Творения
Шрифт:
Св. Церковь так подробно останавливается на этих сочетаниях, потому что каждому из них она придает особый смысл. В Синоксарии недели Сыропустной говорится о Благовещении Пресвятой Богородицы, что оно «Смотрением Божиим неизглаго-ланным во Святой Четыредесятнице присно обретаемо». То же самое можно сказать и о празднике Сретения Господня. Каждое сочетание этого праздника с днями Постной Триоди дает нам возможность по-новому понять и почувствовать смысл праздника и значение того дня Триоди, с которым он соединяется.
Это происходит потому, что в Уставе церковном нет случайного, но все в нем «смотрением Божиим неизглаголанным» направлено к нашему спасению и духовному воспитанию. Это можно сказать и о сегодняшнем, очень редком сочетании памятей. На протяжении
Праздник Сретения наполовину Богородичный праздник. К Божией Матери обращаемся мы в тропаре этого дня. Ей посвящены прокимны на утрени и литургии, к Ней же обращены и многие тропари канона. Вообще, вся служба этого дня по своему строю не отличается той торжественностью, которой характеризуется Богослужение Владычных праздников, но, скорее, приближается к Богородичным. Это происходит потому, что в этот день мы прославляем прежде всего Божию Матерь, Которая по древнему, ветхозаветному закону принесла в храм Господень Своего Божественного Сына в сороковой день после Его рождения. В этот день Она добровольно отдала Его Богу, Возлюбленное Свое Чадо принесла Господу.
В Ветхом Завете такое приношение должно было совершаться только в отношении младенцев мужеского пола, как об этом говорится в ирмосе девятой песни сегодняшнего праздничного канона: «Всяк мужеский пол, ложесна разверзаяй, свят Богу».
В Новом Завете мать приносит Богу каждого своего ребенка, потому что в Новом Завете: «несть мужеский пол, ни женский» (Гал. 3,28).
Для чего женщина в 40-й день приносит в храм своего ребенка? Чтобы отдать его Богу, поставить его пред лицем Господним. В самый первый день, когда мать может войти в храм, она приносит свое дитя Богу, как бы говоря: «Возьми его, это Твое дитя».
Мать приносит в храм дитя, чтобы оно стало новой — тварью, свободной от власти первородного греха и призванной к вечной жизни. Это новотворе-ние совершается в таинстве крещения, которое в древности также происходило в 40-й день после рождения младенца.
Все мы были в свое время крещены и принесены в храм для посвящения Богу. Это самое важное событие в нашей жизни, благодаря которому мы получили возможность жить духовной жизнью. В Церкви есть различные степени: епископы, иереи, диаконы, но ни одной из них нельзя достигнуть, не получив сначала крещения. Не может быть возведен на высшую степень тот, кто не является членом Тела Христова — Церкви. А этого мы сподобляемся в таинстве крещения. «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся», а «кто во Христе, тот новая тварь…» (2 Кор. 5, 17).
Поэтому, когда ребенка, принесенного в 40-й день, священник возносит к алтарю Господню, а потом возвращает матери, мать, принимая его из рук священника, получает как бы новое творение из, рук Божиих.
О важнейшем событии нашей жизни напоминает нам сегодня праздник Сретения Господня. Он говорит нам о том, что мы некогда, принесенные в храм, отданные Богу и получившие новую жизнь в таинстве крещения, и ныне вместе с Господом должны войти в храм, чтобы жить в нем благодатной жизнью, которая открывается каждому, непосредственно участвующему в богослужении. «Свет благодати Христовой просия нам, хотя ввести в Храм Свой», — говорится в каноне предпразднества (песнь 8-я). Поэтому вчера, готовясь встретить праздник Сретения, мы обращались к Господу с молитвой: «Душевными руками сподоби мя, Благодетелю, Тя восприяти, якоже древле Симеон, и насладитеся Твоей благодати. Ты бо еси Един желание и сладость Привозжеленный» (Канон, песнь 9).
Но сегодня св. Церковь говорит нам не только об этом. Она напоминает нам о нынешнем нашем состоянии, которое многим из нас мешает входить в храм Господень и жить в нем благодатной жизнью. Для этого она предлагает нам образы притчи о блудном сыне.
Вспомним блудного сына. Было время, когда и он, подобно старшему брату, жил в доме отца и наслаждался всеми благами, которые доставляло ему богатство отца. Но он не захотел оставаться в отчем доме и, взяв следующую ему часть имения, «пошел в дальнюю страну и там расточил имение свое, живя распутно» (Лк. 15, 13).
Живя «на стране далече», он «посеял грех, серпом пожал класы лености и, связав снопы своих грешных дел, постлал их не на гумне покаяния» (Служба нед. о блудн. сыне, стихира на Госп. воззв. 1-я).
Томимый духовным гладом, он, как говорит церковная песнь: «прилепился страстей делателем» (Канон, песнь 3-я) и «поработился гражданам странным», обитавшим в этой «тлетворной стране» (песнь 5-я).
Однако Евангельская притча повествует не только об уходе блудного сына из отчего дома и о его жизни в «тлетворной стране» страстей и греха. Мы узнаем из нее, что, когда духовный голод его достиг крайнего предела, он, «придя в себя» сказал: «…встану и пойду к Отцу моему» (Лука 15, 18). Он действительно встал и пошел к Отцу своему (Стих 20-й) или, как говорит церковная песнь, «в безгрешную страну и животную вверился…» и хотя за плечами у него было тяжкое бремя грехов, он обратился с молитвой к Отцу. Смысл этой молитвы так передает церковное песнопение: «Ветром Твоего любоблагоутробия развей плеву дел моих и пшеницу даждь душе моей — оставление, и небесную отворяя ми житницу и спаси мя» (На Госп. воззв. стих 1-я).
Вот и мы, хотя получили новую жизнь в таинстве крещения, но, подобно блудному сыну, «в лености иждивши свое житие», накопили «стоги грехов» и сложили их «не на гумне покаяния». И ныне мы молимся, чтобы Господь открыл нам двери покаяния: «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче, утреннюет бо дух мой ко храму святому Твоему, храм носяй телесный весь осквернен».
Все мы были принесены в храм нашими матерями, и это было наше первое посвящение Богу. Все стали новою тварью во Христе через крещение. И теперь мы снова приходим к Богу, чтобы принести сугубое покаяние: «Объятия Отча отверсти ми по-тщися, блудно иждих мое житие, на богатство неиж-диваемое взирая щедрот Твоих, Спасе, ныне обнищавшее мое сердце не презри, Тебе бо, Господи, во умилении зову: согреших, Отче, на небо и пред Тобою» (Седален по 3-й песни канона). Песнь эта входит в чин пострижения монахов. Ее поют иноки, когда ищущий пострижения приводится к игумену, который должен совершить постриг. Но сегодня она поется для всех нас. Все мы, кающиеся, приходим как бы для принятия иноческого чина. Ведь подвиг монаха состоит прежде всего в отречении от мира ради любви Божией и в послушании. Но разве не в этом же состоит делание каждого христианина? Разве не ко всем нам обращены слова Апостола: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» (Иоан. 2, 15).
Если мы сегодня, совершая богослужение, помним и понимаем значение нашего первого посвящения Богу в крещении и вспоминаем о первом нашем принесении в храм, то, с другой стороны, св. Церковь нам, много согрешившим в жизни, открывает сегодня двери покаяния, заботясь о том, чтобы мы достойно встретили дни св. Четыредесятницы.
В сегодняшней службе, в этом редчайшем соединении праздника Сретения Господня с неделей о блудном сыне, нам дано пережить двойное восхождение к Богу: первое посвящение Ему в начале нашей жизни, и возвращение к Нему через сугубое покаяние.
Сегодня все мы, подобно инокам, приходящим к пострижению, можем сказать о себе: «Раздрах ныне одежду мою первую, юже ми истка Зиждитель изначала, и оттуда лежу наг». «Облекохся в раздранную ризу, юже истка ми змий советом, и стыждуся» (Канон Андрея Критского, песнь 2-я).
Сегодня каждый из нас, вникая в свое сердце, чувствует, что он «блудно иждих свое житие», и это чувство будет в нас тем полнее и глубже, чем полнее мы переживаем сегодня свое первое посвящение Богу. И если есть в нас это чувство, если мы видим ныне красоту той первой одежды, в которую мы облеклись в таинстве крещения, и безобразие облекающей нас ныне раздранной ризы греха, то Господь даст нам сегодня, подобно инокам, приходящим к пострижению, от всего нашего сокрушенного сердца воспеть Господу эту великую песнь: «Объятия Отча отверсти ми потщися».