Творения, том 11, книга 2
Шрифт:
5. С другой стороны этим обманщикам много помогает то, когда человек привыкнет верить им, потому что никто не обращает внимания на предсказания неудачные, а только на удачные. Если они имеют какую-нибудь силу предвидения, то приведи их ко мне, верующему. Говорю это не с тем, чтобы превозносить себя: не стоит превозноситься тем, что я не верю им. Я многогрешен; но пред ними не стану смиряться и, по благодати Божией, смеюсь над всеми ими. Приведи ко мне волшебника; если он имеет какую-нибудь силу предведения, то пусть скажет, что случится со мною, что будет со мною завтра. Но он не скажет, потому что я нахожусь под властно царя, а волшебник не имеет надо мною никакой власти и силы; я далек от его сетей и оврагов; я служу царю. Но, скажешь, такой-то украл, а один волшебник указал его. Это не всегда бывает справедливо, а по большей части смешно и ложно. Они ничего не знают; а если бы что-нибудь знали, то лучше им следовало бы говорить о своем, каким образом многие идольские приношения были украдены, каким образом множество золота было утрачено. Почему они не предсказали этого жрецам своим? Следовательно, они не знают ничего; они и за деньги не могли предсказать, когда сгорали их идольские храмы, и многие из них вместе с тем сами погибали. Почему же они не заботятся о собственном спасении? Если они и предсказывали что-нибудь, то это было только делом случая. Наши же пророки не ошибаются; они не говорят одно справедливо, а другое ложно, но все справедливо; это и есть предведение. Перестаньте же, увещеваю вас, безумствовать, если вы веруете во Христа; если же не веруете, то для чего позорите себя, для чего обманываете? "Долго ли вам хромать на оба колена" (3 Цар.18:21)? И для чего ты ходишь к волшебнику? Для чего спрашиваешь его? Как скоро ты пришел, как скоро стал спрашивать, то уже и сделал себя рабом его, потому что спрашиваешь, как верующий в него. Нет, скажешь, я спрашиваю, не веруя, что он говорит правду, но испытывая его. Но и испытывать, правду ли он говорит, свойственно не уверенному в том, что он лжет, а еще сомневающемуся. Для чего же ты спрашиваешь, что случится? Если бы они говорили: вот что случится, делай то-то и избегай того-то, – тогда, хотя бы также не следовало допускать такого идолослужения, но было бы не столь безумно. Если же они берутся предсказывать будущее, то слушающий не приобретает ничего, кроме лишней скорби; предсказание не сбывается, а он уже испытал скорбь, уже измучил себя. Если бы полезно было знать будущее, то Бог не скрыл бы этого от нас, как бы по зависти; Тот не завидует, кто сказал нам, что есть на небесах. "Сказал", – говорит Он, – "вам все, что слышал от Отца Моего; и еще: "Я уже не называю вас рабами, но друзьями: Вы друзья Мои" (Ин.15:14,15). Почему же Он не открыл нам будущего? Потому, что Он хочет, чтобы мы нисколько не заботились об этом. Он не по зависти поступил так; древним Он делась предвещания, напр., об осле и некоторых других предметах (1 Цар.9), потому что они были подобны детям; а нас Он избавил от заботы – предузнавать неизвестное, желая, чтобы мы нисколько о том не заботились. Вместо того нам что открыто? То, чего древние не знали. Все, открытое им, маловажно; а мы знаем, что мы воскреснем, будем бессмертны и нетленны, что жизнь наша не будет иметь конца, что все (настоящее) пройдет, что мы будем восхищены на облаках (1 Сол.4:17), что злые получат наказание, и, кроме того, многое другое, – и все это не ложно. Знать такие истины не гораздо ли лучше, нежели то, что осел потерявшийся найдется? Положим, что ты нашел и взял осла: какая же от того польза? Не можешь ли ты потерять его опять каким-нибудь другим образом? Если он не уйдет от тебя, то ты сам при смерти оставишь его. А то, что сказал я, мы можем иметь всегда, если захотим иметь. Будем же стремиться к этому; будем искать благ постоянных и неизменных; не станем слушать волшебников, прорицателей и гадателей, но Бога, Который ясно знает все, имеет ведение обо всем; тогда и мы будем знать все, что нужно знать, и сподобимся всех благ.
[1] Дальнейшие слова читаются в одной рукописи след. образом: "Подобно тому как реки не все равны, но одни мелки, а другие глубоки,
БЕСЕДА 9
"Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен" (2 Тим.3:16,17).
1. Предложив (Тимофею) много увещаний и утешений всякого рода, (Павел) присовокупляет еще совершеннейшее утешение – от Писаний; и не без причины предлагает он так много утешений, но потому, что намеревался сказать нечто важное и прискорбное. Если Елисей, находившийся при своем учителе до последней минуты его жизни, увидев, что он особенным образом оканчивает свою земную жизнь, разодрал свои одежды, то что должен был чувствовать (Тимофей), столько любимый и столько любивший, услышав, что учитель его готовится умереть, и видя себя лишенным его лицезрения во время, ближайшее к его смерти, что обыкновенно бывает прискорбно больше всего? Мы ведь не так бываем благодарны за прошедшее время, если были в разлуке с умершими во время ближайшее к их смерти. Вот почему (Павел) сначала предлагает (Тимофею) множество утешений, а потом уже и говорит ему о своей предстоящей кончине, и говорит не просто, но употребляет такие выражения, которые способны утешить и исполнить радости, – представляя это событие более жертвоприношением, нежели смертью, более переселением, чем оно действительно и было, и переходом к лучшему. "Ибо я уже", – говорит, – "становлюсь жертвою" (2 Тим.4:6). Потому и здесь он пишет: "Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления". "Все", – какое? То, о котором, говорит, я сказал, – всякое Священное Писание. Здесь разумеется то Писание, о котором было говорено выше, о котором он сказал: "ты из детства знаешь священные писания". Итак, всякое Священное Писание богодухновенно. Поэтому нисколько, говорит, не сомневайся в нем. "И полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен". "Для научения", если нужно узнать что-нибудь, если случится недоумевать в чем-нибудь, о том можем узнать отсюда; если нужно обличить ложь, если нужно исправиться или вразумиться, и это можем почерпнуть отсюда; оно способствуете и к увещанию, и к утешению. "Для исправления", – т. е., если недостает чего-нибудь и нужно дополнить что-нибудь. "Да будет совершен Божий человек": для того, говорит, дано наставление Писаний, чтобы совершен был человек Божий; следовательно, без них невозможно быть совершенным. Вместо меня, говорит, ты имеешь Писания; когда пожелаешь узнать что-нибудь, то можешь узнать отсюда. Если же так сказано Тимофею, который был исполнен Духа (Святого), то не тем ли более нам? "Ко всякому доброму делу приготовлен" не прости принимающейся за дело, но и тщательно приготовленный. "Итак заклинаю тебя пред Богом и Господом нашим Иисусом Христом, Который будет судить живых и мертвых" (4:1). Здесь он разумеет или грешников и праведников, или умерших и еще живущих, так как многие останутся в живых (до последнего суда). И в первом послании он внушал Тимофею страх словами: "Пред Богом, все животворящим, завещеваю тебе" (1 Тим.4:13); здесь же говорит нечто более страшное: "Который будет судить живых и мертвых" т. е. имеющим потребовать отчет. "В явление Его и Царствие Его" – когда? Во время пришествия Его со славою, с царским величием. Таким образом, он говорит или то, что Господь не так придет, как ныне, или следующее: я свидетельствую тебе явление Его и царствие. Он призывает Его во свидетели, показывая, что и это преподано ему. Далее учит, как должно проповедовать учение. "Проповедуй слово", – настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием" (ст.2). Что значит: "во время и не во время"? Т. е. не назначай определенного времени, пусть будет тебе всегда время для этого, а не только во время мира, спокойствия или сидения в церкви; хотя бы ты был в опасности, хотя бы в темнице, хотя бы в узах, хотя бы готовился идти на смерть, – и в это время обличай и не переставай вразумлять. Тогда и благовременно делать обличение, когда оно может иметь успех, когда представится дело (достойное обличения). "Увещевай", – говорит; подобно врачам, указав рану, сделав разрез, он прилагает потом и лекарство. Если что-нибудь из всего этого опущено, то прочее бывает бесполезно. Если ты будешь угрожать без обличения, то покажешься дерзким, и никто не станет слушать; если же наперед обличишь, тогда слушатель приметь угрозу, а без того он останется бесстыдным. С другой стороны, если ты станешь обличать и угрожать, хотя и с силою, но не предложишь утешения, то опять испортишь все дело. Действительно, обличение само по себе невыносимо, если оно не растворено утешением. Как при разрезе раны, хотя и спасительном, страждущие не выносит болей сечения и разреза, если не будет употреблено многих средств, смягчающих боль, так и здесь. "Со всяким", – говорит, долготерпением и назиданием". Обличающий должен иметь долготерпение, чтобы слушающий не верил без основания, и угроза должна быть соединена с утешением, чтобы она была принята. А что значит прибавленное к долготерпению слово: и назиданием"? Обличай не с гневом, не с ненавистью, не с злобою, не с враждою, как бы против врага, – все это должно быть оставлено, – а как? С любовью, с состраданием, скорбя больше самого обличаемого, душевно сожалея об его положении. "Со всяким", – говорит, – "долготерпением и назиданием", а не как-нибудь. Будет время, когда люди здравого учения принимать не будут. Прежде, нежели они сделаются непокорными, предупреди всех их. Потому он и сказал: и "во время и не во время", во всем поступай так, чтобы слушающие тебя поучались добровольно. "Но по своим", – говорит, – "прихотям будут избирать себе учителей".
2. Не может быть ничего выразительнее этого слова: "изберать" оно означает беспорядочную толпу учителей, которые при том будут рукополагаемы учениками. "Будут избирать", – говорит, – "себе учителей, которые льстили бы слуху", отыскивая себе людей, которые говорили бы для их удовольствия и льстили их слуху. "И от истины отвратят слух и обратятся к басням" (ст. 4). Предсказывает это не с тем, чтобы ученик его предался унынию, но чтобы он мужественно переносил, когда это случится. Подобным образом и Христос говорил: "будут отдавать вас в судилища и будут бить вас", и в синагоги поведут ради имени Моего (Мф.10:17). Так и в другом месте блаженный (апостол) говорит: "Ибо я знаю, что, по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада" (Деян.20:29). Он говорил это для того, чтобы они бодрствовали, чтобы надлежащим образом пользовались настоящим временем. "Но ты", – говорит, – "будь бдителен во всем, переноси скорби" (ст. 5). Видишь ли, что он именно с такою целью предсказывал это? Как Христос при конце (Своей земной жизни) говорил: "восстанут лжехристы и лжепророки", (Mф.24:21), так и он говорил то же, когда готовился окончить жизнь. "Ты будь бдителен во всем, переноси скорби", т. е. трудись, предупреждай, приведи овец в безопасное состояние прежде, нежели наступила зараза, непрестанно страдай, пока существуют волки. "Совершай дело благовестника, исполняй служение твое". Следовательно, дело благовестника – страдать и от себя, и от посторонних. "Исполняй (слав. – известно сотвори) служение твое" т. е. исполняй. А вот и другой повод к страданию: "Ибо я уже", – говорит, – "становлюсь жертвою" , "и время моего отшествия настало" (ст. 6). Не сказал: моего жертвоприношения, но нечто более, потому что от жертвы не все приносится Богу, а от возливаемого – все. "Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил" (ст. 7). Часто я, взяв в руки послание апостола и рассматривая это место, недоумевал, для чего Павел так превозносит себя: "Подвигом добрым я подвизался". Но теперь, кажется, по благодати Божией, я понял это. Для чего же он говорит так? Он желает утешить скорбящего ученика, заповедуя ему быть бодрым, потому что он отходит к венцу, как совершившие все, как достигши благого конца: радоваться, говорит, должно, а не скорбеть. Почему? "Подвигом добрым я подвизался", говорит подобно отцу, который, утешая сидящего подле него и сетующего о своем сиротстве сына, говорил бы ему: не плачь, сын мой, я жил хорошо, оставляю тебя, достигнув старости, жизнь моя была безукоризненна, я отхожу со славою, и ты будешь славиться моими делами; царь оказывает мне великое благоволение. И как бы так говорит: я воздвиг трофеи, победил врагов, – говорит не из тщеславия, нет, но для ободрения сына, для того, чтобы такими похвалами внушить ему – легко переносить все случающееся, иметь благую надежду, и не считать предстоящей разлуки тяжкою. А тяжела, поистине тяжела бывает разлука. Послушай, как он сам говорит в другом месте: "Мы же, братия, быв разлучены с вами на короткое время лицем, а не сердцем" (1 Сол.2:17). Если же он сам скорбел, разлучившись с учениками, то как должен был скорбеть Тимофей? Если он плакал, разлучаясь с живым (учителем), как видно из слов: "вспоминая о слезах твоих, дабы мне исполниться радости" (2 Тим.1:4), то не гораздо ли более – при его смерти? Таким образом (Павел) писал это для утешения (Тимофея), и все послание, исполнено утешения, и есть как бы некоторое завещание. "Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, так что. "Подвигом", – говорит, – "добрым". Прими же его на себя и ты. Оковы, темницы, смерть, – это ли добрый подвиг? Да, говорит, – потому что он совершается за Христа, доставляет великие венцы. "Подвигом добрым"; нет ничего лучше этого подвига, не имеет конца этот венец; он не из лавровых листьев; здесь не человек распорядитель подвигов, не люди – зрители, ангелы наполняют это зрелище. Там (на обыкновенных зрелищах) в течение многих дней трудятся и утомляются, но в одну минуту получают венец, и тотчас удовольствие проходит; а здесь не так, но остаются навсегда в блеске, славе и чести. Потому должно радоваться; я иду на покой, оставляю место подвигов; ты слышал от меня, что лучше "разрешиться и быть со Христом" (Флп.1:23). "Течение совершил". Надобно и подвизаться и идти вперед: подвизаться, перенося скорби, и идти вперед не просто, но к чему-нибудь полезному. Истинно добрый подвиг тот, который не увеселяет только зрителя, но доставляет пользу; и течение истинное не то, которое ни к чему не стремится, или только обнаруживает силу и честолюбие, но то, которое влечет всех на небо. Такое течение светлее солнца; его совершал Павел на земле, или им он стремился к небу. Каким же образом он окончил это течение? Он обошел всю вселенную, начав от Галилеи и Аравии, и дошедши до пределов земли: "так что", – говорит он, – "благовествование Христово распространено мною от Иерусалима и окрестности до Иллирика". (Рим.15:19). Он протек всю вселенную, как птица, или лучше, сильнее птицы; птица пролетела бы просто, а он – не просто, но имея крылья Духа и рассекая тысячи препятствий, смертей, козней, бедствий. Таким образом, он был быстрее птицы. Если бы он был просто птицею, то утомился бы и был бы пойман; но, будучи окрыляем Духом, он перелетал чрез все сети, как бы имея огненные крылья. "Веру", – говорит, – "сохранил". Многое старалось отнять ее у него, не только близкие отношения с людьми, но и угрозы, и смертные опасности, и многое другое; но он устоял против всего. Каким образом? Трезвясь и бодрствуя. Всего этого довольно было для утешения учеников, но он прибавляет еще и о наградах. Каких? "А теперь", – говорит, "готовится мне венец правды" (ст. 8). Правдою он опять называет здесь вообще добродетель. Итак, не должно, говорит, скорбеть, потому что я отхожу получить от Христа венец, который Он возложит на мою голову; напротив, если бы я оставался здесь, тогда более следовало бы скорбеть и опасаться, чтобы я не пал и не погиб. "Который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его".
3. Здесь он также ободряет ученика. Если Господь воздаст всем, то тем более Тимофею. Но он не сказал: и тебе, а: всем, выражая, что если – всем, то тем более – ему. А каким образом, скажешь, можно возлюбить явление Христово? Если будешь радоваться пришествию Его. А кто радуется пришествию Его, тот делает достойное этой радости; он отдаст, если нужно, и имение свое и душу, чтобы получить будущие блага, чтобы сподобиться узреть второе пришествие Его, в приличном виде, с дерзновением, во славе и свете. Вот что значит – возлюбить явление Его. Кто любить явление Его, тот будет делать все, чтобы прежде всемирного было к нему частное пришествие (Христово). Как, скажешь, это возможно? Послушай самого Христа, который говорит: любящий Меня, заповеди Мои "соблюдет; и Мы придем к нему и обитель у него сотворим" (Ин.14:23). Подумай, как это важно, когда имеющий явиться всем вообще, обещает явиться каждому из нас в частности: "придем", – говорит, – "и обитель у него сотворим". Кто любит явление Его, тот будет делать все, чтобы призвать Его к себе и удержать у себя, чтобы в нем воссиял свет. Пусть не будет в нас ничего, недостойного пришествия Его, и Он скоро поселится в нас. Явление называется так потому, что оно является горе и воссиявает свыше. Потому будем стремиться к горнему, и мы скоро привлечем к себе горние лучи. Никто из людей, пресмыкающихся долу и зарывающих себя в землю, не может видеть солнечного света; никто из людей, оскверняющих себя житейскими делами, не может видеть Солнца правды; Оно не является никому, кто предается такой жизни. Отрезвись же хотя нисколько, восстань из этой пучины, из пропасти житейской, если хочешь увидать Солнце, если хочешь сподобиться Его пришествия. Если ты сподобишься пришествия Его ныне, то будешь с великим дерзновением взирать на Него тогда. Будь же любомудрым ныне; пусть не будет у тебя духа гордости, чтобы он не поразил тебя и не низринул; пусть не будет у тебя тьмы и сердца каменного, чтобы не разбился об него корабль твой; пусть не будет в тебе никакого лукавства; подводные камни производят самые страшные кораблекрушения. Не питай в себе диких зверей, – разумею страсти, потому что они лютее диких зверей; не полагайся на вещи скоропреходящие, подобно текучей воде, чтобы тебе стоять твердо. Никто не может стоять на воде, а на камне все могут стоять безопасно. Житейские дела – это вода: "ибо воды", – говорится, – "дошли до души [моей]", подобно вышедшему из берегов своих потоку (Пс.68:2). А Дела духовные – это камень: "поставил", – говорится, – "на камне ноги мои" (Пс.39:3). Житейские дела – грязь и нечистота. Отрешим себя от них, и таким образом мы можем удостоиться явления Христова. Все, что ни постигнет нас, будем переносить. Достаточное утешение во всем – страдать за Христа; будем повторять это божественное изречение, и прекратится боль всякой раны. А как, скажешь, можно страдать за Христа? Положим, что кто-нибудь оклеветал тебя просто, не за Христа. Если ты мужественно перенесешь это, если будешь благодарить, если станешь молиться за него, то все это сделаешь ты для Христа. Если же будешь проклинать, досадовать, стараться мстить, то, хотя это тебе и не удастся, ты будешь терпеть не для Христа, но еще получишь вред и лишишься плодов по своей воле. От нас зависит – получать от бедствий пользу, или вред; это зависит не от свойства самих бедствий, а от нашего произволения. Представлю пример. Иов, испытав столько бедствий, перенес их со благодарностью, и был оправдан, – не потому, что страдал, но потому, что, страдая, переносил все с благодарностью. Другой, испытывая такие же страдания, – или лучше, даже и не такие, потому что никто не страдает так, как Иов, а гораздо меньше, – гневается, досадует, проклинает весь мир, ропщет на Бога; такой человек осуждается и наказывается не потому, что страдал, но потому, что роптал на Бога; а роптал он на Бога не по необходимому требованию обстоятельств; иначе, если бы он поступал так по необходимому требованию обстоятельств, роптал бы и Иов; если же последний, испытав тягчайшие бедствия, не сделал ничего такого, то значит, все подобное случается не по необходимости, а от слабости воли. Итак, нужно нам иметь душу твердую, и тогда ничто не будет для нас трудным; напротив, для слабой души нет ничего нетрудного. От расположения нашей воли все бывает и переносимо и непереносимо для нас; укрепим ее, и тогда мы легко будем переносить все. Так и дерево, если глубоко пустит свои корни, то его не может поколебать и сильная буря; если же оно будет распростирать их не глубоко, на поверхности, то и слабый порыв ветра вырвет его с корнем. Так и с нами: если мы пригвоздим плоть свою страхом Божиим, то ничто не поколеблет нас; если же оставим ее на свободе, то и слабое нападение может поразить и погубить нас. Потому, увещеваю вас, переносите все с полным благодушием и подражайте пророку, который говорит: "к Тебе прилепилась душа моя" (Пс.62:9). Вот что говорить он: "прилепилась душа моя" Не сказал просто: предалась, но: "прилепилась". И еще: "Тебя жаждет душа моя" (Пс.62:2); не сказал просто: пожелала, но: "жаждет", выражая этим словом особенную силу желания. И еще: "Трепещет от страха Твоего плоть моя" "пригвозди страху Твоему плоти моя" (Пс.118:120). Он хочет, чтобы мы постоянно так прилеплялись к Богу и соединялись с Ним, чтобы никогда не отступать от Него. Если мы будем так преданы Богу, если пригвоздим к Нему сердца наши, если будем жаждать Его сильным желанием, то получим все, чего желаем и сподобимся будущих благ, во Христе Иисусе, Господе нашем, Которому со Отцем и Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
БЕСЕДА 10
"Постарайся придти ко мне скоро. Ибо Димас оставил меня, возлюбив нынешний век, и пошел в Фессалонику, Крискент в Галатию, Тит в Далматию; один Лука со мною. Марка возьми и приведи с собою, ибо он мне нужен для служения. Тихика я послал в Ефес. Когда пойдешь, принеси фелонь, который я оставил в Троаде у Карпа, и книги, особенно кожаные" (2 Тим.4:9-13).
1. Можно спросить: как (Павел) призывает к себе Тимофея, когда ему была вверена Церковь и целый народ? Не по гордости (апостол) делает это; он сам готов был идти к нему, – послушай, что говорит он: "если замедлю, ты знал, как должно поступать в доме Божием" (1 Тим.3:15). Но почему? Потому, что он находился в крайности, уже не мог ходить по собственной воле, жил в темнице, будучи заключен туда Нероном, и готовился в скором времени умереть. Потому, чтобы этого не случилось прежде свидания с учеником, он и призывает его к себе, желая видеть его пред своею кончиною и, может быть, многое передать ему. "Постарайся", – говорит, – "придти до зимы" (ст. 9, 21). "Димас оставил меня, возлюбив нынешний век". Не говорит: чтобы видеть тебя прежде отшествия из здешней жизни, что весьма опечалило бы (Тимофея); но: потому что я остаюсь одиноким, не имею никого, кто бы помогал мне. "Ибо Димас оставил меня, возлюбив нынешний век, и пошел в Фессалонику", т. е., возлюбив покой, жизнь безопасную и спокойную, захотел лучше наслаждаться дома, нежели бедствовать со мною и разделять мои настоящие опасности. Одного только Димаса он укоряет, впрочем, желая не его укорить, а нас утвердить, чтобы мы не ослабевали духом в опасностях и трудах; это и означают слова: "возлюбив нынешний век"; вместе с тем он хотел еще более привязать к себе ученика. "Крискент в Галатию, Тит в Далматию". Их он не укоряет, потому что Тит был один из весьма дивных мужей, так что Павел поручил ему (церковные) дела на острове, при том не малом, но весьма большом – разумею Крит. "Один Лука со мною", – он неотлучно находился при Павле; он написал Евангелие и соборные Деяния, был трудолюбив, любознателен и терпелив. О нем (апостол) говорит в другом послании: "во всех церквах похваляемого за благовествование" (2 Кор. 8:18). "Марка возьми и приведи с собою". Для чего? "Ибо он мне нужен для служения". Не для собственного успокоения требует этого, но для служения Евангелию, потому что и в узах он не переставал проповедовать. И Тимофея он призывает к себе не для собственных нужд, но для благовествования, чтобы между верующими не произошло никакого смятения по случаю его смерти, чтобы многочисленные ученики его, присутствуя при этом, успокаивали смятения и утешали сетующих об его кончине, а между уверовавшими в Риме, вероятно, были мужи достопочтенные. "Тихика я послал в Ефес. Когда пойдешь, принеси фелонь, который я оставил в Троаде у Карпа, и книги, особенно кожаные". Фелоном он называет здесь одежду; а некоторые разумеют влагалище, в котором хранились книги. Для чего нужны были книги ему, готовившемуся отойти к Богу? И очень были нужны, чтобы передать их верующим, чтобы они имели их вместо его учения. Все верующие, вероятно, чувствовали тогда великую потерю, особенно те, которые присутствовали при его кончине и наслаждались тогда его лицезрением. А фелонь требует он для того, чтобы не иметь надобности брать его у другого. Видишь, как много он заботился об этом; и в другом месте он выразил это, когда говорил ефесским (пресвитерам): "сами знаете, что нуждам моим и [нуждам] бывших при мне послужили руки мои сии", и еще: "блаженнее давать, нежели принимать". (Деян.20:34,35). "Александр медник много сделал мне зла. Да воздаст ему Господь по делам его" (ст. 14). Здесь он опять вспоминает об искушении, не с тем, чтобы только укорить или осудить упоминаемого человека, но чтобы воодушевить ученика на подвиги и расположить к мужественному перенесению (искушений). Хотя бы люди, причиняющие искушения, были неважны, хотя бы даже ничтожны и презренны, нужно, говорит, все переносить мужественно. Кто потерпел зло от человека важного, тот находит не мало утешения в высоком положении этого человека; а кто терпит от человека низкого и презренного, тот получает большее огорчение. "Много сделал мне зла", т. е. различным образом оскорблял меня. Но это, говорит, не пройдет ему безнаказанно: "воздаст ему Господь по делам его". Как выше он говорил: "каковые гонения я перенес, и от всех избавил меня Господь" (2 Тим.3:11), так и здесь утешает ученика двояким образом, – тем, что сам он испытывал оскорбления, и тем, что оскорбившему его будет воздаяние; говорит так не потому, чтобы святые радовались наказаниям (злых людей), но потому, что дело проповеди и слабейшие из верующих имели нужду в таком утешении. "Берегись его и ты", – говорит, – "ибо он сильно противился нашим словам" (ст. 15), т. е. восстает и противоречит. Не сказал: отмсти, накажи, прогони его, хотя по благодати Божией мог сделать это; ничего такого не говорит, и не вооружает против него ученика своего, а заповедует только удаляться от него, предоставляя наказание Богу. Также и для утешения слабейших он говорит эти слова: "воздаст ему", которые представляют более пророчество, нежели проклятие. А что он желал ободрить ученика приведенными словами, это видно и из последующего. Далее, смотри, как он повествует еще о других своих искушениях. "При первом моем ответе", – говорит, "никого не было со мною, но все меня оставили. Да не вменится им" (ст.6).
2. Видишь, как кротко говорит он о близких к нему, хотя они сделали тяжкий проступок; ведь не одно и то же – быть оставленным посторонними людьми, или своими. Видишь ли, как сильна была скорбь его? Ты, говорит, не можешь сказать, что я, подвергаясь гонению от посторонних, находил утешение, облегчение и помощь в своих, – и они изменили мне: "все меня оставили". Подлинно, это – немалый грех. Если на войне тот, кто оставляет товарища, находящегося в опасности, и избавляет от рук врагов только себя самого, справедливо наказывается своими, как человек, испортивший все дело и изменник, то тем более – в проповеди. Но о каком говорит он первом ответе? Он еще прежде был представляем Нерону, и избежал (казни); но когда обратил его виночерпия, тогда и отсечена ему голова. Далее опять предлагается утешение ученику: но "Господь же предстал мне и укрепил меня" (ст. 17). Кто оставляется людьми, тому Бог не попускает потерпеть что-нибудь бедственное. "И укрепил меня", т. е. даровал дерзновение, не попустил пасть. "Дабы через меня утвердилось благовестие", т. е. чтобы подтвердилось. Посмотри, как велико его смиренномудрие. Не потому, говорит, Бог укрепил меня, что я был достоин такого дара, но "дабы утвердилось благовестие", которое вверено мне. Это подобно тому, как если бы кто носил багряницу и диадему, и из-за них спасся. "И услышали все язычники". Что это значит? Чтобы всем, говорит, сделались известны и слава проповеди, и попечение о мне Промысла. И избавил меня от уст льва: "И избавит меня Господь от всякого злого дела" (ст. 18). Видишь, как он близок был к смерти; он был в самых челюстях льва; львом же называет Нерона, по причине его зверства, могущества царства его и непреклонности. И избавил, говорит, Господь меня, и избавит. Если же опять избавит, то как он говорит: "уже становлюсь жертвою"? Но вникни в слова его. Избавил меня, говорит, "от уст" льва; и далее: "избавит", уже не от уст львовых, – но от чего? – "от всякого злого дела". Тогда Он избавил меня от опасностей; а теперь, когда для благовестия уже сделано достаточно, Он опять избавить меня – от всякого греха, т. е. не попустит мне отойти (из здешней жизни) осужденным. Подлинно, бороться с грехом до крови и не пасть, значит, избавиться от другого льва – диавола. Последнее избавление его важнее первого, когда ему предстояло быть предану на смерть. "И сохранит для Своего Небесного Царства, Ему слава во веки веков. Аминь" (ст. 18). Вот истинное спасение – когда мы просияем там. Что значит: "сохранит для Своего Небесного Царства"? Избавит, говорит, меня от всякой вины, и сохранит там. Спастись для царствия небесного значит умереть ради него здесь. "Ненавидящий", – говорит Господь, – "душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную" (Иоан.12:25). "Ему слава во веки веков. Аминь". Вот славословие Сыну. "Приветствуй Прискиллу и Акилу и дом Онисифоров" (ст. 19). Онисифор был у него в Риме, как сам он говорит: "Да даст ему Господь обрести милость у Господа в оный день" (2 Тим.1:18). Таким приветствием он делает и домашних его более усердными к подобным подвигам. "Приветствуй", – говорит, – "Прискиллу и Акилу". Это – те лица, о которых он часто упоминает, у которых он и жил, которые принимали Аполлоса (Деян.18). Жену он поставляет прежде, кажется мне, потому, что она была усерднее и более предана вере – она-то и приняла тогда Аполлоса, – или он делает это безразлично. Такое приветствие было для них немалым утешением, служило доказательством почтения и любви его и доставляло им великую благодать, потому что и одно -приветствие такого святого и блаженного мужа могло исполнить великой благодати того, кто удостаивался этого приветствия. "Ераст остался в Коринфе; Трофима же я оставил больного в Милите" (ст. 20). О нем и Тихике мы знаем из книги Деяний, что он взял их с собою из Иудеи, и что они всегда находились при нем, может быть, потому, что были усерднее прочих.
"Трофима же", – говорит, – "я оставил больного в Милите". Почему же ты не исцелил его, а так оставил? Апостолы не все могли делать, или благодатью не все устрояли, чтобы кто не подумал о них больше, нежели что видел. То же, как мы видим, случалось и с бывшими прежде них блаженными и праведными мужами, например с Моисеем. Он был косноязычен, – почему же Бог не исцелил его косноязычности? – часто впадал в скорбь и уныние, и не вошел в землю обетованную.
3. Многое попускал Бог для того, чтобы показать немощь человеческой природы. В самом деле, если и при этом бесчувственные Иудеи говорили: где Моисей, "который вывел нас из земли Египетской" (Исх.32:1)? – то чего они не сделали бы, если бы он еще ввел их в землю обетованную? Если бы Бог не попустил ему чувствовать страх пред фараоном, то не признали ли бы они его богом? То же самое сделали, как известно, с Павлом и Варнавою жители Листры, которые приняли их за богов; а они "разодрали свои одежды и, бросившись в народ, громогласно говорили: мужи! что вы это делаете? И мы - подобные вам человеки" (Деян.14:14,15). Также и Петр, когда исцелил хромого от рождения и когда все изумлялись случившемуся, отвечал: "мужи Израильские! что дивитесь сему, или что смотрите на нас, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит" (Деян.3:12)? Послушай еще, что говорит блаженный Павел: "дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился" (2 Кор.12:7). Но, заметишь, он сказал это по смиренномудрию. Нет, это не так; не для того дан был ему "ангел сатаны", чтобы он был смиренномудр, и не по смиренномудрию только он сказал это, но и по другим причинам. Смотри, Бог в ответ ему не говорит: "довольно для тебя благодати Моей", чтобы ты не превозносился, – но что? – "ибо сила моя", говорит, "совершается в немощи" (2 Кор.12:9). Таким образом, достигались две цели: и раскрывались события, и все было приписываемо Богу. Поэтому и в другом месте (апостол) говорит: "сокровище сие мы носим в глиняных сосудах" (2 Кор.4:7), т. е. в телах немощных и подверженных страданиям. Для чего? "Чтобы преизбыточная сила была [приписываема] Богу, а не нам". Если бы тела их не были подвержены страданиям, то все было бы приписано им. И в другом месте, мы видим, как он скорбит о болезни, когда говорит об Епафродите: "Ибо он был болен при смерти; но Бог помиловал его" (Флп.2:27); и многого другого он не знал, с пользою, как для него самого, так и для учеников. "Трофима же", – говорит, – "я оставил больного в Милите", Милит находится близ Ефеса; следовательно, (это было) или тогда, когда он отплывал в Иудею, или в другое время; а после того, как он был в Риме, он отправился в Испанию; а возвращался ли оттуда опять в эти страны, мы не знаем. Итак, он был, как мы видим, оставлен всеми. "Ибо Димас", – говорит он, – "оставил меня, Крискент в Галатию, Тит в Далматию; Ераст остался в Коринфе; Трофима же я оставил больного в Милите. Постарайся придти до зимы. Приветствуют тебя Еввул, и Пуд, и Лин, и Клавдия" (ст. 21). Об этом Лине некоторые говорят, что он был вторым после Петра епископом римской Церкви. "И Лин", – говорит, – "и Клавдия". Видишь ли, как и жены были усердны и пламенны в вере? Такова Прискилла, такова и эта Клавдия, которые уже распяли себя (для мира), уже были готовы на подвиги. Но почему из такого множества верующих (апостол) упоминает только об этих женах? Очевидно потому, что они душою уже отрешились от житейских дел и особенно славились. Ведь женский пол не препятствует (быть добродетельным). Подлинно – дело благодати Божией, что лица этого пола устраняются только от участия в делах житейских, или лучше сказать, не устраняются и там. В самом деле, и жене досталась немаловажная часть всего вообще управления делами, именно –домашняя; а без нее и гражданские дела никогда не могли бы состояться. Если бы домашние дела находились в расстройстве и беспорядке, то каждый из граждан должен был бы сидеть дома, и дела гражданские находились бы в худом положении. Таким образом, и в этих делах она участвует не менее (мужа), и в духовных. И она может тысячекратно умирать (за Христа), если захочет, – многие из них и действительно сделались мученицами, – может преуспевать в целомудрии, и даже более мужей, потому что в ней не так сильно действует пламень (страстей), – может иметь и скромность, и честность, и святость, без которой "никто не увидит Господа" (Евр.12:14), и презрение к богатству, если только захочет, и вообще все прочее. "Постарайся", – говорит, – "придти до зимы". Как понуждает его! И нигде не высказывает ничего прискорбного; не говорит: приди прежде моей смерти, – чтобы не опечалить его, – но: "прежде зимы", чтобы тебе не встретить затруднений. "Приветствуют тебя", – говорит, –"Еввул, и Пуд, и Лин, и Клавдия, и все братия". Последних не называет по имени. Видишь ли, что те были пламеннее (в вере)? "Господь Иисус Христос со духом твоим" (ст. 22). Нет ничего лучше такого благожелания. Не скорби, говорит, что я нахожусь далеко от тебя: Господь с тобою. И не сказал: с тобою, но: "со духом твоим". Сугубая помощь: от благодати Духа и от Бога, споспешествующего ей. Иначе Бог и не может быть с нами, если нет в нас благодати духовной; если она оставит нас, то как Он будет с нами? "Благодать с" нами. "Аминь". Наконец испрашивает и себе (благодати), – т. е., чтобы всегда быть благоугодными Богу, чтобы иметь благодать с дарами ее, потому что если она будет присуща нам, то не будет ничего прискорбного. Как видящий царя, и пользующейся его благоволением, не чувствует никакой скорби, так и мы, хотя бы лишились друзей, хотя бы подверглись какому-нибудь другому бедствию, не будем чувствовать никакой скорби, если благодать будет находиться при нас и ограждать нас.
4. Как же можно привлечь к себе благодать? Делая угодное Богу, во всем повинуясь Ему. И в больших домах не видим ли мы, что те слуги пользуются благоволением господ, которые от всей души и со всем усердием пекутся о нуждах не своих, а господских, которые не по принуждению только господ, но по собственному усердию и ревности исполняют все хорошо? И не тогда ли, когда они постоянно находятся пред глазами господ, когда занимаются дома, когда не беспокоятся о своих делах и не пекутся о своих выгодах, но считают господское своим? Так, кто сделал свое господским, тот не свое сделал господским, но господское своим; он подобно господину распоряжается его собственностью, подобно ему пользуется властью; многие из других слуг боятся его больше господина; что скажет он, то и господин; и все враги страшатся его. Если же в житейских делах, кто презирает свое и заботится о господском, не лишается своего, а напротив получает большее, то тем более в духовных. Презирай свое, и получишь Божие; сам Он желает этого. Презирай землю, и получишь царство небесное; там пребывай, а не здесь; оттуда внушай страх, а не здесь. Если ты будешь внушать страх оттуда, то будешь страшен не людям только, но и бесам, и самому диаволу; если же будешь внушать страх здесь своим богатством, то будешь презираем не только ими, но часто и людьми. Чем больше ты будешь богатеть, тем больше будешь рабствовать; если же будешь презирать свойственное рабам, то сделаешься славным в доме царском. Таковы были апостолы, презревшие жилище рабов и здешнее богатство; и смотри, как они распоряжались (сокровищами) Владычными. Такой-то, говорили они, пусть исцелится от болезни, другой – от злых духов, тот пусть будет связан, этот – разрешен. На земле происходило это, но совершалось как бы на небе. "Что вы", – сказал (им Господь), – "свяжете на земле, то будет связано на небе" (Mф.18:18): и еще большую власть даровал им. А что я говорю правду, о том, послушай, что Он сам сказал: "верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит" (Ин.14:12). Почему? Потому, что в этом случае честь относится к Владыке. Так и в наших делах, когда слуга может совершать великие дела, то еще более удивляются его господину, потому что, если слуга может сделать так много, то во сколько раз больше тот, кто имеет его в своей власти? Если же кто, оставив служение господину, будет заботиться только о своей жене, о сыне, о слуге, и захочет обогащаться и собирать для них, воруя из сокровищ господина, или причиняя им вред, тот скоро погубит и себя вместе с богатством. Потому, увещеваю вас, видя такие примеры, не будем пещись о своих благах, чтобы пещись о себе; будем презирать их, чтобы получить их. Если мы станем презирать их, то сам Бог будет пещись об них; если же мы станем пещись о них, то Бог презрит их. Будем заботиться о Божием, а не о нашем, или лучше – и нашем, так как, что – Его, то – и наше. Говорю, не о небе, не о земле, не о мирских вещах; это недостойно Его, это не нам только принадлежит, но и неверным. Что же я называю Его собственностью? Славу, царство; это и Его, и вместе наше чрез Него. Каким образом? "Если", – говорит (апостол), – "мы с Ним умерли, то с Ним и оживем; если терпим, то с Ним и царствовать будем" (2 Тим.2:11 12). Мы стали сонаследниками и называемся братьями Его: для чего же мы преклоняем сами себя долу, тогда как Он влечет нас к Себе горе? Доколе мы будем так унижать себя, доколе будем так жалки? Пред нами небо, а мы пресмыкаемся по земле; пред нами небесное царство, а мы избираем себе здешнее убожество; пред нами вечная жизнь, а мы истощаем себя на дерева, камни и поля! Обогащайся, – и я того желаю, – но только в этом; собирай, приобретай, – здесь это не укоризненно; напротив, здесь укоризненно – не собирать, здесь неодобрительно – не приобретать. Как так? "Царство Небесное", – говорит (Господь), – "силою берется, и употребляющие усилие восхищают его" (Mф.11:12). Будь здесь усильным искателем, будь здесь хищником; расхищаемое здесь не уменьшается. Добродетель не разделяется, благочестие не уменьшается, равно как и царство небесное. Напротив добродетель умножается, когда ты расхищаешь ее; блага же вещественные уменьшаются, когда расхищаешь их. Это видно из следующего: пусть будет в городе бесчисленное множество людей; если все они будут расхищать добродетель и праведность, то умножат ее, потому что она будет в тысячах праведников; а если не будут расхищать, то уменьшат ее, потому что нигде ее не будет видно.