Тяжесть венца
Шрифт:
Она была прелестна и держалась с важностью. Немногим более месяца потребовалось ей, чтобы забыть свои деревенские ухватки и стать настоящей принцессой. И лишь когда она присела перед матерью в реверансе, то не удержалась и, на миг сбросив маску чопорности, лукаво подмигнула ей. У Анны дрогнуло сердце. Она видела, как довольна и счастлива ее дочь, с каким обожанием смотрит на герцога, как заботливо ведет под руку своего сводного брата Джона.
Джон Глостер был всего на год младше Кэтрин, но девочка была выше его едва ли не на полголовы. Анна не отрывала взора от дочери и поэтому успела заметить лишь, что Джон похож на Ричарда и
– Они слишком разные, эти дети, – шепнула Анна мужу, следя за двумя хрупкими фигурками, удаляющимися из зала. – Как вы решились объявить их братом и сестрой? Кэтрин не походит ни на вас, ни на Джона.
Ричард повел плечом.
– Она не похожа и на вас, моя дорогая. Ее темно-карие глаза указывают скорее на кровь Йорков, чем Невилей. К тому же у Кэтрин покладистый нрав, и они так сдружились с Джоном, что ни у кого не вызывает сомнений, что они брат и сестра. Впрочем, ни у кого и не было причин усомниться в моих словах.
Анна почувствовала взгляд Ричарда.
– Вы должны быть благодарны мне, Анна. Я дал девочке семью. Я вернул ей отца и брата.
«Но лишил матери. О, Филип, дай мне сил вытерпеть все это!»
Она едва дождалась окончания приема депутации из графства Ланкастер.
Детей она нашла в саду. Кэтрин и Джон играли у небольшого пруда с Пендрагоном. Девочка с восторгом кинулась к матери.
– Я соскучилась, я так соскучилась, – твердила она, прильнув к Анне. Но тут же принялась взахлеб рассказывать о короле, Лондоне, своей подружке принцессе Сесилии, перемежая слова поцелуями и выражениями восторга.
Анна откинула со лба девочки завитки волос.
– Ты довольна тем, что герцог Ричард объявил тебя своей дочкой?
Кэтрин взглянула на мать так, словно та не разумеет самых простых истин.
– Но ведь вы же поженились, мама. И теперь он мне как отец, а Джон как брат.
Анна едва справилась с волнением.
– А как же твой настоящий отец, Кэт? Ты разве забыла его и Дэвида?
Лицо девочки стало серьезным.
– Я была бы грешница, если бы так поступила. Поэтому, когда герцог Глостер впервые дал мне денег на расходы, я употребила их на заупокойные молебствия по ним, со свечами и песнопениями. Все до единого пенни. Потом мне даже пришлось немного попросить у Джона, когда мне захотелось купить сластей.
Она выглядела очень довольной собой. Ричард Глостер, судя по всему, пользовался ее неограниченным доверием, и она охотно согласилась скрывать от всех то, что когда-то у нее был другой отец, а нынешняя герцогиня Глостер – ее мать. Чтобы стать принцессой, она обещала молчать о своем прошлом.
Джон Глостер, поначалу нерешительно топтавшийся в стороне, теперь приблизился. Он явно завидовал девочке, что та так вольно держится с женой его отца. Когда Анна повернулась к нему, он застенчиво улыбнулся ей. У него была открытая улыбка, а на щеках – две очаровательные ямочки.
«Он кого-то мне напоминает», – подумала Анна, невольно тронутая доверчивостью этого с детства лишенного матери ребенка.
В этот момент Кэтрин, сидевшая на коленях у Анны, тихонько охнула.
– Матушка, матушка, погляди туда!
Анна проследила за взглядом дочери. В конце аллеи появился, направляясь в их сторону, Уильям Херберт.
– Ты разве не встречала его в Понтефракте? Это же Уильям Херберт, граф Пемброк.
– Нет, матушка, я вовсе не это имела в виду. Поглядите, Христа ради – это же истинный Тристан!
Анна не сразу поняла, о чем говорит дочь. Но юный Херберт, высокий, широкоплечий, с длинными золотистыми волосами, в богато расшитом пурпуане, стянутом в талии, и с длинными навесными рукавами, в черных, облегающих стройные ноги трико и в самом деле поразительно напоминал миниатюру из «Смерти Артура». Анна невольно подивилась тому, как ее дочь сразу заметила это, затем взглянула на обомлевшую Кэтрин и засмеялась.
– Тебе нелегко будет стать его Изольдой, моя дорогая. В него влюблены почти все дамы при дворе, к тому же он помолвлен с Мэри Вудвиль, сестрой самой королевы.
– Правда? С этой заносчивой кривлякой? У нее длинный нос. Джонни, ведь правда, у Мэри Вудвиль длинню-у-у-щий нос?
Но мальчик не ответил, а бросился навстречу Уильяму. Похоже, он хорошо его знал, да и юноша весело приветствовал сына герцога.
Кэтрин же при приближении Уильяма вспыхнула и потупилась. Обычно бойкая на язык, она едва ответила на шутливое приветствие юноши и, прильнув к матери, украдкой поглядывала на него из-под ресниц.
Уильям встретился с Анной взглядом.
– Выше всяческих похвал. А улыбка у нее ваша.
Анне не удавалось растормошить дочь, но тут помог Джон. Он так панибратски держался с Уильямом, лез к нему на плечи, толкал его и дурачился, что и Кэтрин вскоре присоединилась к игре. А спустя несколько дней она уже как пришитая бегала за Уильямом, и Анне даже пришлось извиняться за ее навязчивость.
– Она очарована вами, Уил. Будьте к ней снисходительны, но учтите: если вы дадите ей помыкать собой – вы пропали.
– На все воля Божья, – отшучивался юноша.
Ричард оставался в Миддлхеме. Он осмотрел замок и нашел, что Анна прекрасно справилась со своей задачей вернуть поместью жилой вид. Внес он и свою лепту в украшение залов – среди ковров и гобеленов были развешаны начищенное оружие и щиты, а в простенках между пилястрами главного зала появились прекрасно выделанные оленьи и кабаньи головы, шкуры рысей. Резные тумбы украсились серебряными сосудами, с хоров свисали пестрые вымпелы и стяги, а в больших вазах ежедневно менялись цветы.
Теперь в Миддлхеме всегда было шумно, к герцогу постоянно прибывали люди, в большом зале всегда толклось множество народу, начиная от посыльных с королевским гербом вплоть до нищенствующих братьев-миноритов, собирающих подаяние для приютов и богаделен. Анна, бывая здесь, невольно наблюдала за мужем. Несмотря на всю свою неприязнь к нему, она не могла не отметить, как прекрасно он справляется с делами. Иных он принимал в большом зале, иных препровождали к нему в кабинет, кое с кем он беседовал, прогуливаясь по аллеям сада. И всегда он был собран, внимателен, точен и скор в решениях. С людьми держался непринужденно, порой бывал даже насмешлив, но настолько, чтобы не задеть достоинства собеседника. Он редко отказывал кому-либо в аудиенции, будь это рыцарь в золоченом поясе, духовное лицо или депутат от городской гильдии. Никто не мог сказать, что герцог не принял его, или, не выслушав, переправил к своим секретарям. Для наместника Севера эта повседневная рутина была столь же любимым занятием, как и фехтование по утрам или охота с соколом на Йоркширских пустошах. Именно поэтому люди предпочитали иметь дело с герцогом Глостером и не признавали королевских эмиссаров, по сути остававшихся не у дел.