Тысяча белых женщин: дневники Мэй Додд
Шрифт:
6 мая 1875 года
Господи, сегодня мы их видели! Наших будущих хозяев. Приезжала целая делегация, чтобы осмотреть нас, точно товар… Собственно, так и есть. Им действительно удалось ошеломить меня. Я насчитала пятьдесят три человека – хотя сосчитать их оказалось не легче, чем песчинки на ветру. Мужчины верхом на лошадях, на которых они держались, точно были единым целым, налетели, точно смерч или большой единый организм, пронеслись со свистом и стали флангом. Охранявшие нас солдаты, всполошившись, вскинули ружья на изготовку, но вскоре стало ясно: индейцы прибыли по делу.
К своему несказанному облегчению, я убедилась и спешу сообщить, что они разительно отличаются от бедолаг, слонявшихся по форту. Это худощавые, пышущие здоровьем люди, с темной, каштанового цвета кожей, тонкой костью и сухими, крепкими мышцами. Они обладают почти звериной ловкостью и не лишены благородства в облике. По первому впечатлению, эти люди кажутся ближе к природе, чем дети белого человека. Я вовсе не имею в виду, что они показались мне примитивными – напротив, они выглядят так, словно составляют единое целое с окружающим миром. Раньше я думала, что индейцы – это здоровенные неуклюжие существа, какими их рисуют карикатуристы, – а они оказались изящными, точно сказочные эльфы.
Конечно, это вовсе не означает, что дикари не представляют угрозы. Лица многих из наших гостей были раскрашены причудливыми узорами, одеты они были в роскошные одежды из выворотной кожи и носили причудливые украшения. Кто-то, напротив, щеголял голым торсом и был босиком, и их тела тоже покрывали узоры. На головах у иных были перья и красивые головные уборы, в руках они держали богато украшенные копья, поблескивающие в солнечном свете. В волосах, заплетенных в косы, красовались бусы и кованые серебряные монеты, на шее – ожерелья из костей и зубов животных, медные пуговицы и серебряные колокольчики, отчего и без того помпезное появление сопровождалось треньканьем и звоном, что усиливало ощущение сказки.
Индейцы – превосходные наездники; они виртуозно управлялись с маленькими быстроногими лошадками, которые также были богато украшены – в гривы и хвосты вплетены перья и бусины, кусочки меха, оловянная и медная проволока, пуговицы и монеты.
Правда, на некоторых из одежды были лишь набедренные повязки – весьма нескромные, так что почти не оставляли простора воображению, отчего некоторые молодые дамы стыдливо отворачивались. Но я никогда не была из скромниц. В самом деле, из множества крайне противоречивых эмоций, охвативших меня, когда я впервые увидела лавину этих странных существ, точно спаянных вместе кентавров, – признаюсь, самым сильным было странное, пугающее воодушевление.
Тот, кого группа шайеннов, очевидно, признавала вожаком, гордый и красивый мужчина, принялся энергично общаться жестами с сержантом, который командовал нашей охраной. Нам посоветовали как можно скорее выучить язык жестов, да получше, для чего выдали составленные лейтенантом Кларком листовки, где описывались самые распространенные жесты. Капитан Бёрк, который владеет этим искусством в совершенстве, тоже показал нам несколько. Мы с капитаном даже попытались разыграть жестами отрывок из «Ромео и Джульетты» – и небезуспешно, могу сказать, все много смеялись, что особенно ценно теперь, когда наше расставание так близко!
Теперь, услышав разговоры обитателей форта и индейцев-разведчиков на службе в Армии США, я даже не представляю, как мы будем учить разговорный язык этих людей. На слух он кажется примитивным – какие-то гортанные звуки и хрюканье, и ни одного знакомого латинского корня… С таким же успехом можно было постараться выучить язык койотов или журавлей – примерно в такой степени их язык напоминал наш.
Часть женщин только и могли, что робко разглядывать из-за откидного полотнища палатки индейцев, оживленно лопочущих на своем диком языке. Самые бойкие из нас выбрались наружу и встали возле палаток, чтобы лучше рассмотреть наших гостей. Уверяю, зрелище было еще то: женщины, сбившиеся в группки, напротив прекрасных всадников – мы рассматривали друг друга, точно собаки, только что не принюхивались.
Бедная Марта покраснела как рак – при виде индейцев она совершенно лишилась дара речи.
Наша англичанка, Хелен Флайт, вскинув брови с уже привычным выражением ошалелого восторга, оказалась менее молчаливой.
– Господи! – воскликнула она. – Живописные-то какие! Смотрите – я видела жителей флоридских болот, и те постоянно мажутся жутко некрасивой коричневой жижей от москитов, которых там тьма. Но эти ребята – просто мечта художника!
– Или хууудший кошмаааар девочки, – возразила ей Дейзи Лавлейс – держу пари, она успела принять на грудь и теперь обнимала свою старую пуделиху, а глаза ее с набухшими веками сузились в щелки. – Они же чееерные, что твои ниииггеры, Фе-эрн-Луи-иза. Папочка бы уумер, если бы узнал, что его малышка выйдет замуж за черного ни-иггера!
Дерзкие сестрички Келли, которых нисколько не испугало появление индейцев, протолкнулись к нам поближе, чтобы рассмотреть их. Шайенны, в свою очередь, тоже совершенно завороженно смотрели на рыжих двойняшек – и что-то отрывисто залопотали, искоса на них поглядывая. У дикарей престранная манера смотреть на тебя – кажется, что они не видят тебя вовсе. Это трудно описать, но они не смотрят прямо на тебя, как белые, но точно изучают боковым зрением. «Смотри, Мегги! – сказала Сьюзен. – Смотри, я, кажется, вон тому понравилась! Симпатичный парень на белой в яблоках лошадке. О, точно, понравилась! – И бесстыжая девка приподняла подол платья, чтобы показать юноше голую ногу.
– На это глянь-ка тогда, дорогой, – сказала она с хрипловатым смешком. – Не хочешь ли приклонить копье в этом райском уголке? – Ее дерзость совершенно обескуражила беднягу, он осадил лошадь, и она заходила по кругу.
– Какая плохая девчонка, Сьюзи! – сказала сестра, Маргарет. – Ага, глянь, бедолага аж кругами ходит. Хотя я не сомневаюсь, что ты ему глянулась.
Гретхен Фатгауэр встала, большая и недвижимая, точно здание, уперев руки в широкие свои бедра и щурясь на солнце. Наконец она подняла кулак, затрясла им, точно призывая к тишине, и прокричала:
– Эй! Фы, парни! Я – хорошая женщина! Я буду хорошей женой! – и постучала себя по груди. – Я не кра-сотка, зато рожу больших и сильных детей!
И она расхохоталась, утробно мыча, как корова.
Фими, как всегда, спокойная и невозмутимая, только добродушно усмехнулась и покачала головой – судя по всему, зрелище ее позабавило. Кажется, ее темная кожа произвела фурор среди индейцев, потому что вокруг нее тут же стало виться несколько человек, явно переговариваясь и касаясь своих щек, намекая на цвет ее кожи. Потом кто-то помахал своим, и через мгновение здоровенный чернокожий индеец выехал вперед и встал перед Фими. Одет он был, как все индейцы, но совершенно точно родился негром, да таким рослым, что верхом на пони выглядел, точно оседлал игрушечную лошадку.