Ты - Моя Душа
Шрифт:
Раньше она думала, что должна обязательно доказать старой садистке, насколько она не права. Что Арина не тварь, не бл*дь, не мразь и не бестолковое ничтожество. Она не является ни одним из тех ярких “эпитетов”, которыми наделяла ее “любящая” бабуля, сопровождая свою жуткую ежедневную брань регулярными побоями. По этой причине Арина настолько болезненно переживала неуспех в своей жизни.
Не дали роль? Значит, бабушка была права — она ни на что не годна. Сериал, в котором она снималась — провалился? Значит, садистка снова попала в точку, и Арина — конченая мразь. Она не могла заглушить жалящие до смерти голоса бабушки в своей голове. При каждом своем провале Арина мысленно
— У тебя кровь! — донесся взволнованный голос Юли откуда-то издалека. Она с непониманием уставилась на сидящую рядом подругу, которая в ужасе глядела на ее руку. Арина медленно перевела взгляд… Ах, да… Она в руках держала бокал с шампанским, а он видимо треснул у нее в ладони. Дорогой напиток Armand De Brignac Brut Gold, который так обожала Арина, холодными каплями стекал с ее руки, звонко ударяясь об идеально чистый кафельный пол, как безвозвратно утекающее время. Почему-то игристое вино вместо золотистого цвета было алым.
— Разожми ладонь и выпусти бокал! — воскликнула испуганная Юля, дотрагиваясь до ее плеча. Ах, да… Видимо Арина слишком пережала бокал, и он разбился. Так вот что это был за треск. А она подумала, что молния… Странно, она не чувствовала боли, хотя порезалась до крови. Подлетевший официант пытался оказать ей помощь, но Арина не понимала, чего он от нее добивается. Паренек в белом фраке стал осторожно разжимать ее стиснутые пальцы, когда понял, что сама Арина не в состоянии этого сделать. Молодой официант что-то говорил о ране, скорой и необходимости наложить швы, но Арина не могла толком разобрать его слова. Она заворожено разглядывала разбившееся стекло, упавшее на пол: осколки ее проклятой жизни. Арина его потеряла… Все кончено. Сегодня она наглядно убедилась в том, о чем подсознательно догадывалась все эти тринадцать лет. Ее спасительная крепость — хлипкая иллюзия, потому что Саша ее не любит. Любящий мужчина никогда не поступит так, как Аверин сегодня.
Так же как в детстве она почувствовала захват чьих-то толстых невидимых пальцев, с невероятной силой сжимающих ей горло. Дышать стало невозможно. Из глаз вот-вот ручьем польются слёзы, а Арина не могла допустить, чтобы кто-либо увидел ее унизительную слабость. Только не это. Она никому не позволит себя жалеть и не допустит снисходительного отношения к себе как к бедной несчастной брошенке. Никогда!
Арина подняла полные ужаса глаза на растерянного официанта, медленно обвела потерянным взглядом поглядывающих с любопытством на неловкую ситуацию окружающих и поднялась с места. Какой-то звон. Треск. Хруст. Это она сама в открытых дизайнерских босоножках наступила на лежащее стекло на полу и прошлась по осколкам своего разбитого сердца. Почти бегом она направилась в женскую уборную и закрыла дверь на ключ. Арина отчаянно глотала воздух, как выброшенная на песчаный берег умирающая касатка. Снова мысленно держаться за Аверина бесполезно. Он не поможет.
Через пару минут вновь нахлынуло слишком знакомое ей чувство острой безнадежности: ей уже никто не поможет. Не спасет. Никто теперь не в силах остановить
— Даже не сомневался, что ты не сможешь покинуть прием, не разбив что-нибудь на прощание, — раздался бархатный насмешливый голос Аверина за закрытыми дверями кабины.
Конечно! Проклятый джентльмен! Саша, должно быть, увидел, что произошло, и решил учтиво проверить ее. Арина хотела ему ответить хоть что-то, желательно остроумное и язвительное, но нарастающие всхлипы не давали ей вымолвить ни слова.
— У тебя все в порядке? Ты поранилась? Арина! — из надменного тон его бархатного голоса слишком быстро превратился в встревоженный.
Да, черт его дери, Аверин, она поранилась! Только не сейчас, не сегодня. А еще тринадцать лет назад, когда увидела манящие зеленые глаза своего будущего супруга. Вдох. Один проклятый вдох, но Арина не может его сделать. В полном отчаянии она опустилась прямо на пол в туалете и закрыла рот рукой, чтобы муж не услышал ее жалкие всхлипы: ее мольбу о помощи.
— Арина, если ты не ответишь немедленно, я выломаю дверь! — рявкнул Аверин, в который раз проворачивая ручку закрытой на ключ двери уборной.
Боже, нет! Арина готова пережить все, что угодно, только не это! Саша не должен видеть ее в таком состоянии: сломленную, беспомощную и убогую. Муж ни разу не стал свидетелем отголосков ее тяжелого прошлого. Арина старалась изо всех сил, чтобы он ни о чем не узнал. И сейчас Саша останется в полном неведении. Чего бы ей это не стоило, такого позора она не допустит.
Трясущимися руками схватила маленькую сумочку с туалетного столика. Из-за подкашивающихся коленей ее рука соскользнула, и она больно ударилась подбородком о золотистую металлическую раковину. Сегодня явно был не ее день. Арина вывалила на пол все содержимое из черного клатча и взяла телефон. Продолжая задыхаться, она чудом набрала мужу сообщение:
“Не мешай, Аверин, я мастурбирую. Официант слишком симпатичный. Не смогла удержать себя в руках.)))”
Пусть думает о ней все, что угодно! Пусть считает ее бездушной стервой, развратной шлюхой, только пусть не смеет ее жалеть! Никому не позволяла и не позволит по отношению к себе унизительной жалости. Сочувствующего взгляда красивых глаз Аверина она просто не выдержит и подохнет прямо здесь, в туалете банкетного зала олигарха Дмитрия Орлова. Пусть катится к чертям собачьим со своей вшивой вежливостью и бездушной участливостью. Теперь Аверин ее не спасет. Арина не верит ему больше. Потому что видела, как именно он смотрел на другую.
Саша что-то недовольно пробурчал под дверью. Через пару секунд она услышала его удаляющиеся шаги. Муж снова повелся на ее откровенную ложь. Вот и славно. Сейчас Арина успокоится. Обычно приступы жуткого удушья не длились дольше сорока минут. Скоро пройдет. Ей просто нужно постараться сделать вдох, один чертов вдох и ей полегчает… А потом её вырвало. Прямо на холодный пол уборной. Арина даже не смогла подняться и доползти до унитаза. И лежа там, в собственной блевотине, с порезанной до крови ладонью, размазанным макияжем, с выделяющимся кровоподтеком на подбородке, с рвущимся наружу криком отчаяния и рекой льющихся слёз, Арина Аверина сделала то, что обычно делала, когда доходила до самого дна.