Тюремные люди
Шрифт:
Зубы Рома вставить не успел…
Следствие разберется
В нынешней правоохранительной системе совестливые не выживают. Ложь – суду, гражданам, самим себе – закон.
Когда читаю статьи, письма, блоги, меня часто удивляет искренняя уверенность взрослых людей в добропорядочности правоохранителей и судей. То, что они сообщают в своих заявлениях и интервью, воспринимается как достаточно надежный источник информации.
На самом деле допускаю, что многие представители
Однако на работе, находясь «в системе», они лгут практически всегда, говоря правду, как правило, только чтобы вызвать доверие, и затем – удачнее солгать. Лгут гражданам, суду, друг другу. Таковы правила Системы, которую нужно сломать уже хотя бы только по этой причине. Совестливые в ней не выживают.
В тюрьме мне довелось познакомиться с интересным человеком. Мошенником, входившим в одну из «правоохранительных» банд. Во главе банды стоял прокурорский полковник, входили в нее десятки оперов, таможенник и еще какие-то чины, гражданский посредник (мой сосед) и некий коммерсант.
«Бизнес» был обычным: таможенник узнавал, кому на склад пришел товар, прокурор (тогда еще прокурор) возбуждал уголовное дело, опера «арестовывали» имущество и отдавали его на реализацию коммерсанту за символическую цену, которую потом и передавали «в возмещение ущерба».
Собственников, пока суть да дело, гноили в тюрьме, а потом либо выпускали, либо «закатывали по полной», в зависимости от проявленной «понятливости».
Так и шло, пока в один «замечательный» день группировка не нарвалась на обладателей более высокой крыши.
Прокурор уехал в Армению, опера пошли «под подписку», а «гражданские» – в СИЗО. Как известно, «ворон ворону глаз не выклюет».
Несмотря на произошедшее, мой сосед сохранил искреннюю веру в «правоохранительные органы». «Следствие разберется» – его комментарий к любому вопиющему событию, о котором мы вместе слышали от сокамерников или видели по телевизору.
Сначала это сильно всех бесило. Наивных, доверяющих «следствию», в тюрьме среди взрослых людей нет. Но потом я нашел полезное применение образу мыслей соседа. Показывают, например, роскошный, стоимостью десяток миллионов долларов, особняк милицейского генерала, золоченые унитазы, кучи драгоценностей, – тут же спрашиваю:
– Неужели никто не знал? Неужели начальству не отстегивал? Что скажет следствие?
– Следствие разберется, – начинал сосед. – На дом заработали дети генерала, честно получающие доход в госкомпании, опорочить генерала заказали криминальные элементы, которым он прищемил хвосты, а виноват он максимум в служебном проступке.
Услышав такое в первый раз, я решил, что сосед шутит. Но он был серьезен, а через пару недель его версию подтвердил официальный пресс-секретарь «уважаемого» ведомства.
Так и пошло: показывают ли очередного привластного бандита, читаем ли мы про совершение чудовищного события типа наезда пьяного «следака» на женщину с ребенком, – сосед сообщает, что «следствие разберется», и выдает совершенно бредовую версию событий (типа «они сами бросились под колеса, а он уже давно был уволен»). А вскоре эту версию подтверждают официальные лица. Не ошибся он ни разу.
Но все кончается. Пришло время и ему выслушать приговор. Никто из нас не удивился, когда опера получили условные сроки, коммерсант – десять, а мой сосед – 14 лет.
Следствие разобралось…
Но говорить так соседу было бы негуманно. В камере воцарилась тишина…
Через пару дней сосед очнулся и сел писать кассационную жалобу, приговаривая:
– Ничего, следствие разберется…
Вскоре его перевели, но, как сообщила тюремная почта, кассация приговор не изменила.
Когда в следующий раз вы услышите по телевизору – «возбуждено уголовное дело» и «следствие установило…», прежде чем хотя бы на секунду поверить сказанному, задумайтесь: не коллега ли моего соседа-мошенника автор читаемого текста?
Мне, во всяком случае, в регулярных заявлениях пресс-секретаря Следственного комитета его голос слышится отчетливо.
Наркоман
Он весь был какой-то унылый. Высокий, под два метра роста, тощий, сутуловатый, с сильно переломанным носом, небольшими глазами и сразу обращающими на себя внимание здоровущими, распухшими кистями длинных рук, Олег постоянно стоял на втором этаже барака.
Собственно, так его все и называли – «второй».
– «Второй», где Абдулаев? Его ищут!
– «Второй», инспектор идет. Объяви!
– «Второй», позови завхоза…
И так – целый день. Помощник дневального, живая рация…
Впрочем, раньше все было несколько иначе. На этом месте стоял профессиональный стукач, не гнушавшийся подложить в тумбочку чем-то неугодного человека «запрет» (т. е. вещь, запрещенную к хранению в лагере, типа заточки), а затем – подсказать инспектору, что надо «внимательно поискать».
Он ощущал себя кем-то вроде «начальника этажа», покрикивая и пиная безответных зэков. Ума заметить тонкую грань не хватило. Жесткая, короткая драка, ШИЗО, перевод в другой отряд.
И вот… Олег. Тихий, исполнительный, но категорически отказывающийся кем-то помыкать или кому-то что-то доносить. В один из дней вместе убираем снег. Разговорились.
Ему – тридцать. Наркоман «со стажем». СПИД уже несколько лет, но пока иммунитет еще держится, хотя на ногах постоянно выступают мокнущие язвы. До тюрьмы работал рубщиком мяса. Работа нравилась, зарабатывал прилично. Мог позволить себе покупать наркотики.
Доза выросла. Пришлось перейти на худшее качество. Когда «взяли» – из-за количества сразу вменили «хранение». Сильно били. Продавца не сдал. Срок.