Ты — Меня
Шрифт:
— Не смей, Вунсолай, порочить мои сны, яркие, как северное арктическое сияние, и четкие, как очертания креста на братской могиле. Вними же словам моим, верховной жрицы Аманты!.. — после сказанного женщина маленькими шагами направилась в комнату, два других жителя уступили ей дорогу. Дед покорно встал на колени и поклонился вслед Аманте.
Роза проснулась через шесть часов, вероятнее всего, от вони непонятной природы и происхождения. По всей видимости, в квартире давно между собой смешались запахи гниющего мяса, немытого неделями пота и годами неубранной грязи. На деревянном стуле
— Я рада, что ты проснулась, девочка, — коротко и все тем же низким голосом произнесла некрасивая полная женщина. Сердцебиение Розы ускорилось в несколько раз, а на лбу показалась довольно заметная блестящая испарина.
— Что вам от меня нужно, тетенька?! — сказала испуганная девочка, сжав от безысходности в руках старую подушку, в результате чего из той посыпались перья. Роза не придала этому значения, уставившись взглядом в лицо Аманты, которое, как казалось девочке, излучало килогерцы темной энергии.
Аманта протянула руки к девочке, закрыв глаза. Роза, вероятно, почувствовав какое-то притяжение, церимониально взяла ее за ладони, и Аманта помогла ей встать на ноги.
— Пошли за мной, дитя… Вечернее причастие ждет нас в эти мгновения.
В ответ Роза покорно встала и, ступив на этот раз на пыльный и загаженный странными липкими пятнами пол, пошла вперед, поравнявшись с Амантой, взяв ее за руку и почти не чувствуя вони, которая сквозняками перемещалась по комнате.
— Почему тут так воняет? — уже скорее от любопытства, нежели от отвращения, спросила любопытная девочка.
— Это нечистый дух, моя дорогая. Он хранит покой этого сакрального места.
Когда они зашли на кухню, Роза увидела трех других обитателей странной квартиры.
— Меня зовут Вунсолай… — произнес старик, поднявшись первым. Сложив ладони вместе, он слегка поклонился девочке, закрыв глаза.
— Имя мое Иуда, в честь Искариота, прошу заметить… — произнес мужчина в тельняшке. Сложив ладони вместе, он слегка поклонился девочке, закрыв глаза.
— А я безымянный. Так и зови меня — Безымянный, — произнес худощавый последним. Сложив ладони вместе, он слегка поклонился девочке, закрыв глаза.
— Мое имя, юное дитя, тебе известно… — сказала Аманта и села за стол, посадив Розу на колени.
Сейчас у девочки появился шанс оглядеться по сторонам. В углу стояла плита, рядом с ней — раковина. Обоев не было, только голые серые стены, исписанные странными буквами и символами. Посередине был круглый стол и несколько стульев. Собственно, тут они и осели. Осмотр кухни прервал Безымянный. Он встал, громко отодвинув стул, и взял большую стеклянную чашу, стоящую рядом с раковиной. Поставив ее на стол, подошел к плите.
— А теперь время принести жертву во имя Апокалипсиса и несущего его сосуда сосредоточения невинности и непорочности будущего видения мира… — говоря эти слова, он пристально смотрел на Розу, благодаря чему вновь вызвал в ней первобытное чувство страха.
Потом Безымянный резко открыл духовку и достал оттуда невесть откуда взявшегося полосатого кота, вероятно, такого же напуганного и затравленного, как и большинство жителей небезызвестной тоталитарной республики. Взяв его за шкирку, худощавый подошел к столу. Кот на вытянутой руке висел над самой чашей. Роза, вероятно, догадываясь, что сейчас произойдет, ладошками закрыла рот, чтобы не вскрикнуть. Безымянный взял большой кухонный нож и резким отточенным движением вспорол глотку животного, кровь тонкой струей полилась в чашу От ужаса Роза вновь потеряла сознание. Девочка не видела, как члены общины начали вымазывать свои лица кровью, жадно облизывая губы и растирая ладонями свои грязные и липкие тела. Не увидела Роза и оргии, которая началась по прошествии нескольких минут.
Маменька, как только пришла с утомительной заводской смены, сразу почуяла неладное: Розочки нигде не было. Не было и записки возле зеркала, но портфель с нарисованным на нем Чебурашкой аккуратно лежал на кресле. Значит, Роза пришла со школы, кинула портфель и пошла за молоком. Взволнованная маменька побежала к холодильнику. Открыв дверь, она еще больше испугалась: там был кусок ливерной колбасы, трехлитровая банка с замаринованной в домашних условиях селедкой — но молока не было. Взволнованная женщина кинулась в подъезд опрашивать жителей и искать доченьку. Обычно свидетелями всего, что происходило, были дежурные бабушки, восседавшие на деревянных лавках и способные воспроизвести в архивах своей памяти любые детали.
Но ни Федотовна, ни Авдотьевна, ни Карповна не видели стремительно бегущую в продуктовый магазин Розу.
Отчаявшись, маменька вернулась домой, чтобы звонить в милицию. Минуя лестничные пролеты на третьем этаже, ее привлекла скомканная бумажка, и в это самое мгновение сердце маменьки кольнуло — тот самый листик, на котором было написано послание о покупке молока! Перед ее взором предстала шестьдесят девятая квартира — та самая печально известная квартира странной общины. Маменька несколько раз постучала в дверь и позвонила. Хотя изнутри слышалось какое-то шебуршание и шаги, но никто не открывал и даже не спросил «кто там».
В это самое время на балкон с мегафоном вышел престарелый Вунсолай. Случайные прохожие и вовсе бы не обратили на него внимания, если бы не речи, которые он начал читать. Они заставляли прислушаться каждого человека, который проходил мимо просто так или, например, выгуливая собаку.
— Люди! Час настал проститься с этим греховным моментом вашего существования. Небогоугодные твари должны приготовиться к расплате за свои проделки мирские! Да пребудет с вами святое веяние вселенского Апокалипсиса! — голубоглазый старик читал проповеди до тех пор, пока к подъезду не подъехала милиция. В этот самый момент его охватила настоящая истерика.
— Вот они, слуги Дьявола, что пытаются помешать нашей миссионерской деятельности в пограничных мирах! Сера! Сера! Сера! — дверь на балкон закрылась, а Розина мама тем временем встречала двух людей в форме, на ходу пытаясь им объяснить, что дочку ее похитили, скорее всего, странные люди с третьего этажа. Кое-как выслушав доводы испуганной женщины, милиционеры поднялись на третий этаж, но им никто не открыл. За дверью лишь слышались какие-то странные речи, плавно перетекающие в песнопения.