Ты выйдешь за меня снова
Шрифт:
Вижу машину такси, приближаюсь к ней и настойчиво сигналю.
Водитель тачки сворачивает на обочину.
Я со свистом колес останавливаю машину и, не заглушив мотор, выскакиваю на улицу.
Все тело каменеет, когда вижу, как из такси выходит курица, которая звонила на радио.
Подлетаю к ней, хватаю за шею и заставляю смотреть в глаза.
– Как ты посмела заикнуться о моей сестре?!
– изрекаю ледяным голосом и наклоняюсь к ее испуганному лицу.
– Эй, что происходит?
– выйдя из машины,
– А ну отпусти ее, иначе я вызову полицию!
– Не надо полицию, - хрипит девка.
Она сжимает мою руку и выдавливает:
– Если задушишь, то я не смогу рассказать тебе о Нине.
– О Нине?!
– кричу ей в лицо, чувствуя, как в жилах закипает кровь.
– Что ты хочешь рассказать мне о ней?
Обвожу взглядом ее лицо, понимаю, что она вчерашняя школьница, и цежу сквозь зубы:
– Ты еще не родилась, когда она умерла.
Перемещаю руку на воротник ее толстовки и дергаю на себя.
– Откуда ты узнала о ней?! Говори, пока я тебя не придушил!
– Она сама мне рассказала, - шепчет она и зажмуривает глаза, как будто готовясь к удару.
Я вскидываю руку над ее головой и сжимаю губы.
Готовь убить ее за эти слова.
С трудом держу себя в руках.
– Нина приходит ко мне во снах и рассказывает о своей жизни, - с закрытыми глазами тараторит она и вжимает голову в плечи.
– Это началось после того, как меня ударило молнией.
Она с опаской открывает глаза, прерывисто выдыхает и поджимает губы.
– Ее душа живет в моем теле, и…
Я резко хватаю ее за подбородок и сжимаю его.
– Заткнись! Заткнись, или я за себя не ручаюсь.
Но вместо того чтобы заткнуться, она, глядя мне в глаза, говорит скороговоркой:
– Вы жили в военном городке. Твою маму зовут Лидия, папу Николай, у вас была собака и рыжий кот. Однажды к вам домой пришли гости, ты надел китель отцовского начальника, испачкал его вареньем, но Нина тебя не сдала. В тот день, когда твой отец поехал в город за «Волгой», ты просил купить тебе тетрис, а Нина попросила привезти ей джинсы-клеш и свитер-травку. Когда вы переехали в город, папа купил беспроводной телефон, и мама очень обрадовалась. А когда ты болел, Нина позвонила на радио и попросила включить для тебя песню «Тополиный пух».
Она замолкает и глубоко дышит.
А я меняюсь в лице.
Медленно убираю руку с ее подбородка и несколько секунд стою словно парализованный.
По телу проносится дрожь, и это явно не от дождя, под которым мы стоим мокрые насквозь, а от всего услышанного.
Никто, кроме Нины, не знал про варенье на кителе…
Девчонка убирает с лица мокрые волосы, смотрит на меня глазами, полными слез, и приоткрывает дрожащие губы.
– Спи, дитя мое, усни, сладкий сон к себе мани… - едва слышно поет она.
– В няньки я к тебе взяла ветер, солнце, и орла…
И
Как будто только что мое тело насквозь прошили пулями.
Это самый мощный, самый болезненный нокаут в моей жизни.
Только что она спела песню, которую мне пела в детстве мать.
Глава 10
Егор
Мы сидим в машине, мокрые насквозь.
Ко мне прилипла вся одежда вплоть до боксеров.
Девчонка стучит зубами от холода, а я читаю статью в интернете, которую она мне открыла.
«…После удара молнией девятнадцатилетняя Валерия Савельева находится в коме. Ее состояние расценивается как критически-тяжелое».
Этой статье почти два месяца.
Ее фото тоже здесь есть, значит, про кому не соврала.
Но мне с трудом верится, что она может видеть свою предыдущую жизнь.
Разве такое возможно?!
В фильмах, в книгах, на какой-нибудь «Битве магов» – можно увидеть подобную хрень, но только не в реальной жизни.
Но, с другой стороны… она знает вещи, которые не знает никто.
И это ставит меня в тупик.
Возвращаю ей телефон, пристально смотрю на нее и понимаю, что сумасшедшие фанатки так себя не ведут.
Кажется, она сама напугана и не знает, что с этим делать.
– Я только сейчас начинаю привыкать к тому, что живу на две жизни, – произносит она гнусавым голосом и вытирает лицо, по которому стекает с волос вода. – После каждого сна я несколько минут убеждаю себя, что я Лера, а не Нина.
Девчонка прерывисто вздыхает и, опустив взгляд, шепчет:
– А иногда она приходит ко мне днем. Стоит только прикрыть глаза, и я вижу ее.
У меня в груди будто проворачивается отвертка.
Клянусь, если воткнуть в руку гвоздь, то эта боль не сравнится с той, что я сейчас испытываю.
Оказывается, есть вещи похуже слепоты.
Напротив меня сидит человек, который говорит фразами моей сестры, поет колыбельные из детства, рассказывает то, что знали только я и Нина, но… это все равно не Нина.
Я не вижу ее перед собой, но мне так этого хочется сейчас.
Передо мной сидит незнакомка, которая ковырнула самую больную рану.
Окунула меня в детство и заставила вспомнить моменты, которые мы пережили с сестрой.
Я сейчас сгораю от желания обнять Нину и сказать ей слова, которые говорю, стоя напротив ее памятника.
Но не могу этого сделать, потому что эта девчонка чужая для меня, хоть и похожа на сестру.
Светлые большие глаза, бледная кожа, красивые губы. И лет ей столько же, как было Нине, когда она умерла.
– М-можешь вк-к-лючить печку, – стуча зубами, шепчет она, и обнимает себя за плечи.