Тысяча и одна ночь

Автор неизвестен

А у султана был один придворный по имени Алам-аддин Санджар, который раньше был невольником альФадла ибн Хакана, отца Али Нур-ад-дина, а потом его должность менялась, пока султан не сделал его своим придворным. И когда он услышал приказание султана и увидал, что враги снарядились, чтобы убить сына его господина, это было для него не легко, и он удалился от султана и, сев на коня, поехал и прибыл к дому Нур-ад-дина Али. И он постучал в дверь, и Нур-ад-дин вышел к нему и, увидев его, признал его, а Алам-ад-дин сказал: «О господин, теперь не время для приветствий и разговоров; послушай, что сказал поэт:

Спасай

твою жизнь, когда поражён ты горем,И плачет пусть дом о том, кто его построил!Ты можешь найти страну для себя другую,А душу найти другую себе не можешь».

«О Алам-ад-дин, что случилось?» – спросил Нур-аддин, и придворный ответил: «Поднимайся и спасай свою душу, и ты и невольница! Аль-Муин ибн Сави расставил вам есть, и когда вы попадёте к нему в руки, он убьёт вас обоих. Султан уже послал к вам сорок человек, разящих мечами, и, по моему мнению, вам следует бежать, прежде чем беда вас постигнет».

Потом Санджар протянул руку к своему поясу и, найдя в нем сорок динаров, взял их и отдал Нур-ад-дину и сказал: «О господин, возьми эти деньги и поезжай с ними. Будь у меня больше этого, я бы дал тебе, но теперь не время для упрёков».

И тогда Нур-ад-дин вошёл к невольнице и уведомил её об этом, и она заломила руки, потом они оба тотчас же вышли за город (а Аллах опустил над ними свой покров), и пошли на берег реки, и нашли там судно, снаряжённое к отплытию.

А капитан стоял посреди судна и кричал: «Кому ещё нужно сделать запасы или проститься с родными или кто забыл что-нибудь нужное, – пусть делает это: мы отправляемся». И все ответили: «У нас нет больше дел, капитан». И тогда капитан крикнул команде: «Живее, отпустите концы и вырвите козья!» И Нурад-дин Али спросил его: «Куда это, капитан?» – «В Обитель Мира, Багдад», – отвечал капитан…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Тридцать шестая ночь

Когда же настала тридцать шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда капитан сказал Али Нур-ад-дину: „В Обитель Мира, город Багдад“, Нур-ад-дин Али взошёл на судно, и невольница взошла вместе с ним, и они поплыли и распустили паруса, и судно вышло, точно птица с парою крыльев, как сказал, и отлично сказал, кто-то:

Взгляни на корабль, и в плен возьмёт тебя вид его,Гоняется с ветром он, несясь по теченью.И, кажется, птица он, что крылья расправилаИ с неба низринулась стремительно в воду.

И судно поплыло, и ветер был хорош, и вот что случилось с ними.

Что же до того, что было с невольниками, то они пришли к дому везиря Нур-ад-дина Али, сломали двери и вошли и обошли помещение, но не напали на их след, и тогда они разрушили дом и воротились и уведомили султана, и султан воскликнул: «Ищите их, в каком бы месте они ни были!» – и невольники отвечали: «Внимание и повиновение!»

Потом везирь аль-Муин ибн Сави ушёл домой (а султан наградил его почётной одеждой), и его сердце успокоилось, и султан сказал ему:

«Никто за тебя не отомстит, кроме меня», – а везирь пожелал ему долгого века и жизни.

А затем султан велел кричать в городе: «О люди, все поголовно! Наш владыка султан повелел, что того, кто наткнётся на Али Нур-ад-дина, сына Хакана, и приведёт его к султану, он наградит почётной одеждой и даст ему тысячу динаров, а тот, кто его укроет или будет знать его место и не уведомит о нем, тот заслуживает наказания, которое его постигнет». И Нур-ад-дина Али начали искать, но о нем не пришло ни вестей, ни слухов, и вот что было с этими.

Что же касается Нур-ад-дина и его невольницы, то они благополучно достигли Багдада, и капитан сказал им: «Вот Багдад. Это безопасный город, и зима ушла от него с её холодом, и пришло к нему время весны с со розами, и деревья в нем зацвели, и каналы в нем побежали».

И тогда Нур-ад-дин Али со своей невольницей сошёл с судна и дал капитану пять динаров, и, покинув судно, они прошли немного, и судьбы закинули их к садам. И они пришли в одно место и увидали, что оно выметено и обрызгано, с длинными скамьями и висящими вёдрами, полными воды, а сверху был навес из тростника, во всю длину прохода, и в начале дорожки были ворота в сад, но только запертые.

«Клянись Аллахом, это прекрасное место!» – сказал Нур-ад-дин Али своей невольнице, и она отвечала: «О господин, посидим немного на этих скамьях и передохнем». И они подошли и сели на скамью и вымыли ноги и руки, и их ударило воздухом, и они заснули (преславен тот, кто не спит!).

А этот сад назывался Сад Увеселения, и в нем был дворец, называемый Дворец Удовольствия и Изображений, и принадлежал он халифу Харуну ар-Рашиду. И халиф, когда у него стеснялась грудь, приходил в этот сад и во дворец и сидел там, и во дворце было восемьдесят окон, где было подвешено восемьдесят светильников, а посреди дворца был большой подсвечник из золота. И когда халиф приходил, он отдавал невольницам приказание открыть окна и приказывал девушкам и Иехаку ибн Ибрахиму анНадичу петь, и тогда его грудь расправлялась и проходила его забота.

А в саду был садовник, дряхлый старик, которого звали шейх Ибрахим, и когда он выходил по делу и видел в саду гуляющих с непотребными женщинами, он сильно сердился. И шейх Ибрахим дождался, пока в какой то день халиф пришёл к нему, и рассказал ему об этом, и халиф сказал: «Со всяким, кого ты найдёшь у ворот сада, делай что хочешь».

И когда настал тот день, шейх Ибрахим, садовник, – зашёл, чтобы исполнить одно случившееся ему дело, и увидел этих двоих, которые спали у ворот сада, покрыты одним изаром. «Клянусь Аллахом, хорошо! – сказал он,

они не знали, что халиф дал мне разрешение и приказ убивать всех, кого я найду здесь! Но я их ужасно отколочу, чтобы никто не приближался к воротам сада». И он срезал зеленую ветку и подошёл к ним и, подняв руку, так что стала видна белизна его подмышки, хотел их побить, но подумал и сказал про себя: «О Ибрахим, как ты будешь их бить, не зная их положения? Может быть, они чужеземцы или из странников и судьба закинула их сюда. Я открою их лица и посмотрю на них». И он поднял с их лиц изар и сказал себе: «Эти двое красивы, и мне но должно их бить», – и накрыл их лица и, подойдя к Нурад-дину Али, стал растирать ему ноги.