Ты теперь не одна
Шрифт:
Макс оторвался от моей шеи, чтобы отдышаться. Обхватил лицо ладонями, заглядывая в глаза, а у меня все слова застряли в горле. Хотелось и просить остановиться, и умолять не останавливаться. Зажмурилась, опуская голову, и сквозь шум крови в ушах услышала хриплое:
– Леся? Я тебя напугал?
Отрицательно замотала головой и тихо прошептала:
– Я просто… Никогда раньше…
Макс соображал несколько секунд. Потом замер и, кажется, перестал дышать. Я распахнула глаза, быстро подняла голову и впервые увидела на его лице по-настоящему обескураженное выражение.
Облизав пересохшие губы, он, наконец, шумно выдохнул:
– Прости.
Я широко улыбнулась, неожиданно развеселившись. Снова провела большим пальцем по его скуле, изучая каждую черточку лица. Запоминая. Крохотный шрам над правой бровью, тонкую складку между бровей, взгляд карих глаз…
– Все в порядке.
– Мы… – Макс провел ладонью по волосам. – Я подожду. Пока ты сама не будешь готова.
Закусила губу, скрывая улыбку. Крошечный комочек счастья пушистым котенком свернулся в груди, даря тепло, согревая.
Макс прислонился лбом к моему лбу, восстанавливая дыхание. На его скулах играли желваки, а я никак не могла остановиться и перестать его касаться.
Некоторое время мы сидели молча, каждый думая о своем. Я – о том, что мой мир перевернулся. Я привыкла, что в моем окружении всегда были сильные, властные мужчины, которые стремились к контролю и готовы были на все, чтобы доказать свою значимость. Максу это было не нужно. В каждом его действии, слове и движении сквозили уверенность и сила. И он не нуждался в том, чтобы доказывать кому-то, кто он есть на самом деле. Он просто это знал.
Я выдохнула, подтянула футболку пониже и вернулась на диван, прижав плед к груди. Странно, но смущения не было.
– Может, чаю? – предложил Макс.
– С удовольствием, – улыбнулась я.
До самого рассвета мы пили чай, смотрели в окно и болтали. Точнее, болтала я, а Макс слушал, иногда задавая вопросы. На рассвете, когда солнце начало всходить на горизонте, а я сидела на подоконнике, Макс вдруг вскочил, быстро сходил в гостиную, принес фотоаппарат и сделал несколько моих снимков. А потом я попросила о нашем совместном фото. И спустя пять минут любовалась на экране на нас, сидящих в обнимку и смотрящих друг на друга…
– Я готова, – сообщила, входя в спальню.
Макс стоял у шкафа, держа в руках футболку, а я замерла на месте, рассматривая его голый торс. Гулко сглотнула, жадным взглядом пройдясь по кубикам пресса, накачанной груди, покрытой татуировками, широким плечам… А он, словно издеваясь, замер с футболкой в руках, давая мне возможность вдоволь насмотреться.
Я заметила, что многие рисунки на его теле скрывали под собой шрамы. Нерешительно сделала шаг вперед, затем, уже смелее, второй, поравнялась с Максом и, бросив на него короткий взгляд, протянула руку, касаясь большого шрама на животе, спрятанного под очередным скандинавским символом.
Макс опустил руки, не отводя от меня взгляда. А когда я провела кончиками пальцев по его телу, обводя тату, дернулся. Перехватил мою руку, поднял к своим губам и легко поцеловал.
– Откуда столько шрамов? – обеспокоенно поинтересовалась я.
– Я был неугомонным подростком, – поглаживая тыльную сторону моей ладони, ответил Макс.
– И стал неугомонным взрослым, – грустно улыбнулась я.
– Я часто падал, – согласился он. – Поехали.
– Да, – кивнула, сдерживая нервную дрожь.
Мы поспали несколько часов, а после пробуждения Макс велел собираться за вещами. Возвращаться было страшно, но не могла же я вечно ходить в одежде Кристины, а на новый гардероб средств у меня не было. Поэтому, вдохнув поглубже, постаралась успокоиться, убеждая себя, что это ненадолго.
Наконец Макс надел футболку и подмигнул мне. На губах тут же расцвела улыбка, и мои страхи временно отошли на второй план.
На улице дул прохладный ветер, опять лишая надежды увидеть в этом году настоящее лето. Небо заволокло тучами, и вскоре наверняка снова пойдет дождь. Хотя я не могла не признать, что с Максом очень уютно было сидеть у окна, наблюдая буйство стихии, и говорить обо всем на свете. С ним вообще было тепло, уютно и легко. А еще очень остро, горячо и возбуждающе.
Он, как и обещал, больше не делал попыток повернуть наши отношения в горизонтальную плоскость, но целовал так, что мое тело превращалось в жидкий кисель и настоятельно требовало продолжения. Низ живота наливался болезненной тяжестью, стоило мне только вспомнить наш поцелуй вечером на диване.
Еще я начала замечать, что Макс все чаще стал показывать эмоции. Если раньше, приходя в кофейню, он казался гранитной скалой, то со временем я начала чувствовать его. Когда он злился или нервничал. Был счастлив или возбужден. Мне хватало взгляда, жеста, дернувшегося кадыка, рваного вздоха. С каждым часом, проведенным вместе, я все больше осознавала, что во мне просыпаются незнакомые раньше чувства и эмоции. В животе завелась стайка разноцветных бабочек, а грудь словно тисками сжималась от одной мысли, что скоро нам придется расстаться. Скорее всего, навсегда.
И приняла решение. Я хотела запомнить и ощутить как можно больше. Хотела, чтобы именно он стал первым и единственным, а дальше – хоть мир под откос.
Мы сели в машину, и Макс плавно тронулся с места, изредка косясь на меня. Ехали молча. Я забралась на сиденье с ногами, лениво рассматривая прохожих, мелькающих за окном. Напряглась только, когда мы притормозили у моего подъезда. Сердце испуганно зашлось в груди, и я опасливо заозиралась по сторонам.
– Чего ты испугалась, я же с тобой, – уверенно сказал Макс. – Со мной не страшно.
– Да, – подтвердила я, нехотя выходя из машины.
Держась за руки, мы поднялись на мой этаж. Макс сорвал белую бумажку с печатью и первым прошел внутрь. Я, игнорируя подгибающиеся колени, следом.
Осмотрелась – и пришла в ужас. Все вещи валялись на полу, шкаф и комод были открыты, а в кухне все крупы кто-то высыпал на пол.
– Неужели непонятно по обстановке, что воровать у меня нечего? – сокрушалась я, перешагивая через осколки разбитой посуды.
– Наркоманы, – развел руками Макс.