Ты самая любимая (сборник)
Шрифт:
— Черно-белые обезьяны! — потешался Махмуд. — Раздевайтесь! Всё снимайте! Ну! Быстрей!
И для убедительности пальнул в воздух поверх голов моряков.
Моряки стали раздеваться.
Сомалийцы хватали их одежду, примеряли на себя.
Махмуд увидел на руке капитана швейцарские часы с двойным циферблатом.
— Давай часы! Быстро!
Казин снял часы и отдал.
— А деньги? Судовая касса?
Казин молчал.
— Понятно. Пошли!
Схватив капитана за воротник, Махмуд
Прокатив вдоль заштрихованной метелью набережной и маячивших за ней в полумраке очертаний двух военных крейсеров и атомного авианосца, такси остановилось у салона красоты «Ля мур». Ольга выскочила из машины. Но салон был уже закрыт, хотя внутри горел свет. Ольга нетерпеливо постучала в стеклянную дверь.
Породистый боксер, возлежавший в салоне в массажном кресле, с лаем бросился к двери, но тут же стих, виновато завертел хвостом — узнал Ольгу.
Молодящаяся пятидесятилетняя хозяйка салона подошла к двери, усмехнулась и открыла дверь.
— Так и знала, что ты прилетишь, — сказала она, впуская Ольгу. — А с кем ты Сашу оставила?
— С соседкой. — Ольга погладила пса по голове. — Привет, Ротшильд.
Мать заперла дверь и сунула ключ в карман.
— Доплавался, значит?
— Мама, как ты можешь?
— А что я должна сказать? «Ах! Он в плену!»
— Мама, это Сомали! Его могут убить!
— Сто пудов! — согласилась мать. — Он вечно лезет на рожон. Будет и тут корчить из себя героя!
— Лучше скажи, где он покупает инсулин.
— Понятия не имею.
Ольга изумилась:
— Как?! Вы прожили столько лет, и ты не знаешь, в какой аптеке он берет инсулин?
Мать пожала плечами:
— Его диабет — его инсулин. Я этим не занималась.
— А врач? Кто у него врач?
— Ну, раньше, в пароходстве была эта… как ее… ну, еврейка… — сказала мать. — Но она уже умерла… Да и пароходство сдохло. А зачем тебе?
Ольга взяла с полки телефонную книгу, стала листать.
— Что ты ищешь? — спросила мать.
— Аптеки возле нашего дома.
И села, достала из своей сумки блокнот и принялась выписывать из телефонной книги адреса и телефоны аптек, говоря между делом:
— Ты же знаешь — диабетики не живут без инсулина. Я должна узнать, какой у него запас… Ма, а ты его когда-нибудь вообще любила?
— Вот только этого не надо! «Любила — шмубила»! — возмутилась мать и открыла холодильник.
На этот звук боксер, вновь улегшийся в массажном кресле, тут же поднял голову.
Мать достала из холодильника эскимо.
Боксер сделал стойку, но мать отмахнулась от него рукой:
— Лежать! — И Ольге: — Будешь мороженое?
При слове «мороженое» боксер поднял уши торчком.
— Нет, спасибо, — сказала
— Видишь? — кивнула мать на пса. — А говорят, собаки наш язык не понимают. А этот — как скажешь «мороженое», так сразу…
Боксер открыл один глаз.
— Спи! — приказала ему мать и повернулась к Ольге: — Конечно, любила. Была дура и любила. Иначе как бы ты родилась?
Боксер, поворчав, улегся спать.
— А теперь ты поумнела? — спросила Ольга.
— Детка, у нас одна жизнь, понимаешь? — Мать облизнула эскимо. — А наши мужики по полгода в море! И не просто в море — если бы! А то — в Сингапуре! В Танжере! В Барселоне! Откуда ты знаешь, что у них там? «У ней такая маленькая грудь! И губы, губы алые, как маки» — знаешь такую песню?
— Папа тебе не изменял.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
— А какая разница? — спросила мать. — Его нет месяцами, а я все ночи одна. На хрена мне это монашество?
Ольга закрыла блокнот.
— Мама, я пошла.
Она положила на место телефонную книгу и направилась к двери.
Боксер, тут же проснувшись, проводил ее взглядом.
— Нет, ты ответь! — требовательно сказала мать. — Почему мы должны ждать, пока они придут из рейса? Жизнь одна! И я хочу мужика каждый день!
— И каждую ночь, — сказала Ольга. — Открой мне дверь.
— Да, и каждую ночь! А что? — с вызовом повторила мать. — Это запрещено? — но тут же сменила тон: — У тебя-то в Москве есть мужик?
— Мама, отстань.
— Надеюсь, хоть теперь не моряк.
— При чем тут «моряк — не моряк»? Открой.
— При том! — сказала мать, вставляя ключ в дверной замок. — У меня теперь мужик — психолог. Он говорит, что все дочки повторяют ошибки своих матерей.
— Ма, я пошла…
И Ольга вышла из салона на улицу.
Через стеклянную витрину мать и боксер видели, как она голоснула частнику и уехала.
Мать в сердцах бросила боксеру недоеденное эскимо. Ротшильд поймал его на лету и проглотил.
Каюты капитанов на больших океанских судах обычно похожи на гостиничные апартаменты и занимают порой всю a-deck. У Казина его капитанская каюта была чуть скромнее, но тоже с капитанским салоном, спальней, ванной и буфетом. В салоне стояла хорошая и принайтованная к полу мебель — кресла, журнальный столик, письменный стол с ноутбуком. По углам — буфет, сейф и телевизор с видеомагнитофоном, стереосистема. Вдоль стен — застекленные полки с книгами по морскому делу. В другом углу — небольшая икона Ксении Петербургской, а над письменным столом две фотографии — пятилетний малыш с бескозыркой на голове и Казин с Ольгой, когда ей было лет десять, — оба стоят на капитанском мостике с видом на Белую Гавань.