Тысячелетняя битва за Царьград
Шрифт:
В самом Крыму после бегства Селим Гирея царило безвластие. Несмотря на продолжение боевых действий, с конца июня крымская верхушка находилась в переписке со штабом Долгорукова. Фактически с конца июля большая часть крымских татар согласилась на перемирие.Успехи Долгорукова, особенно на фоне бездействия Румянцева, крайне обрадовали Екатерину. В письме Долгорукову было сказано: «Вчерашний день (17 июля) обрадована я была вашими вестниками, кои приехали друг за другом следующим порядком: на рассвете — конной гвардии секунд-ротмистр кн. Иван Одоевский со взятием Кафы, в полдень — гвардии подпоручик Щербинин с занятием Керчи и Еникале и перед захождением солнца — артиллерии поручик Семенов с ключами всех сих мест и с вашими письмами. Признаюсь, что хотя Кафа и велик город, и путь морской, но Еникале и Керчь открывают вход г. Синявину водой в тот порт, и для того они много меня обрадовали. Благодарствую вам и за то, что вы не оставили мне дать знать, что
Долгоруков получил Георгиевский орден первой степени, 60 тысяч рублей денег, табакерку с портретом императрицы, сын его произведен в полковники.
28 июля к Долгорукову прибыли два знатных татарина с вестью об избрании в Карасу-базаре нового хана — Сагиба Гирея. Посланные от имени всего общества ручались за верность избранных как не имеющих никакой привязанности к Порте, от которой вовсе отторглись, что подтвердили клятвой перед целым обществом, с Русскою же империей вступили в вечную дружбу и неразрывный союз под высочайшую протекцию и ручательство императрицы.
Долгоруков потребовал от нового хана немедленного освобождения русских и вообще христианских рабов. «Чтобы не возбудить негодования ясрни», татарские мурзы и духовенство решили платить владельцам за отпущенных рабов-христиан: за мужчину — 100 левков, за женщину — 150 левков. Как видим, даже «чернь» в Крыму была рабовладельцами. Вот еще одно доказательство неприменимости марксистских теорий к крымским татарам. Посредством такого выкупа в армию приведено было мужчин и женщин 1200 человек. Многие солдаты, особенно из поселенных гусарских и пикинерских полков, нашли среди них своих жен и детей. Но как только между рабами пронеслась весть, что их освобождают, те не стали дожидаться определенного для выкупа срока и бросились бежать к войску. Таких беглецов в августе месяце при армии было уже до 9 тысяч душ. По уговору с крымцами русский главнокомандующий велел поднять кресты на 12 греческих церквах в Кафе и снабдить их колоколами. Также по всем городам и селам начали восстанавливать греческие церкви.
Нетрудно догадаться, насколько «приятными» оказались сии «новшества» для татар. Немедленно же начались столкновения с новым ханом. Князь Долгоруков уведомил Сагиба Гирея, что в крымских крепостях останутся русские гарнизоны для зашиты от турок, и что крымцы должны доставлять этим гарнизонам топливо. Хан отвечал, что Крым от Порты стал независим и, следовательно, должен сам себя защищать, да и в конце 1771 г. никакой опасности от турок нет, так как в это время навигация на Черном море закончилась. А на будущий год, если будет грозить опасность, хан даст знать о ней главнокомандующему. Крымский народ и без того разорен и бесплатно не может давать русскому войску топливо. Долгоруков отвечал: «Хотя до апреля месяца никакой опасности с турецкой стороны ожидать нельзя, однако я гарнизоны вывести власти не имею, ибо оные введены в силу повеления моей государыни, а вашей великодушнейшей покровительницы и щедрейшей благодеятельницы». Относительно отопления главнокомандующий распорядился, чтоб солдаты были размещены в христианских домах, где будут пользоваться теплом сообща с хозяевами. Где же нет христианских домов, то в пустых магометанских, и только в этом случае татары должны доставлять им топливо.
Русским поверенным в делах при хане был назначен канцелярии советник Веселицкий. Он должен был вручить Сагибу Гирею акт, в котором говорилось, что Крымская область учреждается вольною и ни от кого независимой, а так как это «сокровище получено единственно от человеколюбия и милосердия ее императорского величества Великой Екатерины», то Крымская область вступала в вечную дружбу и неразрывный союз с Русской империей под сильным покровительством и ручательством ее самодержицы. Хан обязывался не вступать с Портой ни в какие соглашения. Веселицкий должен был требовать подписания этого акта и также требовать просительного письма к императрице, чтоб она приняла под свою власть города Керчь, Еникале и Кафу. Назначенные для переговоров с Весслицким мурзы отвечали на последнее требование: «Какая же будет свобода и независимость, когда в трех главных местах будет находиться русское войско? Народ наш всегда будет беспокоиться насчет следствий этой уступки, опасаясь такого же угнетения, какое мы терпели во время турецкого владычества в этих городах». Веселицкий объяснил, что это делается для их благоденствия, что от Порты надо всегда и всех опасаться, и они будут подвержены гибели из-за своей отдаленности от русских пределов. Спросил, могут ли они защищаться собственным войском. Татары все это выслушивали без возражений, но отвечали просьбой, нельзя ли их избавить от этой новости, как они выражались. Тогда Веселицкий объявил им, что если они этого требования не исполнят, то он не приступит ни к чему другому. Хан созвал всех старшин для совета об уступке Керчи, Еникале и Кафы. Совет продолжался пять дней подряд, и 7 ноября присланы были знатные люди к Веселицкому с объявлением, что духовенство находит эту уступку противной их вере, и так как русское правительство объявило, что оно не будет требовать ничего противного мусульманской религии, то они на отдачу городов согласиться не могут. Веселицкий отвечал, что русским хорошо известно содержание Корана, и там не указано о невозможности уступки городов. Препирательства о трех городах продолжались, и формальная сторона дела так и не была решена в 1771 г. Фактически же эти города уже принадлежали России.
Глава 5
КАМПАНИЯ 1772-1773 ГОДОВ
Успехи русского оружия заставили задуматься турецкие власти о бессмысленности дальнейшего ведения войны. Кроме того, султан надеялся на вступление Австрии в войну на стороне Турции. Но австрийскому двору явно не улыбалась война с объединенными силами России и Пруссии. Об этом недвусмысленно заявил австрийский дипломат Тугут, специально прибывший в Константинополь в начале 1772 г., чтобы склонить Порту к миру.
Огромное впечатление произвели на Порту события в Польше. Польские мятежники повсеместно терпели поражения от русских войск. Особый ужас наводили на поляков отряды Александра Суворова. Уже в начале 1772 г. всем было очевидно, что раздел Польши между Россией, Пруссией и Австрией неминуем. (Хотя формально договор о разделе был подписан 5 августа 1772 г.). Султана и его окружение смутило страшное предположение, а вдруг те же три державы решат, подобно Польше, поделить и Оттоманскую империю.
В начале марта 1772 г. верховный визирь Мухаммед-паша предложил Румянцеву начать переговоры. Румянцев дал согласие и поставил условием прекращения военных действий до 1 июня с тем, чтобы положение войск на Балканах оставалось без изменений, а Дунай являлся линией разделения войск. Это перемирие должно распространиться также на Крым, Кавказ и Черное море. Переговоры о перемирии решено было проводить в Журже, для чего с русской стороны направлялся Симагин, а с турецкой — Абдул-Керим. Конвенция о перемирии была, однако, подписана только 14 мая. 25 мая Румянцев утвердил текст этой конвенции.
Переговоры о мире решено было вести на конгрессе в местечке Фокшаны, недалеко от Измаила. Россию на конгрессе представляли Григорий Орлов и освобожденный из Семибашенного замка русский посол Обрезков. В инструкции русским представителям было сказано: «Основания переговоров состоят в следующих трех статьях: 1) в уменьшении способности для Порты нападать вперед на Россию; 2) в доставлении себе справедливого удовлетворения за убытки, понесенные в войне, объявленной со стороны Турции без всякой законной причины; 3) в освобождении торговли и мореплавания. По первой статье наши требования состоят в том, чтоб 1) были уступлены нам обе Кабарды, Большая и Малая; 2) оставлена была граница от Кабарды через кубанские степи до Азовского уезда на прежнем основании; 3) уступлен был нам город Азов с уездом; 4) чтоб все татарские орды, обитающие на Крымском полуострове и вис его, признаны были вольными и независимыми; 5) чтобы уступлены были грузинским владельцам все места, взятые русским оружием; чтоб как грузинцам, так и всем другим христианским народам, принимавшим участие в войне, была дана полная амнистия и впредь оказывалось большее покровительство христианским церквам в областях Порты.
Под второй статьей разумели мы требования денежного вознаграждения за военные убытки, но и это требование вы можете оставить вполне или отчасти для получения свободы татарам. Третьего статьею мы требуем свободной торговли и плавания по Черному морю, и от этого требования мы отступить не можем».
Инструкция была подписана 21 апреля, и 25 апреля Григорий Орлов выехал их Царского Села.
Конгресс начался в конце июля из-за задержки турецких представителей Османа-эфенди и Яссина-заде-эфенди, вместе с которыми прибыли из Стамбула австрийский и прусский послы. О поведении этих послов Обрезков 6 августа писал Панину: «Берлинский поступает во всем, как кажется, чистосердечно и поддерживает наши настроения относительно начального пункта, т.е. независимости татарской; венский же, напротив, оказывается в этом пункте не только холоден, но едва ли до сих пор и не поощряет турок к податливости. Может быть, он делает это в ожидании разрешения польских дел. Но, как бы то ни было, переводчик его ежедневно, а иногда и сам он бывает у турецких министров и долго у них сидит; нам ничего не сообщает, а если что и говорит, то больше в подкрепление турецкого упрямства в татарском деле. Дело это до сих пор нисколько не продвигается вперед; мы не можем его отменить и даже смягчить, а турки по обыкновению связывают его с магометанским законом, утверждая, что один султан не может его решать. Нет той тонкости, по их мнению, а по-нашему — подлости и гнусности, которую бы они не употребили в действие; но мы на все это смотрим с презрением и держимся нам предписанного».