Тюдоры. «Золотой век»
Шрифт:
Среди ограбленных попадались и английские купеческие корабли.
Поскольку протесты правительства королевы Елизаветы никакого эффекта не дали, она распорядилась захватить купеческие суда голландского города Додрехта – это был порт, в котором власть принадлежала Вильгельму Оранскому. Переговоры ничего не дали – и Вильгельм Оранский обратился к Франции. Предлагаемый им план был все тот же – в обмен на помощь и поддержку протестантские Нидерланды признают своим государем французского принца, герцога Алансона. Про его предполагаемый брак с Елизаветой в этот раз и не поминалось.
Королева ответила угрозой заключить союз с Испанией. Она даже посулила Вильгельму Оранскому, что натравит на него германских государей, чьи интересы будут задеты
Неизвестно, как далеко зашла бы ссора, если бы не сэр Фрэнсис Уолсингем. Он показал такие впечатляющие результаты на трудном дипломатическом посту в Париже, что его отозвали в Лондон, и вскоре королева сделала его государственным секретарем. Теперь он был ближайшим сотрудником лорда Берли, сменив в этой роли сэра Николаса Трокмортона. Елизавета к нему благоволила и слушала его советы без раздражения, хотя он разговаривал с ней иногда довольно резко. Чем-то, однако, он пришелся ей по душе. Она окрестила его своим «мавром» – вероятно, за смуглую кожу, – и ему позволялось говорить с ней более откровенно, чем прочим. Вообще говоря, ничего удивительного в этом нет, потому что сэр Фрэнсис стал заведовать ее секретной службой и пользовался правом личного доклада, с глазу на глаз. В результате Уолсингем занимался многими делами – и Шотландией, и Испанией, и Францией, и расследованием всякого рода внутренних неприятных конфликтов, связанных с крайними протестантскими сектами.
Самой большой заботой из всех, доставшихся на долю начальника секретной службы, была слежка за подпольной деятельностью английских католиков.
III
Надо сказать, что для этого были серьезные основания: в Испанских Нидерландах, в Маастрихте, вблизи берегов Англии, на содержании испанских властей жили многие видные участники восстания «северных графов». И хотя королева Елизавета всячески старалась избегать любого втягивания в религиозные распри на континенте и по отношению и к Франции, и к Испании вела себя исключительно как бы только из государственных соображений, так, как если бы религия не имела ни малейшего значения, – «… вопросы идеологии…» так или иначе вылезали на поверхность. Скажем, король Филипп II вполне соглашался с тем, что конфликт хорошо бы несколько притушить. Он даже делал что-то в этом направлении – например, отозвал герцога Альбу в Испанию и на какое-то время увел из Нидерландов чисто испанские войска, что было главным требованием нидерландских католиков.
Причины такой государственной мудрости, надо сказать, были чисто финансовыми.
Испания в 1571 году одержала блестящую, огромную победу над турками в Средиземноморье – в сражении при Лепанто объединенный флот так называемой Священной Лиги нанес полное поражение турецкой эскадре. Командовал «… флотом всего Христианства…» дон Хуан Австрийский, незаконный сын императора Карла V и, следовательно, сводный брат дона Филиппа.
Победа покрыла славой стяги Испании, но не окончила войны. А между тем долги испанской Короны к началу 70-х годов возросли с 20 миллионов дукатов до 50 миллионов [45] . Дефицит государственного бюджета теперь достигал 50 %, и никакие увеличения налогов уже не помогали.
45
Politics and War, by David Kaiser, Harvard University Press, Cambridge, Massachusetts, 1990, page 33.
И тем не менее, несмотря на все самые искренние усилия и королевы Англии, и короля Испании, направленные к сохранению мира, постепенное сползание к конфликту между ними продолжалось. Елизавета полностью разделяла точку зрения дона Филиппа на то, что он как суверен имеет право определять религию своих подданных. Она сама настаивала на том, что Церковь Англии
Именно это она и советовала – «… от всей души, как добрая и верная сестра…» – делать и дону Филиппу в отношении его бунтующих провинций в Нидерландах, где протестантские верования пустили глубокие корни.
И именно это он и отказывался делать – причем настолько твердо, что сказал однажды, что предпочел бы совсем не иметь подданных, чем иметь их еретиками.
Точка зрения дона Филиппа полностью разделялась на всех уровнях испанской государственной системы и испанского общества в целом. Английский посол в Мадриде, сэр Генри Кобхэм, в ответ на его просьбы разрешить ему устраивать в своем доме службы по англиканскому обряду должен был выслушивать от герцога Альбы советы, суть которых сводилась к тому, что уж лучше бы королева Елизавета прислала в Мадрид другого посла, и на этот раз – католика.
Испанская инквизиция в этом смысле шла куда дальше и «… советами…» себя не ограничивала.
IV
В частности, инквизиция утверждала, что ее юрисдикция распространяется и на иностранцев, и на иностранные суда в испанских водах и в испанских портах. Найденный на английском торговом корабле протестантский молитвенник вел к аресту всего экипажа, потому что по испанским законам владение еретической литературой было тяжким преступлением. Были даже случаи ареста английских экипажей и без нахождения подрывной литературы – на этот раз «… по подозрению в том, что в Англии они принимали участие в протестантских богослужениях…».
Интересно, что суд инквизиции рассматривал тот факт, что моряки прибыли из страны, где такого рода еретические богослужения были нормой, в качестве смягчающего обстоятельства и приговаривал обвиняемых не к костру, а к каторге на галерах. Захваченное имущество еретиков – включая корабли, на которых они плавали, – конфисковывалось в пользу Церкви.
В марте 1575 года королева Елизавета переговорила на эту тему с испанским послом. Собственно, сеньор Гуарас был не совсем послом – его предшественник, сеньор д’Эспе, был выслан из Англии. Что же касается Антонио Гуараса, то он был испанским купцом, который долго жил в Лондоне, прекрасно говорил по-английски и бывал в гостях у лорда Берли.
Королева пригласила его в свой дворец в Ричмонде, отправилась, по своему обыкновению, на долгую прогулку, придворным велела отстать и обратилась к сеньору Гуарасу с любезными словами. Она сказала ему, что хотела бы вести беседу на кастильском наречии, но, к сожалению, она недостаточно с ним знакома – разве что понимает немного.
Посол возразил и сказал, что, как всем хорошо известно, королева Англии говорит одинаково свободно и на французском, и на итальянском, и на латыни, и «… ее испанский более чем достаточен для разговора на любую тему, которую Ее Величеству будет благоугодно затронуть…».
Королева Елизавета сказала, что есть темы, на которые она предпочитает говорить на английском. И на очень ясном английском добавила:
«… Если действия инквизиции в отношении английских подданных не будут остановлены, я отвечу такими же действиями в отношении испанских подданных на моей территории…»
После чего снова приняла очень дружественный тон и сказала Гуарасу, что «… старое вино и старых друзей следует ценить…» и что конфликт лучше бы уладить побыстрее, хотя бы для того, чтобы показать французам, что «… англо-испанская дружба крепка как никогда…».