Твоя

Мы с Эрнесто уже месяц как не занимались любовью. Или даже два месяца, не знаю. Не то чтобы меня это слишком волновало. К вечеру я уже очень сильно уставала. Может показаться странным, но если хочешь, чтобы дома все было в идеальном порядке, хлопоты по хозяйству просто выматывают. Что до меня, то я засыпала, едва коснувшись головой подушки. Но ясно, если мужу так долго нет до тебя дела, это может означать что угодно. Наверное, мне стоит поговорить с Эрнесто, спросить его, в чем дело. Я почти решилась на это. Но затем мне пришло в голову: а не случится ли так же, как и с моей мамой, которая на этот вопрос получила совсем не такой ответ, на который рассчитывала. Она заметила, что папа стал каким-то странным, и однажды спросила его: «В чем дело, Роберто?» Он ответил: «Дело в том, что я терпеть тебя больше не могу!» А затем хлопнул дверью, и с тех пор мы его не видели. Бедная моя мама.

И потом,

я более-менее представляла себе, что происходит с Эрнесто. Если целый день пашешь как лошадь, а в свободное время ходишь на какие-нибудь курсы, изучаешь что-то новое, как тут под вечер не падать без задних ног? Так что я решила: не буду задавать вопросов, пока у меня есть глаза и голова, чтобы наблюдать и делать выводы. А пока я вижу, что у нас замечательная семья, наша дочка заканчивает школу, у нас есть дом, которому многие завидуют. И Эрнесто, без всякого сомнения, меня любит. С ним я никогда ни в чем не нуждалась. Так что я успокоилась и сказала себе: «Секс в свое время вернется, у тебя уже есть многое, так не стоит зацикливаться на том единственном, чего тебе не хватает». Мы живем не в шестидесятые, есть вещи не менее, а то и более важные, чем секс. Семья, домашний очаг, гармоничные отношения. Сколько таких, кто в постели просто бог, а в повседневной жизни будет вытирать о тебя ноги? И наоборот! Зачем мне требовать всего и сразу, как это сделала моя мама?

Но вскоре я поняла, что Эрнесто мне изменяет. Я никак не могла найти карандаш, заглянула в его портфель и обнаружила там бумагу с нарисованным красным сердцем, с надписью наискосок «Люблю тебя» и, чуть ниже, «Твоя». Банальная улика, но мне в самом деле стало больно. Я чуть было не пошла сразу к нему, не ткнула ему в нос эту бумагу и не спросила:

— Что это такое, сукин кот?

К счастью, я сосчитала до десяти, глубоко вдохнула и оставила все как есть. Притворяться за ужином мне стоило большого труда. Лали пребывала в том настроении, когда с ней не мог разговаривать никто, кроме Эрнесто. Меня это не особо беспокоило, я давно привыкла к ее выходкам. Но Эрнесто пришлось нелегко. Он что-то спрашивал у дочери, та ему односложно отвечала. Я не могла поддерживать беседу, мне хватило только что сделанного открытия. Но я боялась, что они что-нибудь заметят. Обычно за столом я заполняю все паузы, возникающие в разговоре, пытаюсь загладить все шероховатости, обойти все неловкие места. Щебечу, словно пташка. Чтобы не вызвать подозрений, я сказала, что плохо себя чувствую, у меня болит голова. Думаю, они мне поверили. И пока Эрнесто вел свой монолог с Лали, я мучительно размышляла о том, как же мне с ним поговорить. Первую мысль — спросить: «Что это такое?» — я к тому времени уже отвергла.

Как он мне ответит? Письмо, сердце, признание в любви, подпись. Нет, это глупый вопрос. Важно понять, значит ли для него что-то эта бумага или нет. Потому что каждую женщину когда-нибудь да обманывают. Это как менопауза: может наступить чуть позже, но никого не минует. Просто некоторые могут об измене никогда не узнать. Таким легче, ведь в жизни у них ничего не меняется. Другое дело мы, открывшие правду: мы начинаем спрашивать себя, кто она, где мы совершили ошибку, что теперь делать, прощать или нет, как отомстить за такое, и, переходя от одного вопроса к другому, можем запутаться настолько, что не найдем уже дороги назад. В конце концов, мы рискуем навоображать себе историю гораздо более серьезную и замысловатую, чем она есть на самом деле. Я не хотела совершить такой обычной женской ошибки. Определенно, та, что нарисовала красное сердце с подписью «Твоя», не могла играть сколько-нибудь важную роль в жизни Эрнесто. Я хорошо знала своего мужа, он терпеть не мог подобных штучек. «Должно быть, его от такого в жар бросило», — подумала я. Сегодня женщины слишком навязчивы. Подходят к мужику и пристают к нему, пристают, пристают, так что если он ничего не сделает в ответ, то почувствует себя идиотом. «В самом деле, — сказала я себе, — зачем тыкать Эрнесто носом в письмо и устраивать ему допрос, если уже через неделю эта женщина будет забыта?» Или не будет?

Важно только быть начеку, убедиться, что их отношения не развиваются и не углубляются. Поэтому я начала проверять его карманы, открывать его письма, следить за его расписанием, подслушивать его разговоры, сняв другую трубку. В общем, все, что в таком случае делала бы любая женщина. Как я и думала, ничего важного мне обнаружить не удалось. Только всякие мелочи. Я стала обращать внимание на то, что Эрнесто приходит домой все позже, работает по выходным, его почти нельзя застать дома. Единственное, что он не пропускал, — это родительские собрания, посвященные традиционному путешествию по случаю окончания школы, в которое собирается класс Лали. А во всех остальных случаях исчезал без предупреждения. Это меня беспокоило, ведь если он все время встречался с одной и той же женщиной, дело могло зайти довольно далеко. Однажды я проследила

за ним. Был понедельник, я точно помню, потому что мы возвращались с собрания насчет путешествия Лали. Эрнесто был зол, но меня это не удивляло, после этих встреч он просто с ума сходил. Мне казалось, он немного сгущает краски. Известно, что такие путешествия проходят довольно бестолково, так что остается положиться на благоразумие своего ребенка. Что тут еще поделаешь? Эрнесто же хотел проконтролировать все от начала до конца, и все казалось ему плохо организованным. Когда мы вернулись, Лали закрылась в своей комнате, она, по сути, так и жила там взаперти. А мы пошли на кухню чем-нибудь поужинать. Тут зазвонил телефон, и Эрнесто снял трубку. Было уже поздно, я сказала, что это неподходящее время, чтобы звонить семейному человеку домой. Эрнесто занервничал еще больше, начал отвечать и быстро ушел в кабинет, чтобы поговорить спокойно. Я взяла трубку на кухне и услышала, как женский голос произнес: «Если ты не приедешь сейчас же, я за себя не отвечаю». И она бросила трубку. Эрнесто вернулся на кухню, его выдавали только особый блеск в глазах и сжатые челюсти.

— На работе очень серьезная проблема, вся система рухнула.

— Иди, восстанавливай себе спокойно эту систему, Эрни, — ответила я.

А сама вышла следом, села в свою машину и поехала за ним. Я не очень хорошо вожу, тем более ночью, но это был форс-мажор. Не вызывать же мне такси и не говорить шоферу: «Следуйте за тем автомобилем», — как в телесериале. Знала бы я, что мне предстоит увидеть! Он приехал в парк Палермо и остановился у озера. Я погасила фары, чтобы меня не смогли заметить, остановилась метров за сто, вышла из машины и подошла поближе пешком. Я спряталась за деревом. Вскоре подошла она, Твоя. Я узнала Алисию, его секретаршу. Никогда бы не подумала, что эта женщина может рисовать красные сердечки и писать «Люблю тебя» женатому мужчине. Прежде она мне даже нравилась. Богатая девчонка, без пафоса, одевается почти как я. Итак, она подошла и бросилась ему на шею. Хотела поцеловать его, но он отстранился. Эрнесто казался раздраженным. Они заспорили. Она плакала и обнимала его, он же с каждым разом все сильнее и сильнее злился. Я стала успокаиваться, эти отношения определенно были на грани разрыва. Со мной Эрнесто за все шестнадцать лет брака никогда так не обращался. Он хотел уйти, а она старалась удержать его. Он попытался отодвинуться подальше. Та снова кинулась к нему, и он ее оттолкнул. К несчастью, она ударилась головой о ствол дерева, что росло прямо за ее спиной, и упала замертво. Эрнесто заметался как сумасшедший, стал трясти ее, пощупал ей пульс, даже начал делать искусственное дыхание рот в рот. Все бесполезно. Я не знала, как мне быть, не появиться же перед ним нежданно-негаданно со словами: «Эрнесто, тебе помочь?»

Так что я поехала домой, это было благоразумнее всего.

— Алло, Паула?

— Да, кто это?

— Лали…

— А, не узнала твой голос, я почти уснула.

— Ты плачешь.

— Нет, плакала, а сейчас уже нет.

— Ты поговорила со своим стариком?

— Нет, и не знаю, стоит ли с ним говорить. Ты сегодня видела, как он обо всем беспокоится?

— Да, точно.

— Ничего ему не нравится.

— Он всегда такой?

— Нет, не всегда. Но на этом путешествии он просто рехнулся.

— Он за тебя боится, бедняга.

— Да, если мы летим на самолете, ему не нравится самолет, если едем на автобусе — автобус.

— Девочка, твой старик просто боится, что ты там загуляешь. Бедняга!

— Что за чушь!

— Это шутка! У тебя что, нет чувства юмора?

— Я не вижу тут ничего смешного.

— Посмейся немного! Ты же целый день плакала!

— У меня на то есть причины.

— Да, я уж знаю.

— …

— А с матерью ты не поговоришь?

— Ни за что. Она для меня — пустое место.

— Но тебе же надо с кем-то поговорить…

— …

— Я хочу позвонить Ивану.

— Нет, даже и не думай! Ты же уже пыталась, знаешь, какая там задница.

— …

— Эй, не плачь…

— …

— Ладно, не говори никому. Скажешь после путешествия, о'кей?

— Мой старик от такого сразу умрет на месте.

— Ну, тогда пусть лучше умрет после путешествия.

— Перестань меня смешить…

— Пообещай, что ты не будешь звонить Ивану.

— …

— Пообещай мне.

— О'кей, пока.

— Пока.

Когда я ехала домой, начался дождь. И не просто дождь — лило как из ведра. Щетки дворников мелькали туда-сюда, но не могли разогнать такие потоки воды. Кроме того, левый дворник чистил очень плохо. Я с огромным трудом пыталась разглядеть хоть что-нибудь. И кляла дождь на чем свет стоит. Но вскоре я нашла в этом и положительную сторону. Мне нравится во всем находить положительные стороны. Если пошел дождь, значит, следы вокруг места, где произошел несчастный случай, смоет, и это сильно облегчит жизнь Эрнесто. Всем нам.