Ты просто был частицею меня… Памяти Юрия Шатунова и Сергея Кузнецова
Шрифт:
– Смольный отдыхает, – констатирую я. – Кузя, а в каком районе ты живешь, всегда там жил?
– Когда-то мы с мамой жили в Степном поселке (это окраина Оренбурга). Много лет мама стояла в очереди на квартиру. Дождались хорошую квартиру на девятом этаже нового дома. Ой, как я был рад девятому этажу и близости крыши, все свободное время я там проводил. Это было моим любимым местом. Там очень хорошо. Днем ты прямо у синего
Подъезжаем к обычной десятиэтажке на окраине города. Вокруг в основном небольшие частные домики.
– Ну, выходи, приехали, – говорит Сергей Борисович. Юра открывает дверцу. Достает мой тяжеленный чемодан с подарками.
– Как же ты это довезла-то? – спрашивает Плотников и, не дожидаясь ответа, уносит чемодан. Уже по пути к подъезду Маэстро показывает рукой куда-то вправо:
– Посмотри Лана, вон там, минут пять по прямой пешком «Дом Детства», где жил Васильич. Совсем рядом. Сейчас уже темно, но завтра обязательно увидишь. Я там бывал почти каждый день.
За разговором дошли до лифта и поднялись на восьмой этаж. Просторный тамбур на две квартиры. Одна дверь приоткрыта. Нас уже ждут. Встречает мама Сергея Борисовича, Валентина Алексеевна – маленького росточка, очень хрупкая на вид, с необыкновенно красивыми голубыми глазами. Во взгляде чувствуются твердость характера и властность. Сразу же показывает мне мою комнату и предлагает чувствовать себя как дома. Приглашает на кухню поужинать.
– Открывай холодильник, все что хочешь бери, ешь.
Но на эмоциях есть совсем не хочется, вежливо отказываюсь и иду в комнату. Располагаюсь. Через несколько минут ко мне заходит Сергей Борисович. Я в это время, уже освоившись, с любопытством разглядываю комнату. Скромная, но просторная, все необходимое есть, и при этом ничего лишнего. На стене висит до боли знакомая фотография в рамке. Кузя, перехватив мой взгляд, говорит:
– Поклонники подарили, на концерте 15 февраля.
– Кузя, а кем был для тебя Юрка, ведь не просто коллегой по цеху, вокалистом?
Сергей Борисович сел на кресло, закурил сигарету. Я тихонько подсела на кресло рядом. С минуту промолчал:
– Нет, конечно! Васильич был для меня родным человеком, Лана, он был мне как сын. Ведь когда мы с ним познакомились, ему всего-то было тринадцать, а мне двадцать два. Это было в ноябре 1986 года. В интернате я работал руководителем кружка художественной самодеятельности с 1984 года. Писал песни, вернее, они писались. И уже давно искал себе вокалиста.
Я точно знал, какой это должен быть солист. Он должен быть другой, не такой, как все. Начал искать такого в оренбургском интернате № 2. Я же в нем работал перед армией. И с бывшим директором закупили тогда аппаратуру, по тем временам неплохую, можно было работать. Я уже тогда мечтал создать музыкальный коллектив. Но пришла повестка в армию, и не случилось. По возвращении, в мае восемьдесят шестого года, устроился в Оренбургский дом отдыха, проработал все лето. Но его закрыли на ремонт, и я решил вернуться в детдом. Все еще мечтал о создании своей группы и уже знал, какой она должна быть.
К тому же у меня уже были написанные в армии песни («Вечер холодной зимы», «Встречи», «Старый лес» и др.), и я потихоньку доводил их до ума. И солистом у меня будет только пацаненок, и он должен быть не таким, как все.
Я знал, как он должен выглядеть, какими чертами характера обладать, какой у него должен быть голос, слух и как он должен петь! Очень много ребятни прослушал. Да, были с голосами, и со слухом, и с характером, и даже с харизмой, но все не то.
Ох@еть, столько народу я переслушал, а нужного нет, но я точно знал – я его найду!
Друзья, видавшие один за другим оканчивавшиеся ничем прослушивания, советовали отказаться от этой идеи найти пацана. Им казалось, что со взрослыми будет работать легче и толку будет больше. Но нет, что-то меня двигало вперед, и я знал, что встреча с пацаном не за горами. Если я что-то задумал, то обязательно дойду до конца.
Как-то ко мне заглянул Славка Пономарев. Он приехал сюда вместе с Тазикеновой. Слава воспитанник Акбулакского детского дома. После окончания десятилетки он остался работать в детдоме кочегаром. Это была не работа его мечты, и он с радостью принял тазикеновское предложение поехать в Оренбург вместе с ней. Там Слава устроился руководителем интернатского технического кружка. Пока Пономарев был занят картингами, ему было не до чего вообще, в то числе и до музыки. Но когда дела в техническом кружке пошли нормально, Слава заглянул в мою импровизированную студию. По натуре он был музыкантом, вернее, как и я, – любителем музыки. Виртуозно владел гитарой.
Мы сдружились, вместе восстанавливали уже раздолбанные в мое отсутствие инструменты. Так вот, он пришел ко мне и говорит: «Мальчишка есть, Тазикеновский. Как поет, не знаю, но слух обалденный…
Юрка Шатунов. Прослушай-ка ты его». Я сказал: «Давай, поехали», – и подумал, скольким фамилиям я уже пытался придать эстрадный блеск. Не получалось. Теперь вот какой-то Шатунов… Мы сели в машину и погнали за пацаном.
Когда впервые увидел Юрку в Акбулаке, он был весь гря-я-язный такой, пропахший табаком!
– Привет, – говорю. – Кузя.
– Привет. Юра. А курить есть?
– Есть, конечно.
Покурил.
Вернувшись в Оренбург, я отправил его в душ. Он помылся и потом пришел ко мне, сел. Покормил я его. Уже после говорю: «Бери гитару, – он взял. – Что ты можешь?»
Он говорит: «Да я могу то, что захочешь». Говорю ему: «Ну спой что-нибудь», – и он запел «На маленьком плоту…»
Совершенно неповторимый, уникальный вокал. Юрка полностью погрузился в песню и словно ее проживал. Невероятная харизма, и характер чувствовался. Какая-то фишечка во всем этом была!!! И тут я понял, что это тот самый пацан, которого я так долго искал в отношении вокала!!! Я его слушал и ох@евал! Это тот, кто мне нужен!!! Я, радостный, ему сказал: «Ну, хочешь ты или не хочешь, но тебе придется стать звездой». Вот так и начали работать.