Тысяча миль в поисках души
Шрифт:
Этим действительно сказано все.
На родине Линкольна
День с Фенимором Купером
Куперстаун — от Нью-Йорка на север, к канадской границе. Нужно перевалить через Катскиллские горы, пересечь долину реки Черри и держать курс на лесное озеро Отсего, из которого рождается река Саскуиханна, что на языке индейцев-делаваров значит Полноводная.
Ночь я провел в мотеле «Последний из могикан» на дороге №28 и приехал в Куперстаун на рассвете. Город маленький, живут в нем всего две тысячи шестьсот с чем-то человек. Вокруг невысокие горы, поросшие сосновым лесом и березой. Мачтовые сосны смотрятся в зеркало озера. Я остановил машину на берегу, выключил мотор. Ветер гнал по озеру холодные серые волны. По капоту машины стучала снежная крупа. Шумел лес. Глухой шорох и стон рождались в его глубине, поднимались над вершинами, летели над озером, над беленькими домиками еще спящего городка.
— Это плачут души моих предков, — сказал Джон — Спешащая Черепаха, 20-летний чистокровный индеец из племени могаук. Прихрамывая, он подошел к машине, чтобы прикурить. Его прямые черные волосы, в которых застряли снежные крупинки, были стянуты красной лентой. Больше ничего индейского в его облике не было. Никаких перьев, мокасин, томагавков. Черный свитер, потертые джинсы. Через плечо почти до пола — холщовая сумка. В руке палка с металлическим штырем на конце. Он прокалывает этой палкой бумажки, картонки из-под молока, коробки из-под сигарет, разбросанные по берегу, и складывает в сумку. Джон — Спешащая Черепаха работает городским мусорщиком.
Я дал ему спички, он чиркнул, но ветер задул слабое пламя в его ладонях.
— Мой прадед, умевший разжигать костер из искры кресала, не похвалил бы меня, — сказал он, улыбнувшись.
Он был спокоен, полон достоинства и приветлив. Ответил на все мои вопросы, но мне не задал ни одного. Я спросил: почему?
— Вы мой гость, — ответил он, — а к гостю невежливо приставать с расспросами. Если гость захочет, он расскажет о себе сам.
У Джона среднее образование, что вообще-то большая редкость для индейца. Еще недавно он работал верхолазом-монтажником на строительстве небоскребов в Нью-Йорке, но сломал ногу и вот вернулся в места своих предков. Как он стал верхолазом? О, это интересная история! Еще в конце прошлого века, когда начали возводить первые небоскребы, какой-то предприимчивый делец приехал в резервацию племени могаук и выбрал сто самых ловких и смелых юношей. Белые боялись высоты, индейцы — нет. Если упадет с высоты белый — неприятное происшествие. Если индеец — ну и что? Могауки стали отличными верхолазами и с тех пор передают свою профессию из поколения в поколение. Каркасы почти всех небоскребов в Нью-Йорке возведены их руками. Окончив монтировать последний этаж, они мажут стыки стальных балок кровью птиц. Это — против «злых духов». Так когда-то их предки мазали птичьей кровью стык березовых жердей, составлявших остов индейского вигвама.
Мы покуривали и беседовали с Джоном, а вокруг шумел лес. Привыкнув к шуму больших американских городов, можно забыть, что есть еще на свете шепот берез, тяжкие вздохи могучих сосен, таинственный гул леса, от которого в сладкой тревоге замирает сердце.
— Мы уж не помним языка матери-природы, а он хорошо знал его, — сказал Джон. Я посмотрел в ту сторону, куда он кивнул, и увидел фигуру человека, а у его ног насторожившуюся собаку. Человек и собака замерли на вершине серого гладкого валуна на берегу озера. Они были из бронзы. У человека было мужественное лицо и длинные волнистые волосы, ниспадающие на широкие плечи. Одежда из шкуры какого-то зверя. На ногах — индейские мокасины, хотя человек не был индейцем. Я догадался, что это Натаниэл Бумпо, лесной первопроходец и охотник, герой известных во всем мире книг Фенимора Купера о Кожаном Чулке.
Потом, простившись с Джоном, я ехал по просыпающемуся городку, улицы которого, как и двести лет тому назад, называются Озерная, Лесная, Сосновая, Тихая. Но не было тишины на Тихой и уже не лесной шум вступал в свои права на Лесной. Здесь гудели, шуршали шинами, чихали дымом, хлопали дверцами «понтиаки», «форды», «шевроле»; трубили, звенели, визжали радиодинамики над дверями магазинов.
А потом все это осталось позади, я пересек город и снова окунулся в тишину. Я стоял у места рождения Саскуиханны — слабенького ручейка, вытекающего из озера Отсего, чтобы на пути к Атлантическому океану стать могучей и красивой рекой, которой в Америке посвящено немало песен.
И снова душа моя настроилась на лирический лад. Но постойте, постойте! Что это за позеленевшая от времени бронзовая доска на мосту? И что это за пирамида на горке за ручьем?
«В 1779 году здесь проста войска генерала Джона Салливэна и генерала Джеймса Клинтона, — гласит доска. — Это была экспедиция против непокорных индейцев».
И на каменной пирамиде — тоже древняя надтреснутая доска:
«Приветствуем вас, бледнолицые братья! Мы, на чьих костях вы стоите сейчас, называли себя ирокезами.. Эта земля, которой вы теперь владеете, была нашей. Вы отняли ее, щедро дав нам взамен достаточно камня для этой могилы».Так вот, значит, шли войска… А потом возникла эта пирамида. А еще через шесть лет — вот этот город. Уильям Купер был предприимчивым земельным спекулянтом, добравшись вслед за войсками и до здешней глуши. В этих местах он разбогател, стал судьей, полновластным хозяином названного в его честь поселения. Сюда в 1790 году перевез он из штата Нью-Джерси свою семью — жену и семь детей. Младшего звали Джеймсом Фенимором и было ему тогда всего 14 месяцев.
Неподалеку от двухэтажного дома с колоннами, в которых жила семья судьи Купера, стояла избушка охотника Шипмэна, лесного бродяги, дружившего с индейцами. Шипмэн знал несколько индейских наречий. Ирокезы и могикане, гуроны и делавары уважали его за благородство, бескорыстие и отвагу. Каждое племя дало ему свое имя. Одни звали его Следопыт, другие — Соколиный Глаз, третьи — Длинный Карабин.
Этот Шипмэн доставлял немало хлопот судье Куперу. Очень уж свободолюбивым и ершистым был старый охотник. — Однажды он спустил с обрыва в озеро и судью и двух его помощников, пришедших арестовать Шипмэна за какое-то мелкое нарушение закона. С тех пор Шипмэна не видели в Куперстауне: он ушел на Запад, к Скалистым горам. Там он и умер в одиночестве, чтобы через много лет воскреснуть под именем Натаниэла Бумпо в книгах Джеймса Фенимора Купера, сына того самого судьи, с которым он крепко не ладил.
Джеймс Фенимор сделался писателем несколько необычным образом. Рассказывают, что как-то раз заболела его жена Сюзанна. Купер, сидя по вечерам у постели больной, вслух читал какой-то длинный английский роман. Однажды он с негодованием откинул книгу в сторону и воскликнул:
— Боже, какая скука! Я и то мог бы сочинить интереснее.
— Хвастунишка, — отозвалась Сюзанна. — Для тебя непосильный труд даже письмо написать!
Было заключено пари, и Купер тут же принялся за сочинение. Через несколько месяцев, в ноябре 1820 года, в Нью-Йорке небольшим тиражом вышел роман «Предосторожность», описывающий жизнь некоей английской семьи. Автор, взявший все расходы по изданию книги на себя, не пожелал поставить на обложке свое имя. И правильно сделал: роман был из рук вон плох. К тому же наборщики, с трудом разбирая скверный почерк автора, набрали текст с такими искажениями, что он напоминал бред человека в горячке.
Одно было хорошо: Купер мужественно пережил неудачу и снова взялся за перо. Второй его роман — «Шпиона, эпизод из войны американцев за независимость, принес ему известность. Но настоящая, всемирная: слава пришла к нему вместе с циклом романов о том самом охотнике Шипмэне, которого он вывел под именем Кожаного Чулка. И вершиной этого цикла был «Последний из могикан».
Эти романы вызывали сенсацию во всем мире. Читая Купера, я рычу от восторга, признавался Бальзак. Лермонтов сравнивал Купера с Вальтером Скоттом, а Белинский даже с Шекспиром. Максим Горький в предисловии к советскому изданию романов о Кожаном Чулке писал: «…Бумпо является почти аллегорической фигурой, становясь в ряды тех истинных друзей человечества, чьи страдания и подвиги так богато украшают нашу жизнь. Воспитательное значение книг Купера — несомненно… Читая воспоминания:, например, русских революционеров, мы нередко встретим указания, что книги Купера служили для: них хорошим воспитателем чувства чести, мужества, стремления к деянию».