У каждого свое проклятие
Шрифт:
– Надя ни за что не даст мне развода, – сказал Борис Нонне с самым удрученным видом.
– Она так сказала или ты так думаешь? – спросила она.
– Сказала. Еще она сказала, что постарается стойко перетерпеть мое увлечение ради дочери...
– Только ради дочери?
– Не только. Но она знает, что Аленка – очень важный для меня человечек.
Нонна обняла Бориса за шею и, заглядывая ему в глаза, спросила:
– А она сможет перетерпеть?
– Не знаю... – все так же потерянно
Нонна отшатнулась. Руки ее безвольно повисли вдоль тела.
– То есть ты допускаешь, что между нами все может вдруг... взять и кончиться...
– Я этого не говорил...
– Говорил!
– Нет!
– Да! Ты только что сказал, что Надя сможет дождаться...
– Я сказал, что не знаю, сколько она станет терпеть... и вообще... что еще выкинет мне назло! Не передергивай, пожалуйста!
Нонна зябко поежилась и обняла себя руками.
– И что же нам делать... – проговорила она без всякого вопроса в голосе, потому что понимала: у Бориса ответа нет.
Он действительно отвечать не стал. Подошел к молодой женщине, без которой уже не мыслил свое существование, и принялся покрывать поцелуями ее лицо, приговаривая:
– Никто не сможет помешать нам с тобой, понимаешь, никто... Даже Надя... Я чувствую перед ней вину, но... даже это чувство вины... очень острое... оно все равно не может пересилить другое... Я люблю тебя... Так люблю, что даже Надя... бессильна...
– Знаешь, Боря... я сейчас скажу тебе одну вещь... а ты сразу не злись... не отказывайся... Ты сначала выслушай...
– Ну? – произнес Епифанов, с неохотой отрывая губы от теплой кожи любимой женщины.
– Мы с тобой можем обвенчаться...
– Прости, но я опять должен напомнить тебе, что женат.
– Но ведь не обвенчан же!
– Какая разница?
– Огромная! Что есть такое жалкая бумажка из ЗАГСа по сравнению с клятвой, данной Богу?!
– Что-то раньше я не замечал в тебе такого религиозного фанатизма, – удивился Борис.
– Да... так бывает, Боря, что к Богу приходят... с отчаяния... Когда больше неоткуда ждать помощи...
– Ты с ума сошла, Нонна! За это... венчание можно в два счета и с работы вылететь!
– Но ведь никто не узнает!
– Об этом почему-то всегда узнают. Похоже, что церковь сама доносит... Может, их вынуждают... не знаю... Две недели назад у нас в отделе провели показательное комсомольское собрание, на котором исключили молодую мамашу за то, что окрестила ребенка.
– Из комсомола исключили?
– Вот именно!
– Но мы же уже не комсомольцы. И в партии не состоим. Или ты состоишь?
Борис покачал головой. Нонна задумалась на минуту, а потом спросила:
– Борь, а ты в Бога веришь?
– Не знаю... Скорее нет, чем да. Меня всю жизнь воспитывали в атеизме.
– Меня тоже... Но иногда... знаешь, кажется, что какая-то особая сила все-таки нами руководит... Она и нас с тобой соединила...
– Нас
– Нет, Боря! Дело не в них! Я чувствую, что мы должны были встретиться! Понимаешь, должны! Не могли не встретиться! Это судьба! В это я твердо верю! Давай обвенчаемся!
– Нонна! Я думаю, что надо просто немного подождать... Надя свыкнется с тем, что... И мы сможем пожениться самым обыкновенным образом...
– Я бы не свыклась... – заявила Нонна и прижалась к нему как можно теснее.
– Еще неизвестно, что ты будешь испытывать ко мне через год или... даже через месяц...
– Что ты такое говоришь, Боря! – Она даже всхлипнула от переизбытка чувств. – Я же никогда... ты же знаешь, что не девочка уже... но до тебя... я даже не знала, что могу так любить...
– Как? – спросил он особым интимным голосом. Ему вдруг захотелось забыть все проблемы, спрятаться от них внутри того огромного чувства, которое с такой силой захлестнуло их обоих.
– Так, что... умру без тебя... Перестану существовать... Сразу, как только... Не допусти этого, Боренька...
– Милая моя, любимая... не надо говорить таких слов... Все будет хорошо...
Борис гладил Нонну по волосам, как маленькую дочку Аленку, прижимал к себе, и уже только эти почти невинные прикосновения были до того интимны и эротичны, что у него набатом бухало сердце. И потом, когда поплыла и размазалась действительность, когда они с Нонной оказались внутри огненного зарева, на ее вопрос: «Мы обвенчаемся?» – Борис Епифанов легко и свободно выдохнул:
– Да-а-а...
До поселка Малые Сельцы Борис с Нонной долго ехали сначала на электричке с Витебского вокзала, потом на раздолбанном поселковом автобусе. В маленькую церквушку, которая была расположена в лесу, как избушка Бабы-яги, добирались своим ходом около часа. Та женщина, которая посоветовала Нонне именно эту церковь, дала ей еще и адресок в Малых Сельцах. Сумрачный хозяин добротного дома с деревянным кружевом под крышей и на ставнях окон, узнав, от кого приехали городские, сказал, что обо всем уже договорился с батюшкой, и послал с ними своего сына-подростка. Сами приезжие ни за что не нашли бы притаившуюся среди елей церквушку.
Церковь была небольшая, обшитая серым от времени и дождей тесом. Купол, когда-то выкрашенный зеленой краской, пооблез и пооблупился. Венчающий его крест был темен и казался тяжелым, будто выкованным из чугуна.
Провожатый парнишка у церковного входа перекрестился, отдал почти земной поклон, сказал:
– Отец Михаил сейчас наверняка в сторожке, – и юркнул в какую-то небольшую постройку в церковном дворе.
– Надо же, – шепнула Нонна Борису. – Я и не думала, что сейчас есть всерьез верующие, да еще среди молодых. Мальчишке лет пятнадцать, не больше...