Ты будешь смеяться, мой князь

Терехов Андрей Сергеевич

– Ваша воля, пан, принесу обратно всю пыль вашу да паутину, – со спокойной улыбкой ответила гостья.

Збышек проворчал под нос «не надо, чего уж там» и решительно перешёл из дома в пекарню.

Построили ее на славу – еще в те времена,

когда местные поля засеивали пшеницей, и за белой мукой не приходилось ходить через озёра. С тех пор все в роду Збышека месили тесто: деды, прадеды и пра-прадеды и даже пра-пра-прадеды. Исключение составлял разве что двоюродный дядя, который ни с того ни с сего отправился в путешествие да там и сгинул, ибо земля, как известно, лепёха, и, если долго-долго ехать или долго-долго идти, обязательно с нее свалишься.

Иногда Збышек задумывался, как бы сложилась жизнь, отправься и он в путешествие или не явись за его родителями старуха на чёрной повозке. Или будь у Збышека настоящая лошадь, на которой он бы отправился в Закряжье или на Березовый рог! К счастью, мысли эти приходили редко, и пекарня Збышека не тяготила. Концы с концами он сводил, голодать – не голодал и, хотя покупали его хлеб только люди простые, делом своим гордился.

Начиналось оно с первыми петухами, к ору которых замес поднимался и подобно непослушному дитяти вылезал из квашни. Збышек сжигал в печи закладку поленьев из восьми, нарезал тесто лентами и лепил из них колобки в ладонь длиной.

За час, проведённый в горниле, хлебцы румянились, набухали, и от пекарни на все деревню расходился дивный аромат. Пока Збышек натирал чесноком горбыли, у двери собиралась толпа. Продавал он хлеб недорого: по серебряному дукату за четыре колобка.

Неудивительно, что и в этот раз у пекарни в назначенный час мокла под дождем ватага человек в двадцать. Поскольку Збышек первую половину дня навострял уши да пил пиво за долгие лета князя Вацлава, хлебный аромат не потянулся из пекарни в обычное время, и люди ворчали.

– Пан Збышек, никак проспал? – крикнул служка местного корчмаря и хохотнул в голос.

– Да сам и съел все, – отозвались хором две прачки.

– Зачем ему? Не в коня корм. Хлеб печёт, а тощий, как девица.

Снаружи грохнуло от смеха.

Збышек покачал головой. Он долепливал лишь четвёртый колобок и догадывался, что хлеб испечётся не раньше, чем лучи заката пробьются сквозь завесу дождя и погладят городские крыши.

– С чего, пан, начинать? – подала голос шляхтянка и сколь решительно, столь и неумело надела второй фартук. Он висел на гвозде со смерти отца Збышека – скорее, напоминание, чем одежда мастера.

Збышек удивлённо посмотрел на гостью.

– Не гоже шляхтянке хлеб печь, вельможная панна.

– Не гоже благочестивому пану твердить всем и каждому, что им «гоже» и что им «не гоже».

Конец ознакомительного фрагмента.