Ты у меня один...
Шрифт:
Шарон снился непривычно прекрасный сон. Исчезла щемящая боль безысходного одиночества. Все ушло, растаяло в объятиях ее желанного… единственного. Наконец-то он признался, что любит ее, и всегда любил, и всегда будет ее любить…
Дрожь сладостного удовольствия овладела Шарон. Она все теснее, крепче прижималась к нему, всем своим существом упиваясь теплом его атласной кожи. Каждая пора ее естества ликовала от этой близости, сказочной возможности быть полностью с ним, открыть ему свою любовь.
Она так давно знала его, так томительно долго к нему тянулась, но
Во сне Шарон чуть ли не замяукала от счастья, плотнее прижимаясь к Роберту, нисколько не волнуясь ни о том, что она делает, ни о том, что халат, который она так тщательно надевала, валяется на полу. Шарон сама сбросила его во сне, не выдержав непривычного ощущения.
Роберт проснулся от ее чувственных движений. Выругавшись про себя, он отпихнул ее. Теперь их снова разделяло некоторое расстояние.
Шарон, возмущенная тем, что ее отталкивают от манящего, вожделенного тепла, которое принадлежит ей по праву, пытаются разлучить с ее единственным, рядом с которым она сейчас готова была забыть весь мир, сквозь сон невнятно о чем-то попросила, одновременно сопротивляясь его попыткам отодвинуться от нее. Она змеей обвила его и цепко сжала тоненькими пальчиками запястье.
— Шарон… — Тихим сердитым голосом предупредил ее Роберт.
Он всегда гордился своей способностью контролировать себя. Умению скрывать свои чувства он научился в юности — у него не оставалось другого выбора, когда умер его отец. Но приходит момент, когда сдержать себя невозможно, когда ни один мужчина…
Он встряхнул Шарон за плечо, но глаза ее были плотно закрыты. Все ее тело было сковано сном. В серебристо струившемся лунном свете он видел ее беспорядочно разбросанные волосы — шелк на шелке там, где они касались ее кожи. Он осторожно погладил спутанные пряди.
Шарон чувственно улыбнулась, вдохнув знакомый запах его кожи. Она повернула голову, коснулась трепетными губами плеча Роберта и, как бы ощутив его вкус, блаженно вздохнула. Она приоткрыла рот, так, чтобы коснуться его языком.
Роберт еще какое-то время сохранял спокойствие античной статуи, а потом медленно отодвинул руку от ее волос. Но поздно — поздно — подумал он, было уже в тот момент, когда он вошел в номер, увидел ее халат на полу и понял, что она спит обнаженной.
— Шарон…
Произнося ее имя, он вроде бы собирался с духом, чтобы оттолкнуть глупую девчонку, но обнаружил, что фактически только приблизил ее к себе. Они лежали теперь, соприкасаясь. Он с непроизвольной настойчивостью ласкал ее, гладил ее, его руки следовали тонкому изгибу ее спины, женственным очертаниям ее талии и бедер, округлостям ее упругих ягодиц.
Шарон все еще касалась его губами, и всем своим телом он чувствовал биение ее сердца.
Если
Роберт наклонил голову и, погрузив руку в волосы Шарон, повернул ее лицом к себе. Их губы соприкоснулись.
Когда Шарон проснулась, она обнаружила, что ее целуют — невероятно чувственно, с ненасытной жадностью — и что вся ее плоть в экстазе отвечает на властный зов этого первого в ее жизни мужчины, каждое соприкосновение с которым дает ощущение того, что тела их словно входят одно в другое, словно составляют две половинки одного целого.
Ошеломленная, она чувствовала, как груди ее набухают и вдавливаются ему в грудь, как его тело гибко улавливает все ее движения. Не было ничего более возбуждающего, чем ощущать, как скользят его руки по ее коже, и она желала этого все сильнее и сильнее.
Как прекрасно было бы почувствовать на себе все его тело, настойчиво билось в ее сознании, словно в горячечном бреду. Она требовательно ласкала его, стремясь подобраться еще ближе. Шарон жаждала большего, много большего, чем просто ощущать рядом распаленное мужское тело. Почему-то он позволял себе лишь слегка прикасаться к ней, тогда как она хотела…
Шарон попыталась показать ему, чего именно она хочет. Она страстно поцеловала его, двигая бедрами, прижимаясь к нему грудью, дугой изгибая спину. С протяжными, нежными стонами она скользила по нему всем своим телом.
Это было так несправедливо с его стороны — отстраняться от нее. Ведь он знал, как сильно она его хочет, как он ей нужен, как горячо она любит его.
У нее вырвался слабый протестующий звук, но тут же его сменили громкие стоны удовольствия, потому что он вдруг ответил на настойчивые движения ее тела. Его бедро оказалось у нее между ног, и она вся задрожала от удовольствия.
Ему это тоже нравится, поняла Шарон. Теперь он целовал ее куда более страстно. Он хрипло звал ее по имени, еще сильнее возбуждая ее, обнимая ладонями ее лицо, кончиком языка очерчивал ее губы. Всем своим весом и силой он вынуждал ее лежать совершенно неподвижно, раздразнивая ее движениями языка и еще более эротическими движениями бедер. Она больше не могла оставаться спокойной. Тело ее начало явственно содрогаться, непроизвольно отвечая на то, что он делал с ней.
Сколько лет она втайне ждала его, мечтала о том, чтобы он обнимал ее так, хотел ее так, любил ее так? Все чувства и желания, таившиеся под спудом долгие годы, лавиной вырывались из нее, и поток этот уносил ее с собой, сметая все, кроме непреодолимого влечения.
— Нет, — сдавленно прошептала она, когда губы Роберта оставили ее и он взял ее запястье, чтобы поцеловать тонкую, с прожилками вен кожу. — Не там, не там… — молила она, изнывая от желания.
Она вспомнила парочку, которую заметила в джакузи, и кровь ее вскипела. Он оторвал губы от ее руки.