Ты только попроси
Шрифт:
Эрик легко касается ее плеча. Она поднимается, снимает перчатки и кладет их на кровать. Эрик целует ее в губы.
— Ты такая вкусная, — шепчет он.
Я в шоке от увиденного.
Эрик устраивается у меня между ног, надевает презерватив и целует меня. Разводит мои ноги в стороны и одним резким движением врывается в меня. Я выгибаю спину. Он движется очень быстро, а я кричу от наслаждения.
Когда он выходит из меня, дыхание мое все еще прерывисто. Я молча наблюдаю за ним. Я рассержена, возмущена, и мне хочется его убить. Не знаю, что думать. Не знаю, что сказать.
— Почему
— Что «это», Джуд?
Вскакиваю с кровати и кричу:
— Женщину! Незнакомку… Она… Она…
— Ты сказала, что готова на все, кроме садо, помнишь?
С каждым мгновением я чувствую себя все более растерянной. Глядя на него в упор, рычу:
— Но… на все между тобой и мной… а не между…
— На все, кроме садо. Это… на все, малышка.
— Я никогда тебе не говорила, что хочу заниматься сексом с женщиной!
Эрик снова ложится на кровать.
— Я знаю…
— И?
— Я никогда не говорил, что не хотел, чтобы ты занялась сексом с женщиной. Более того, это было великолепно, и я хочу повторить. Мы просто немного поиграли, малышка. Не понимаю, почему ты так реагируешь.
— Поиграли? Это ты называешь «поиграть»? Для меня «поиграть» — значит делать это только с тобой, пусть даже с твоими любимыми штучками, но… Ты сказал — повторить?
— Да.
— Значит, это будет с кем-то другим, милый, потому что насчет себя я все ясно объяснила! Боже! Целовался с ней, а потом со мной… Какая гадость!
Эрик неподвижен. Выражение его лица изменилось. Он снова стал серьезным.
— Джуд… мои игры такие. Я, наверное, вообразил, что ты это поняла. Когда мы гуляли, я показал тебе, что мне нравится. В офисе, когда мы увидели твою начальницу с дружком, была первая подсказка. В «Moroccio», во время ужина, я дал тебе вторую. Дома я научил тебя пользоваться вибратором, и это был третий намек. Ты умная женщина и…
— Но… это развратно. Секс — это игра для двоих. А то, что делаешь ты…
— То, что делаю я, — это секс. И мой взгляд на секс не развращенный. — Он повышает голос. — Конечно, это игра между двумя людьми. Я всегда об этом помнил, именно поэтому спросил, готова ли ты на все. Или я не спрашивал тебя?
Он ждет ответа, и я киваю головой.
— Ты сказала «да». Вспомни. Меня утомляет традиционный секс, а тебя — нет?
Я молчу. Не хочу говорить.
— Джуд, секс — это игра. Игра, в которой может быть страсть, чувства и все, что ты захочешь. Мне нравится доставлять тебе наслаждение. Я упиваюсь твоим наслаждением и схожу с ума, когда вижу, как ты распаляешься желанием. И я прихожу в ярость, когда ты говоришь, что то, что я делаю, — извращение. Мне это очень неприятно. Твои детские убеждения и недостаток хорошего секса — это все…
— Недостаток хорошего секса? — вскрикиваю я. — К твоему сведению, мой секс всегда был просто фантастическим! Мужчины доставляли мне столько же или даже больше удовольствия, чем ты!
— Позволь тебе не поверить, — холодно смеется он.
— Конечно же!
Я сжимаю кулаки — так и хочется его стукнуть!
— Ладно, Джуд. Я не сомневаюсь, что другие мужчины тебя удовлетворяли. Я лишь
— Это вульгарное слово. Грубое.
— Нет, малышка. Ничего подобного. Просто за тебя это сказала страсть. В определенных ситуациях страсть делает людей раскованными. Страсть — это когда хочешь смотреть, как другая женщина или другой мужчина терзают тело твоей женщины, а ты наслаждаешься увиденным или участвуешь. Джуд, в ду́ше ты полностью отдалась страсти. Ты сказала то, что хотела. Ты попросила трахнуть тебя, потому что хотела этого.
— Я не хочу тебя слушать.
— Нравится тебе или нет, но ты такая же, как и бо́льшая часть человечества. Проблема в том, что человечество делится на тех, кто не довольствуется традиционным сексом и наслаждается им без всяких табу, и на тех, кто воспринимает секс как грех. Для многих секс — это опасность! Для меня же секс — развлечение! Наслаждение! Блаженство! И знаешь, что бесит меня больше всего? Тебе понравилось то, что ты испытала. Ты наслаждалась вибратором и женщиной, и ты даже сказала слово «трахнуть». Твоя проблема в том, что ты это отрицаешь. Ты обманываешь сама себя.
Рассерженная и возмущенная, я не отвечаю. Он прав, но я не собираюсь в этом признаваться. Я скорее умру.
Не глядя на него, надеваю трусики и бюстгальтер. Мне хочется поскорее уйти отсюда. Исчезнуть из этого отеля и из его жизни. Эрик, лежа на кровати с видом всемогущего бога, молча за мной наблюдает. Я ищу джинсы и майку, одеваюсь, становлюсь в центре комнаты и говорю:
— Уже ничего нельзя изменить. Но с этой минуты вы снова сеньор Циммерман, а я сеньорита Флорес. Я хочу вернуться к нормальной жизни, и для этого вы должны исчезнуть.
Я разворачиваюсь и ухожу.
Мне нужно проветриться и забыть о происшедшем.
13
Воскресенье.
Я обессилена.
Хочу забыть об Эрике, но по-прежнему болят мышцы внизу живота после его сумасшедших атак, и поэтому я постоянно вспоминаю вчерашний день. Это ужасно. Я до сих пор не могу поверить, что какая-то женщина играла с моей киской в его присутствии.
В начале двенадцатого я наконец встаю с постели и звоню папе. Я делаю это каждое воскресное утро. К тому же сегодня финал чемпионата Европы по футболу. Представляю, как он переживает. Кому нравится футбол, так это моему отцу. Я слышу два гудка и затем:
— Привет, смугляночка.
— Привет, пап.
Поговорив минут десять о Курро и чемпионате, отец меняет тему разговора:
— С тобой все в порядке? У тебя грустный голос.
— Все нормально, пап. Я просто немного устала.
— Смугляночка, — он старается развеселить меня, — у тебя две недели до отпуска, не так ли?
Действительно. У меня отпуск с пятнадцатого июля. Настроение улучшается.
— Точно, папа. Это уже так скоро… Мне не терпится.
Он смеется. Я рада за него. Папа тяжело перенес смерть мамы два года назад, и я счастлива слышать, что он в порядке.