Тысяча камней
Шрифт:
Я села, нервно теребя салфетку на коленях. Лерой опустился на стул рядом и накрыл мою дрожащую ладонь своей. Оглянулась. Мама и отец оказались за столом советников. Крис и Клим рядом с ними, Тимофей – за столом для холостой молодежи.
– Инспектор Лерой, – заговорил один из старейшин, когда все заняли свои места.
Лерой слегка кивнул, предлагая продолжить. Старейшину заметно перекосило.
– Вашу миссию в Северной общине можно считать выполненной?
Лерой сощурился, недобро взглянув на него:
– Смотря что вы подразумеваете под миссией?
– Егерь
– Егерь Клим восстановлен в своей должности и правах, – жестко произнес инспектор, – а девушка… Девушка прошла отбор в школу риторов. Я всего лишь сопровождаю ее к месту учебы.
– А в чем заключался отбор, Ирис? – ласково спросила меня сидящая напротив самая старшая из старейшин.
Мне кажется, ей уже перевалило за сотню лет, а Тимофей утверждал, что она должна помнить время до появления стены. Морщинистая сухонькая старушка. Улыбающаяся так ласково. Но от ее вопроса я покрываюсь мурашками. Тот день снится мне в кошмарах. Высокая седая женщина. У ее ног лежит бездыханный Клим. Ее револьвер направлен на Крис, и рядом мой брат.
Нервно сглотнула, потянулась к стакану с водой.
– В школу риторов отбирают по личным качествам, – заметил инспектор, – Ирис и так потрясена происходящим. Не думаю, что стоит лишний раз напоминать ей о переменах.
Я благодарно улыбнулась. Старейшины переглянулись и перешли к обсуждению других вопросов. Больше меня никто не беспокоил, и я поняла, насколько был прав Лерой, лишая меня общества родителей этим вечером.
Потом было прощание с друзьями детства на ступенях клуба. Мы вместе росли на ферме, вместе бегали по пляжу, вместе поступили в школу. Но всех их вытеснила из моей жизни Крис. Я так стремилась стать частью ее мира, недоступного, непонятного, что без сожаления обрывала старые связи. Сейчас выходит, что не зря. Меня прежней больше нет. Есть Магистрат. И больше никого.
Я обнялась с девчонками, наперебой желающими мне удачи. Махнула немногочисленным парням. Большинство ровесников сейчас находились в юнкерской школе. А потом подошла к инспектору.
– Я пообещал Риммус, что глаз с тебя не спущу сегодня, – лениво проговорил он, – но, думаю, тебе нужно попрощаться с родными. Поедешь с родителями или с братом?
– А можно с вами?
Он удивленно посмотрел на меня, но ответил:
– Как знаешь.
Тим был недоволен моим решением, но я боялась оставаться с ним сейчас наедине. Брат был полон чувства вины из-за того, что не смог меня отстоять. Не смог помочь. А теперь вынужден скрывать правду от родных.
Я подошла к «танку» и хотела было сесть на заднее сидение, но Лерой меня остановил.
– Там занято, – усмехнулся как-то горько, – там теперь всегда занято.
Я забралась в машину, пристегнула ремень безопасности и только тогда посмотрела назад. Они сидели в обнимку. Крис и Клим. Так близко, что я покраснела. Клим что-то шепнул жене на ухо, а она улыбнулась только ему одному. Нежно провела по щеке, поцеловала в губы. А потом вдруг посмотрела на меня и спросила:
– Почему ты не с братом?
Отвечать не
– Ирис? Все в порядке? – в голосе Клима прозвучала тревога.
– Хочешь, я вместе с тобой поеду в «Жуке»? – одновременно с ним предложила Кристин.
И я кивнула. Прежде, чем успела как следует подумать.
Тимофей долго не мог понять, почему мы идем к его машине. Кристин крепко держала меня за руку. Клим, конечно же, пошел за нами. На ступенях клуба собирались люди. Посмотреть. Чтобы потом было, о чем поговорить за вечерним чаем.
К счастью, родители уже отбыли на ферму. Мама старалась не оставлять девочек без присмотра надолго.
Зоя и Мила. Как же я буду по ним скучать.
Я так и не поняла, как часто я смогу видеться с родными, и смогу ли вообще. Лерой неопределенно пожал плечами и сказал, что все будет зависеть от моих личных успехов. Крис обещала сделать все возможное для этого, а Клим лишь нахмурился.
Мы с огромным трудом уместились в апельсиновую машинку брата. Клим все-таки поехал с нами и теперь сидел на пассажирском сидении рядом с водителем и непривычно тихо что-то рассказывал Тиму. Тот кивал, внимательно слушая, но не отвлекаясь от дороги. Кристин же смотрела в окно.
Мы жили на самом краю пустоши. Отец и его рабочие день за днем отвоевывали у нее все больше и больше земли. Вдоль стены на границе с Заповедником есть старые торфяники. Именно оттуда и привозили торф, который смешивали с песками, добиваясь тем самым пригодной для растений почвы. Мама вела огромное хозяйство. В общине мы были единственными поставщиками птицы и яиц, молока и овощей, которые не зависели от города.
Ведь основной доход общине приносили солеварни. И продовольственные пайки получали в обмен на соль. А пустоши – это не только бесконечные дюны, что переносятся ветрами с места на место. Это цветущий вереск, яркие каперсы. И дикие астры, растущие на солончаках. Деревья же можно увидеть только за стеной. В Заповеднике. На подъездных дорожках у нас разве что шиповник да акации приживаются.
Я любила наш край. Суровый. С коротким жарким засушливым летом, с затяжной, но, как правило, бесснежной, и поэтому темной, зимой. С постоянными дождями на побережье. Потому что в пустошах влага никогда не достигает земли. И я не хотела уезжать.
Тим затормозил у крыльца, и мы дружно выбрались наружу. Мама стояла в дверях и куталась в шаль. Предложила:
– Может быть, чаю перед дорогой?
Я отрицательно качнула головой. Тим осуждающе глянул исподлобья.
– Мам, я лучше поеду, – прошептала, обняв.
– Зайди к сестрам.
– Обязательно.
Близнецы уже спали. Я подошла к каждой из них и поправила одеяло. Зоя беспокойно зашевелилась, и я торопливо отступила к двери. Зашла в свою комнату. На небольшой софе все еще обитали куклы. Комод был завален заколками и гребнями. На письменном столе царил беспорядок. Я не стала ничего менять. Подхватила небольшую сумку и, не оборачиваясь, вышла. В коридоре меня ждал отец. Уставший и осунувшийся.
С присущей ему прямотой спросил:
– Ведь это все неправда?