала итальянку.
— А Дилара про тебя рассказывала! Сказала, что к класс перевелась девочка, которая слушает ту же группу, что и она! — весело сказала ее мама. — Теперь будете о парнях вместе мечтать! Она у нас, между прочим, их плакаты целует. Я захожу в ее комнату и вижу, как…
— Мама! — возмущенно перебила ее Дилара. — не позорь меня перед Полиной!
— А кто позорить будет, если не мать?!
— Меня вообще не надо позорить! Я и сама справлюсь, — проворчала Дилара, и я рассмеялась.
Ее мама всю дорогу расспрашивала меня о родителях, о родном городе, о том, кем хочу стать, и показалась мне веселой, милой и при этом очень уверенной женщиной.
— А он милый, да? — внезапно спросила Дилара, пока ее мама разговаривала с кем-то по телефону.
— Кто? — не поняла я.
— Костров.
— Какой Костров?..
— Леха Костров. Который заступился, — прошептала Дилара.
— Не знаю, — растерялась я. — Может и милый. Когда спит зубами к стенке.
Она пихнула меня локтем в бок и захихикала.
— Ты не должна предавать своих биасов из-за какого-то Лехи Кострова!
— Ай, отстань! Мои краши всегда будет на первом месте…