Ты, только ты

Филлипс Сьюзен Элизабет

Виктор протянул ей свой носовой платок ярко-лилового цвета.

— Рано или поздно тебе придется поговорить с ним.

— Я уже это сделала. Он звонил мне по поводу опекунства через день после смерти Берта.

— Возможно, речь пойдет о недвижимости твоего отца.

— Меня это не касается. — Фэб шумно высморкалась в платок. Она искренне полагала, что ей плевать на ущемление ее прав, и хотела лишь избежать оскорбительных формальностей.

— Он крайне настойчив.

Виктор поднял с пола ее сумочку, щелкнул замочком. Это изящное творение Юдифь Лайбер он приобрел для Фэб в оптовом магазинчике в Ист-Виллидж. Обнаружив прилипший

к подкладке сумочки батончик «Милки Уэй», венгр неодобрительно качнул головой. Отбросив мятую шоколадку в сторону, он вынул расческу и привел в порядок ее волосы. Затем подошла очередь помады и пудры. Помогая Фэб восстанавливать макияж, Виктор невольно залюбовался ею.

Эти не правильные черты лица молодой женщины казались ему куда привлекательнее стандартных кукольных физиономий рекламных моделей, с которыми ему приходилось работать. Впрочем, незаурядная красота Фэб приводила в восхищение многих, включая знаменитую владелицу модного фотоателье — мисс Эйш Белчер.

— Сними эти порванные чулки. Ты выглядишь как девица из кордебалета «Ле Мис».

Пока Фэб покорно стаскивала чулки, Виктор вновь упаковал ее сумочку. Затем, заботливо поправив золотой фиговый брелок, свисавший с пояса Фэб, он проводил ее до двери.

— Я не хочу ни с кем встречаться, Виктор.

— Ты ведь не собираешься отступать. Янтарные глаза Фэб вспыхнули темным огнем:

— Я не могу больше выносить этот бедлам.

— Фэб, крошка, — он провел большим пальцем по ее щеке, — люди не всегда столь плохи, как ты о них думаешь.

— Мне ненавистна мысль, что кто-то станет жалеть меня.

— Ты бы предпочла, чтобы тебя никто не любил? Она изобразила на лице самоуверенную улыбку и взялась за дверную ручку.

— Я чувствую себя комфортно лишь в атмосфере всеобщего презрения.

Виктор поднял с пола съежившиеся в нелепый комочек чулки Фэб и покачал головой:

— Фэб, Фэб, когда ты перестанешь ломать себя?

— Когда добьюсь совершенства, — фыркнув, ответила она.

Глава 2

Брайен Хиббард, удобно устроившись в гостиной, разложил на коленях бумаги.

— Приношу извинения за свое вторжение сразу после похорон, мисс Сомервиль, но ходят слухи, что вы собираетесь улететь из Чикаго завтра же вечером.

Адвокат оказался плотным мужчиной небольшого роста, лет сорока с небольшим, с красноватой кожей и седеющими волосами. Отличного покроя угольно-черный костюм все же не мог полностью скрыть его небольшое брюшко. Фэб разместилась напротив него в одном из широких кресел, стоявших перед огромным каменным камином. Она всегда ненавидела эту темную, обитую панелями комнату, увешанную чучелами птиц, задранными к потолку черепами убитых животных и с пепельницей, вырезанной из копыта жирафа.

Когда Фэб скрестила ноги, тонкая золотистая цепочка полукругом легла на ее колено, поблескивая на свету. Хиббард опустил глаза и откашлялся.

— У меня нет причин задерживаться здесь дольше, мистер Хиббард. Молли возвращается в лагерь завтра днем, а мой самолет отбывает несколько позднее.

— Боюсь, что ваш отъезд создаст вам определенные трудности. Завещание вашего отца имеет некоторые нюансы.

Отец ознакомил Фэб со своим завещанием полгода назад, когда врачи обнаружили у него рак печени. Она знала, что Берт утвердил трастовый фонд для Молли и что Рид унаследует его обожаемую команду «Звезды».

— Вам

известен тот факт, что у вашего отца были некоторые финансовые затруднения в последние годы?

— Без особых подробностей. Мы редко общались. Отец и дочь не общались друг с другом в течение десяти лет. Только после смерти Артуро они изредка стали встречаться, когда Берт бывал в Манхэттене по делам. Но Фэб к тому времени уже выросла из детских штанишек, и их встречи скорее походили на стычки.

Старина Берт содержал стайку любовниц и имел обыкновение выбирать подруг жизни из состава кордебалета, однако его провинциальное воспитание давало себя знать. Душа Берта страстно жаждала респектабельности, и потому стиль жизни дочери раздражал его чрезвычайно. Он являлся, по сути, воинствующим мещанином и к тому же презрительно относился к любому виду искусства. Берт Сомервиль ненавидел газетные и журнальные публикации, в которых упоминалось имя Фэб, он заявлял, что блудная дочь выставляет его дураком в глазах партнеров по бизнесу. Снова и снова он предлагал ей вернуться в Чикаго и скромно и благопристойно вести домашние дела. Если бы эти его предложения были продиктованы родительской любовью, Фэб откликнулась бы на них, но Берт просто-напросто хотел наложить на нее лапу, как накладывал лапу на каждого, кто с ним общался.

Он до конца оставался жестким и бескомпромиссным жлобом, используя даже свою скоротечную болезнь в качестве моральной дубины, чтобы лишний раз уязвить Фэб. Он, лежа на смертном одре, не позволил ей приехать в Чикаго, прохрипев, что не желает видеть возле себя никаких чертовых сиделок. В последнем телефонном разговоре Берт заявил дочери, что она была его единственной жизненной неудачей.

Пока Фэб моргала глазами, чтобы не разреветься, до ее сознания вдруг дошло, что Брайен Хиббард продолжал говорить.

— …поэтому состояние вашего отца не так велико, как это было в восьмидесятые годы. Он распорядился продать этот особняк, и вырученные за него деньги отписать в пользу вашей сестры. Однако его шале не станет выставляться на продажу в течение по крайней мере года, поэтому ваша сестра и вы можете им сейчас пользоваться.

— Шале? Я ничего о нем не знаю.

— Этот… гм… коттедж расположен неподалеку от спортивного комплекса «Чикагских звезд». Мистер Сомервиль… гм… держал его для личного пользования.

— Для своих любовниц, — решительно уточнила Фэб.

— Да, в общем, наверное, это так. Шале пустует уже в течение полугода. К несчастью, это единственная собственность мистера Сомервиля, не связанная напрямую с футбольным бизнесом. Впрочем, финансовая ситуация складывается не так уж плохо…

— Я и думать не думала ни о каких шале. Одна футбольная команда, я полагаю, должна была стоить отцу миллионы.

— Футбол — весьма надежное помещение денег, мисс Сомервиль, хотя тут, как и во всяком деле, имеются свои сложности…

Заметив странное выражение лица Фэб, Хиббард внезапно наклонился к ней и доверительным тоном спросил:

— Вам не нравится футбол?

— Нет. — Фэб произнесла это с излишней горячностью, и адвокат с любопытством взглянул на нее. Она сделала рукой отстраненный жест:

— Я скорее принадлежу к типу людей, болтающихся по картинным галереям и закусывающих в харчевне «Цирк» перед вечерним посещением экспериментального театра. Я лакомка, мистер Хиббард Она мысленно порадовалась своему остроумию, но мужчина даже не улыбнулся.