У истоков Броукри
Шрифт:
Но однажды все изменилось. Нас опять заперли в комнате, но на этот раз Лиза тихо уселась на полу, а не кинулась к книжному шкафу, чтобы лишить меня очередной истории или очередного мостика в иной мир. Она молчала, молчала, а затем внезапно едва слышно заплакала. Оказалось, родители Лиз разводятся. Мы говорили целый день, а после она ни разу не рвала мои книги.
– Я виделась с мамой. – Шепчет девушка. – Она потолстела. А знаешь, какого цвета у нее теперь волосы? До сих пор прийти в себя не могу.
– Какого?
– Жду вариантов.
– Рыжие?
– Нет.
– Черные?
– Тогда я бы не обратила внимания.
–
– Они фиолетовые, Дор. Почти розовые.
– Что?
– Да. Она толстая и сумасшедшая, а еще у нее проколот живот и татуировка на шее.
– Не может быть! Ты серьезно?
– Конечно, я серьезно. Зачем мне придумывать? Я хотела сбежать, но ее охрана меня окружила со всех сторон. И у меня есть подозрения, что они не ее оберегают от людей, а людей от нее. Ее пример заразителен. У муженька точь-в-точь такие же волосы, только на подбородке. Представляешь? Модные тенденции – сжечь бы их к черту.
– Ну, возможно, - протягиваю я, - твоя мама просто ищет себя.
– В сорок шесть?
– Никогда не поздно, Лиз. К тому же, я читала, что фиолетовый цвет – цвет таинств и самопожертвований.
– А еще этот цвет – цвет депрессии. В следующий раз придется ехать на похороны ее совести и вкуса. Я пробыла с ней почти все лето, а мы толком и не поговорили. Постоянно был рядом этот умалишенный дизайнер. Ты бы видела, какую одежду он шьет.
Я усмехаюсь, а потом вдруг почему-то вспоминаю Эриха. Вспоминаю, как зашивала его рану, как укрывала теплым одеялом... Встряхиваю головой и сцепляю в замок пальцы, ощутив себя вновь грустной и потерянной. Когда этот человек испарится из моих мыслей?
– Ты чего? – спрашивает Лиз.
– Я?
– Нет, я. Ты мнешь ладони, значит, тебя что-то волнует.
– Просто…, - запинаюсь и поджимаю губы, - многое произошло, пока тебя не было.
– Да уж. Я слышала о стипендиях. Мой отец в ярости! Он перевернул сегодня стол в кабинете, представляешь? Я его таким давно не видела.
– Людям не по нраву, что Нижний и Верхний Эдем сталкивают.
– Не просто сталкивают. Нас заставляют контактировать, принимать друг друга. Это ведь чушь, согласись. Кому нужны-то проблемы? Трудно представить, во что превратится университет, когда приедут эти дикари.
– Они не дикари.
– Откуда знаешь? Будто бы общалась хотя бы с одним из них.
– Общалась, - вдруг горячо восклицаю я и вижу, как лицо подруги вытягивается. Тут же я жалею, что не прикусила язык. Черт. – То есть…, я…
– Подожди. Что? Ты серьезно? – Лиз округляет глаза. – Не шути так, подруга.
– Это вышло случайно!
– О, нет. Не может быть…
– Его ранили. На площади, и он почему-то оказался здесь. Я помогла ему.
– Святая Мария и Иосиф, - задыхается девушка, - ты спасла жизнь одному из них? О, твой отец сдерет с тебя шкуру! О чем ты только думала?
– Никто об этом не знает. И не узнает.
– Адора, иногда мне кажется, что у тебя не все в порядке с головой. У меня даже есть своя теория на этот счет.
– Какая еще теория?
– Теория о том, что тебе жить надоело, и ты пытаешься накликать неприятности. Как ты думаешь, спас бы он тебя, если бы ты в этом нуждалась? Нет. Дикари только и думают о том, как бы сжить нас со свету. Вспомни, что они сделали с Джорданом? Или же ты уже забыла, как весь городок стоял на ушах?
– Джордан
– Если бы всем идиотам ломали ноги, Верхний Эдем славился бы инвалидами.
– Он сам напросился, как и каждый, кто ходит на площадь, махать кулаками.
– И, тем не менее, это не помешало тебе спасти дикаря. – Хмыкает Лиз. – Сама себе противоречишь, Дор. И где он сейчас?
– Не знаю.
– Как это не знаешь?
– Мы не виделись почти месяц. Думаю, он вернулся к своей семье.
– И какой он? Неотесанный, верно? Папа говорит, что они варятся в своей злости, и им нельзя доверять. Нечастные люди.
– Он был вполне нормальным, - осторожно шепчу я.
– Нормальным? Это как вообще?
– Он не кидался на меня и не орал, и он воспитанный, пусть немного грубый. У таких людей много достоинств, Лиз. Я уверена, он никогда бы не сделал мне больно.
– О, ты его защищаешь.
– Нет! Он просто…, - глубоко выдыхаю, - он заставлял меня смеяться.
– Это не так-то сложно, когда хорошо тебя знаешь.
– Выходит, случайный незнакомец знал меня лучше остальных.
Подруга недоуменно отворачивается и начинает кусать губы. Она всегда так делает, когда волнуется. Во время итоговых тестов ее губы в мелких красноватых трещинках.
– Тебя всегда тянуло к ним, ты сумасшедшая, Дор.
– Все в прошлом.
– Но ты думаешь об этом до сих пор.
– Не думаю, - вру я и громко выдыхаю. – Давай мы сделаем вид, что я тебе ничего не говорила. Лучше пойдем на улицу, погода – замечательная, а уже через пару дней времени на прогулки не будет.
– Это у тебя его не будет, - отмахивается Лиз, смеясь. – Я не так помешана на учебе.
Это потому, что ты не пытаешься сбежать от своей семьи, а я лучше погрязну лицом в книгах, чем выплыву наружу и столкнусь взглядом с родителями и братом. Каждый раз это предотвращает конфликты и ненужные встречи, и я отчаянно поглощаю знания, ведь у меня нет иного выхода. Только так я оказываюсь вдалеке от своей семьи, и только так мне не приходится ощущать себя брошенной и покинутой.
Я не произношу мыслей вслух.
***
Утром понедельника я надеваю белую юбку-карандаш и черный пиджак, под стать университетской форме. На груди у меня герб Андреа Висконти, маркиза Миланского, на котором изображены два льва, держащих корону. Волосы я сплетаю в косу. Она выходит пышной и блестящей от солнца, будто я вплела золотистые нити.
Университет Висконти – исследовательский университет, расположенный на берегу Броукри к северу от стены. Средневековый фасад вводит всех заблуждение, поскольку за ним прячется современное здание – сердце университета. Большинство ребят, так же как и я, прячутся от родителей в библиотеке, – такой же широкой, как и река, на которой стоит наш город, – или в исследовательских центрах. В коридорах всегда полно людей, одетых в черно-белую форму, с яркими гербами на груди, смеющихся и молчащих, избалованных и застенчивых, счастливых и одиноких. Здание высокое с куполообразной крышей и пятью колоннами, удерживающими массивную, желтовато-серую конструкцию, а перед главным входом расположена квадратная мини-площадь, где часто собираются студенты до начала семинаров или лекций. Сегодня здесь не найти свободного места. У ступеней столпились репортеры, то и дело щелкают вспышки камер, и стоит такой гул, что я невольно морщусь и прикрываю ладонями уши. Просто невыносимо.