Ты — моя мечта
Шрифт:
— Да.
Алина почувствовала, как буквально падает в какую-то пропасть, в области сердца саднило, как обычно бывает с ней в минуты сильного душевного волнения, во рту пересохло.
— Но как же так?
– Алина, я не жил монахом до тебя. Ты это должна понимать. И, видимо, не особо умею разбираться в людях, если нарвался на такую мразь.
Алина отшатнулась. «Он винит девушку за то, что та забеременела от него? Боже, что же он за человек такой? Неужели она была права на счет него с самого начала?» — с ужасом думала она.
— Тебя отчисляли из школ? Ты постоянно ввязывался в драки, а твоему отцу приходилось
А Рома недоумевал: «Где она все это раскопала? Почему в ее голосе столько ненависти? Неужели она его даже не выслушает? И какое это имеет значение, ведь все в прошлом? Но судя по ее тону, по взгляду, Алина уже вынесла вердикт, даже не выслушав. Как те продажные псевдопсихологи, которые втирали ему, что он просто с жиру бесится в то время, как должен целовать землю, по которой ходит его щедрый родитель». Он чувствовал, как в душе поднимается застарелая злость и буквально наполняет собой каждую вену.
— Да, — холодно сказал он. — Что аудиенция закончена, и я могу быть свободен, да? Ты все уже для себя решила…
— А разве ты оставил мне выбор? — в такой же манере ответила девушка.
Рома развернулся и, превозмогая боль в колене, вышел из подъезда. А Алина дрожащими руками открыла дверь, вошла в свою скромную квартирку и, присев в темной прихожей на тумбочку, громко разрыдалась.
Забравшись к другу в машину, Воронцов уже не смог сдерживать бурлящие внутри эмоции и обрушил всю свою злость на приборную панель автомобиля: «Блядь! Блядь! Сука!». Артем молча наблюдал за другом, а потом коротко бросил:
— «На Фестивальную»? — и, получив молчаливый кивок, выехал со двора.
В служебном помещении автомастерской собралась привычная компания, парни гоняли шары, курили кальян и отдыхали после трудового дня. Устроившись на мягком диване с банкой пива в руке, Рома погрузился в свои невеселые мысли. Артем расположился рядом:
— Расскажешь?
— Да, что рассказывать? Алина откуда-то узнала про Милу, про ее мнимую беременность и попытки затащить меня в ЗАГС с помощью своего папочки.
— Ты ей всё объяснил?
— Брат, а что объяснять? Что в двадцать лет не жил монахом? Что пару раз переспал с этой брехливой дурой, а та решила меня купленной справкой о беременности развести на брак? Видите ли, ей захотелось красивого парня и пышную свадьбу, чтобы подруги обзавидовались... Сука… Так ведь Алина — не маленькая девочка, должна и сама все понимать… Но знаешь, в ее глазах был такой ужас ... даже какое-то отвращение, как будто я ей признался, что убил Бэмби.
— Странно... Алина всегда мне казалась благоразумной девочкой.
— А потом она мне припомнила все грехи молодости, так сказать… И мне стало так тошно, ты ведь знаешь, сколько я этого дерьма съел. Всё давно в прошлом, но нет... Эта святоша, видно, решила, что я для нее недостаточно хорош, блядь.
— Ладно, забей. Ты ее знаешь от силы пару дней. Ты даже еще не со всеми девочками курса познакомился, найдем мы тебе получше.
Рома молчал.
— Так это правда? Он сам так и сказал? — на другом конце города Марина по телефону пыталась подбодрить подругу и разобраться в том, что же произошло между
— Да... Я спросила, правда ли, что дочка ректора беременна от него, и он это подтвердил. А потом обозвал девушку мразью, представляешь, — Алина уже не плакала, но голос дрожал и звучал надломлено. — Марин, как же можно так говорить? Что он за человек такой? Как я вообще могла увидеть в нем что-то хорошее? Похоже моя интуиция ни на что не годится...
— Не ожидала от него, если честно… Выходит и моя интуиция в отношении него ошиблась, — грустно ответила собеседница.
— А потом он подтвердил все слова Егора и про школы, и про драки, и про наркотики, про то, как папа разбирался с потерпевшими ...— Алина всхлипнула. — Теперь я понимаю, почему он так беспечно говорил о своей аварии. Ему, наверное, и человека переехать ничего не стоит...
— Не горячись. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, но всё-таки, каким бы засранцем не был Воронцов, ты не должна переносить на него грехи других...
Девушки еще долго обсуждали события сегодняшнего дня, и распрощались, только когда стрелка часов перевалила за полночь.
Глава 9. Неожиданный визит в гости
Воронцов не появился ни на следующий день, ни через день, ни через неделю. Потом до Алины дошел слух, что парень получил освобождение в деканате по состоянию здоровья, и, как думала девушка, сейчас отдыхал дома под наблюдением врача или расслаблялся где-то на берегу ласкового моря.
Сама Алина изо всех сил пыталась вернуть себе душевное равновесие. Она постаралась с головой погрузиться в учебу, взялась за написание нескольких рефератов, заказ на которые нашла в интернете, обработала фотографии питомцев из приюта и начала готовить анкеты для каждого из них, несколько раз в день звонила бабушке и, конечно, занималась репетицией танца с Егором.
К большому огорчению девушки, ее партнер по танцу, взявший на себя функции тренера и наставника, с каждой новой тренировкой добавлял в номер все больше чувственных элементов и поддержек, в результате чего танец получался очень страстным и откровенным. Поначалу Алина протестовала, но Егор сказал, что они взрослые люди, и он не собирается, как сопливый школьник, водить с Алиной хороводы, невинно держась на сцене за ручки. Время летело незаметно, так прошла вторая неделя, приближалась середина октября и День первокурсника.
Алина всё чаще ловила себя на мысли, что скучает по Воронцову, и просто не представляет, как изгнать его из своих мыслей. Думать и скучать по такому эгоистичному и подлому человеку, было очень унизительно. Алина ощущала себя предательницей. Казалось, что жизнь послала ей испытание, чтобы проверить на прочность твердость ее убеждений и принципов, но она не справилась, повелась на красивую физиономию и розовые мечты о вечной любви с первого взгляда. А хуже было то, что в минуты душевной слабости и тоски, она всё чаще искала оправдание для слов и поступков Романа, и чувствовала себя после таких мыслей особенно опустошенной. Она измоталась, много плакала, часто вспоминала семейную трагедию. Она была на грани срыва, а необходимость улыбаться подруге, быть приветливой с Егором и выкладываться на репетициях, демонстрируя страсть и всплеск энергии, делали ее и без такого непростое душевное состояние ещё тяжелее.