Тысяча и один день (сборник)
Шрифт:
По отработанной до рефлекса еще в полицейской школе привычке в любой обстановке первым делом намечать три-четыре маршрута телепортации она еще при свете дня оценила дистанцию нырка до коттеджа – тридцать три метра плюс-минус один. Чепуха. Она могла бы пройти эту дистанцию на одном вдохе после трех дальних нырков подряд.
– Схожу проверю. Вам оставаться здесь, продолжать наблюдение, активных действий без меня не предпринимать. Ясно?
– А… – начала было Лидка.
– Повторите!
– Без тебя ничего не предпринимать, – покорно отозвались обе. Лидка, правда, демонстративно развела руками: вижу, мол, что с нашим сержантом творится что-то недадное, и крайне жаль, что ничего не могу поделать… Придется впоследствии поставить Лидке на вид попытку обсуждения приказа. Распустилась.
Три глубоких вдоха-выдоха. Достаточно.
Пошла!
28
Когда ты накрепко зажат в цепких объятиях Вязкого мира, когда твоя кровь несет по клеткам что угодно, но только не кислород, когда легкие начинают пылать огнем – только тогда ты начинаешь хорошо понимать ныряльщиков, ушедших под воду слишком глубоко, чтобы вынырнуть, альпинистов и лыжников, зацементированных в сорвавшейся лавине, шахтеров, живьем похороненных в засыпанных обвалом штреках…
И тогда тебе начинает казаться, что стоит лишь совершить самое малое, но обязательно правильное телодвижение, как снова можно будет вдохнуть полной грудью сладкий воздух, а потом снова и снова, чтобы, отдышавшись, фыркнуть и немного сконфуженно посмеяться над своими страхами.
Не верь иллюзии. В Вязком мире мозг рождает опасные фантазии. Отринь их. Терпи и двигайся. Не верь капризному серому веществу – верь мозжечку и спинному мозгу. Они не фантазеры, а работяги, и только они способны вывести тебя на воздух. А уж если не смогут они, тогда не сможет никто.
«Пора! Пора! – кричит каждая извилина, норовя подсунуть тебе искаженную картину реальности. У нее голод, она делает вид, что не может ждать ни секунды, хотя на самом деле просто не желает потерпеть еще немного. – Пора! Ты уже дошел! Выныривай!»
Ложь. Не слушай этих воплей, слушайся инстинкта расстояния, доверься мышечной памяти. Переподчинил себя разуму – пропал.
Потому что он не разум. Он знать не желает то, что тебе на самом деле нужно, – он лишь назойливо напоминает тебе о том, чего тебе хочется. Чаще вкрадчиво шепчет, иногда говорит с подкупающей прямотой, а, бывает, и вопит…
Вот только к фундаменту подлинного разума – здравому смыслу и инстинкту самосохранения – его вопли не имеет никакого отношения. А без фундамента завалятся стены.
«Пора! Ну что же ты? Решил проскочить мимо, перестраховщик? Выныривай!»
Нет.
«Немедленно выныривай – и спасешься! Это – жизнь!»
Нет.
Если я с громким хлопком выйду из Вязкого мира на лужайке перед коттеджем, моя жизнь не продлится и нескольких секунд. Но если я добреду в липком киселе до коттеджа и вынырну внутри него – я, возможно, проживу дольше. Минуту или даже несколько. За это время я обязан разобраться в игре Департамента со мною. Может быть – прийти на помощь той, кто нуждается в моей помощи, ждет меня… Каждый день ждет. А потом… не знаю, что будет потом. Попробую вывернуться и на этот раз. Мы вместе попробуем…
Сколько еще идти?.. Пожалуй, шагов пять-семь. В лиловом желе шаги медленные, почти как у водолаза в неподъемном скафандре. Пять шагов – это секунд десять. Нечеловечески много.
«Выныривай или дыши!»
Мозг уже не уговаривает – он паникует. Он дико боится умереть, забыв о том, что он лишь часть меня. Еще немного, и он прикажет мне дышать ядовитым коллоидом. У тех, кто не вышел из Вязкого мира, одна судьба с утопленниками – разница лишь в том, что утоплое тело можно найти, обшарив дно.
Но нет дна в Вязком мире, как нет в нем верха и низа. Слишком многое говорит за то, что вне человека Вязкий мир не существует вообще. И тем не менее он до дрожи реален.
Я вижу его. Или это всего лишь лиловая мгла у меня в глазах?.. Наверное, мгла, потому что я вижу странные, похожие на полярное сияние, сполохи и чувствую, что мои веки плотно закрыты…
Пора выныривать? Нет, сделаю еще один шаг… потерплю. Теперь – пора!
Не выпускает лиловая тьма.
Еще шаг вперед, и еще попытка…
Нет.
И вопль, рвущийся изнутри: «Дыши! Дыши!»
И теплые, мягкие, ласковые руки, баюкающие меня под немудреную колыбельную… Что это? Я начал вспоминать свою жизнь? Ясный симптом… Ну нет, не дождетесь!
Еще один шаг вперед – и вверх!
Опять мимо.
«А если они и в коттедже взорвали антителепортационную петарду с дурацкими конфетти?!»
Тогда конец.
Еще вверх! Ну…
Я рушусь спиной на что-то твердое, но, к счастью, не угловатое. Да это же пол! Просто-напросто пол, вдобавок покрытый тонкой ковровой дорожкой… Наплевать на ушибы – я прошел дистанцию, и я дышу! Я могу дышать!
И в течение нескольких секунд не могу заниматься ничем другим, беззащитный, как младенец. Приходи и бери меня… Почему никто не приходит?
Потому что никого нет. Большая неосвещенная комната совершенно пуста. Свет фар с шоссе пробивается сквозь ставни. Стол, шкаф, диван, у дивана притулился маленький журнальный столик, рядом кресло. На журнальном столике пепельница с окурками, сильно пахнет табачным дымом. Никого…
Ну да, тут они ждали в засаде… в неуюте очень большой комнаты с минимумом мебели. Экая здоровенная комната, наверное, во весь коттедж… А где же спальня? Должна ведь быть. Я же ясно видел: свет просачивался сквозь единственный ставень, а соседнее окно было темным, как уголь.
Да ведь я же помню по прошлому визиту: была спальня, и кабинет был. Уборная была. Не похоже, чтобы коттедж недавно перестраивали изнутри…
А это что – ведущая вниз винтовая лестница? Тогда понятно… Я целился на первый этаж, а вывалился из Вязкого мира на втором. В учебниках по телепортации описана эта классическая ошибка некоторых новичков, вызванная подсознательным отождествлением Вязкого мира с топким болотом: при каждом шаге новичок инстинктивно поднимает ногу выше, чем следует, как бы выдирая ее из топи, а в результате траектория движения загибается вверх…