Ты – мой воздух
Шрифт:
Я был единственным ребенком и до 15 лет не понимал, почему мать относится ко мне, как к пустому месту. В основном я был предоставлен сам себе. У нас не было никогда разговоров по душам. Элементарной материнской ласки я тоже не видел. Даже скупого поцелуя в макушку никогда не было. И как бы я не пытался заслужить ее расположение, все было впустую. Лет в тринадцать я ввязался в плохую компанию. Ростом, да и внешне, я выглядел намного старше своих лет. Поэтому и друзья были намного старше со взрослыми, не совсем законными делами. В один из дней, возвращаясь с очередной разборки с разукрашенной физиономией, нашел свою мать в ванной
Что может зеленый пацан понять в такой момент? Вот и я все не понимал, но то, что в тот момент почувствовал и осознал, осталось со мной на всю жизнь.
Позже мы сидели на кухне, впервые вот так, по-домашнему. И даже с какой-то теплотой и доверием глядя друг на друга. Отпаивал маму горячим сладким чаем и слушал, ловил каждое ее слово.
«Мне было 23, я была замужем за очень хорошим человеком. Он заканчивал кандидатскую, преподавал в институте. Можно сказать, повезло, я же детдомовская была. Родителей не знала никогда. Но вот с детьми у нас с Константином как-то не получалось. Я работала на почте, и в один из обычных вроде бы дней познакомилась с мужчиной. Высокий, статный, широкоплечий, красивый. Сама не заметила, как влюбилась, а потом… А что потом? Да как в омут с головой. Сама не заметила, как все закрутилось. Я забеременела от него. Муж узнал. Скрывать такое было глупо, все равно все станет явным. Муж даже и не допускал мысли, что это его ребенок. Оказалось, что Константин не мог иметь детей. В общем, мы развелись. Грязно, с ссорами, криками, взаимными оскорблениями. А мужчина тот женатым оказался. Непросто женатым, там еще и двое детей было. А в город он в командировку приезжал по работе. Как услышал о беременности, его как ветром сдуло. Так я больше его и не видела. Сложно было приходить в себя. Любила его, казалось, больше жизни. Потом родился ты. Роль матери-одиночки – незавидная роль. Приходилось работать за двоих, чтобы как-то прокормить тебя и себя. Ночами было хуже всего, хоть волком вой от обиды. Разлюбить его так и не смогла. Дура… Ненависть к нему смешалась с болью, любовью и жалостью к самой себе. Ты рос, а я смотрела на тебя и видела его. Видела того, кто разрушил мою семью, меня, мою жизнь и сбежал, как последний подлец. Жалела себя. И не понимала, что во всем виновата сама. Только я виновата. Я, сын, виновата во всем. Я позволила себе слабость и поплатилась за это с лихвой. Ты прости меня, я и перед тобой виновата. Наверное, больше, чем перед кем бы то ни было. Прости меня. Я на себя злиться должна, себя ненавидеть, а не на тебя. Ты ни в чем не виноват…»
Разговор длился долго, до самого рассвета. Мы то молчали, то мать снова рассказывала и рассказывала о своем прошлом, о моем отце. Просила прощение снова и снова. Я простил, сразу простил. Зла я никогда на нее не держал. Наверное, подсознательно чувствовал ее внутреннюю боль.
После того вечера маму как подменили: объятия, горячий ужин. Она не упускала момента, чтобы обнять меня, взять за руку, провести по волосам. Да и я, как изголодавшийся, тянулся к ней, к ее ласке, которой за пятнадцать лет почти
Матери давно нет на этом свете. Еще в армии получил телеграмму от соседки бабы Маши с похоронкой. Мать покончила с собой, прыгнула из окна. Вернулся из армии в пустую квартиру, бросил сумку и поехал на кладбище. В гости к единственному родному человеку.
Строил свою жизнь все эти годы, как мог и как умел, но браслет не снимал. Когда появились связи и деньги, нашел отца, но знакомиться не стал. Не видел смысла, да и сейчас не вижу. Пусть живет, как хочет. Больше 20 лет на тот момент прошло. Его не волновало, где и как живет его сын. Хотел бы – нашел. Поэтому навязываться я и не думал. Посмотрел на этого чужого, по сути, для меня мужчину издалека и поехал домой. Внутри и не дрогнуло ничего.
Вот и сижу сейчас с бутылкой коньяка, надираюсь, вспоминаю прошлое и пытаюсь не быть таким же мудаком, как собственный отец. А выходит у меня это ху*во.
Глава 17
Утром отдираю себя от кровати, можно сказать, в прямом смысле этого слова. Настроение на нуле. Раздражает все вокруг: звук будильника, шум чайника, случайно упавшее с крючка полотенце. Понимаю, что я почти на грани нервного срыва. В обед звоню Диме. Он не отвечает. Позже присылает смс, что скоро вылетает домой. Я этому рада, но что-то внутри словно щелкает. Тревога возрастает до такого уровня, что даже руки начинают дрожать. Выпиваю две таблетки успокоительного, но мне ни на грамм не становится легче. Мечусь по офису, как тигр в клетке. Вера молча приносит чай с ромашкой и ставит на стол. Я не просила, но, видимо, мое состояние не осталось без ее внимания.
Часам к пяти окончательно понимаю, что толку от меня в офисе нет никакого. День прошел впустую. Набираю номер Ксю.
– Привет! Как ты смотришь на то, чтобы прокатиться сегодня?
– Привет, Ник! Не могу, прости. Пообещала соседке сходить с ней в клуб. Давай в другой раз?
– Да, конечно.
– Ник, что-то случилось?
– Нет, просто время освободилось. Ладно, не буду отвлекать от сборов. Поехала тогда домой.
– Целую, дорогая.
– И я тебя, – сбрасываю звонок. Собираюсь и выхожу из офиса. Перед тем, как поехать домой, делаю пару лишних кругов по городу. Это помогает мне немного прийти в себя и успокоится. Наконец, подъезжаю к дому. Свет в окнах горит. Дима приехал. Почему не позвонил, что долетел? Странно.
Захожу в дом, разуваюсь, прохожу в гостиную. Дима стоит возле окна. Услышав меня, оборачивается. Я подхожу ближе. Что-то не так, мне не нравится его взгляд.
– Привет! Почему не позвонил? Я бы встретила тебя в аэропорту, – пытаюсь обнять его, но он не отвечает на мои объятья. Отхожу на шаг.
Конец ознакомительного фрагмента.