Тяжелый круг
Шрифт:
Пока он отсутствовал, его уж обсудили, Виолетта спросила:
— А почему он тренера помянул?
Не понятно было: то ли она не поверила в истинность Саниных слов, то ли просто так поинтересовалась, Саша решил, что просто так, и, радуясь возможности взять наконец-то разговор в свои руки, стал отвечать очень многословно:
— Саня у нас пай-мальчик. Мать и отец у него учителя, отец так даже, кажется, директор, строго следят за ним, боятся, как бы он с хулиганами не связался, а на ипподроме, по их понятиям, каждый второй хулиган и подонок. Вот и взяли они с Сани честное
— Ну, Онькин-то, положим, не только поэтому бегает за Саней, как нянька, — не согласился Олег. — Иван Иванович следит за его режимом, потому что верит в него. А потом еще, я знаю, он боится, как бы Касьянова не переманил Амиров.
— У Амирова есть вот Нарсик, Пашка Валеев; тебя он все вербует.
— Я не пойду ни за какие коврижки. Из Пашки классного жокея не получится.
— А из Касьянова получится? — ревниво спросил Нарс.
— Уже, кажется, получился, он тут один у вас умеет как надо скачку сложить, а не как получится, с головой едет. Как он сегодня Вступительный-то у вас — будто украл, Игрок не имел права быть первым у столба! — Олег сразу же сам понял, что слова его бестактны, исправился: — О присутствующих, понятное дело, никогда не говорится. Ты, Саша, должен все время при своих лошадях находиться, хотя бы и были они вовсе безреберными, — не предашь ведь ты родного отца? А тебя, Нарсик, одного на такую конюшню не хватит. Так что Касьянов нынче в большой цене, попомните мое слово. Э-э, смотрите-ка, легок на помине, Саня!
Верно, навстречу им шел, шагая как по шпалам, по пересекающим дорожку корням деревьев, Саня Касьянов.
Это он где-то спрямил путь, по кручам карабкался, а сейчас идет — воображает, — догадался Саша, а Виолетта спросила очень громко, преувеличенно громко:
— Значит, это вы просто подшутили над нами?
— Нет, — простодушно признался Саня, — я передумал.
— А почему передумали? — спросила она, и опять исчезла с ее лица полуулыбка. Саня вознесся духом:
— Да я решил, что все равно уж не успею. Пока до вокзала дойду, пока электричку дождусь. Да и вообще… Мне тоже охота на гору взойти.
Санина душа была всегда нараспашку, потому-то никто никогда не подозревал, что в этой душе не всегда все благополучно, как может казаться стороннему взгляду.
2
Трехкилометровый путь от подножия до вершины не для всех легок. Об этом можно судить по такому признаку: чем дальше, тем чаще попадаются изрезанные тисовые стволы и камни — такой-то доблестный товарищ из такого-то достославного города осчастливил это место своим присутствием такого-то числа. Понятно: раз увековечился здесь, стало быть, дальше идти — кишка тонка. А тот, у кого достает сил до плоской утоптанной макушки добраться, испытывает некое торжество победы.
Олег шел первым и, встав на обрыве монументом, возгласил:
— Высота покорена! Слава вам…
Над уровнем моря восемьсот пятьдесят метров — высоко вроде бы, но пролетающий самолет и отсюда крохотным видится.
— Наверху хорошо, а внизу лучше, — сказала Виолетта, и это стало сигналом к отправлению в обратный путь.
Под горку путешествие куда как проще. Олег полностью овладел разговором, а разговор у него был всегда преимущественно о себе самом:
— А все же Большой Пардубицкий я возьму! Только бы лошадь путную найти.
— Непременно найдете, не-пре-менно! — воскликнула Виолетта. — И Большой Пардубицкий приз будет вашим, я уверена!
Олег обогнал на полшага Виолетту, заглянул ей в глаза:
— Вы после десятилетки куда думаете поступать?
— Не знаю, моя жизнь связана с цирком. А вы?
— Такое совпадение: я тоже не знаю, но мастеров спорта везде охотно привечают. — Очень скромно, между прочим, хотел сказать это Олег, да не вышло, всем ясно стало, что он совсем меру потерял в хвастовстве. Виолетта даже и рассердилась, сменила тему разговора:
— Спасибо, Олег, за курточку. А мне на этот вот автобус, ты ведь, Саша, проводишь меня?
Саша выпятил грудь колесом. Наркисов изобразил на лице обычную усмешку, за которой пытался скрыть свою застенчивость. Олег задвигал плечами — долго не мог попасть в рукав куртки.
— Да, я совсем забыла: у меня к Сане маленький, но секретный разговор. Извините нас. — Виолетта отозвала Саню, и они вышли из тени разлапистого каштана на освещенный асфальт мостовой, где стоял с распахнутой дверцей автобус.
— Саня… Видите ли… — незнакомо смущенно начала Виолетта. — У вас сегодня было открытие сезона, а в цирке завтра прощальная гастроль труппы. Если вы сможете, то приходите, я вам дам контрамарку. Только никому не говорите об этом, один приходите. Я вам потом все объясню. Придете?
— Еще бы нет!
— Будьте у входа в шапито в семь ровно.
Автобус взревел мотором.
— Саша, поторопись! — позвал Саня.
Милашевский подскочил, помог подняться на подножку автобуса Виолетте, скрылся за лязгнувшими у его затылка створками двери.
«…Моей души коснулась ты… коснулась ты», — мысленно повторял Саша, глядя на качающееся в темном стекле белокурое отражение.
— Ну, что ж ты меня не уничтожаешь? — спросил он наконец после долгого молчания.
— За что? — отчужденно вскинула брови Виолетта.
— Ну… за мой сегодняшний провал.
Почти неуловимое смущение пробежало по ее лицу.
— Я хочу верить в тебя, — медленно, с нажимом произнесла она.
— «Хочу», — с грустной усмешкой повторил Саша.
У ее дома снова долго молчали.
— Что ты так смотришь? — не выдержала Виолетта.
— Как? — встрепенулся он с надеждой.
— Жалко. Просяще. — Ее ответ был так неожидан и так резок, что Саша невольно отшатнулся. — Чего ты хочешь от меня? Утешений? Может быть, я сама в них нуждаюсь. — В голосе Виолетты послышались слезы.
Она хлопнула калиткой.
…Ватная тишина была вокруг. Тишина над всем городом. Тишина на станции. Электричка на Пятигорск неслась бесшумно, как по воздуху. Поздние пассажиры разговаривали, словно рыбы: губы шевелились — слов не было.