У каждого свой ад(Повесть)
Шрифт:
Какой-то отталкивающего вида адский зверек вскочил на спину раненого чудовища, впился когтями и принялся рвать и портить его шкуру. Рядом стоял «лендровер», из кабины которого выглядывал бледный мужчина с длинным лицом. Второй, краснолицый и толстомясый, стоял недалеко от рычащей и хрипящей добычи Гильгамеша.
Дело прежде всего. Гильгамеш схватил маленького любителя падали за шкирку, сорвал со спины раненого зверя и отшвырнул прочь. Затем с размаху воткнул кинжал туда, где, по его предположению, находилось сердце чудовища. Когда оружие вонзилось глубоко в тело жертвы, Гильгамеш почувствовал, как сильно содрогнулась грудь твари, и жизнь мгновенно покинула ее.
Дело сделано. Но снова ни удовольствия, ни чувства удовлетворения
Что такое? Краснолицый человек, кажется, совсем спятил. Дрожа и трясясь всем телом, он повалился на колени, его глаза сверкали безумием.
— Король Конан? — вскричал он. — Великий царь?
— Конан — это не мой титул, — сказал Гильгамеш, не понимая, о ком тот говорит. — Я был когда-то царем Урука, но здесь я ничем не правлю. Вставай с колен, дружище!
— Но ты настоящий Конан, — хрипло произнес краснолицый человек. — Совсем как живой!
Гильгамеш почувствовал сильную неприязнь к этому человеку. Он мог бы выбрать другое время, чтобы пускать слюни. Конан? Конан. Это имя ничего ему не говорит. Хотя нет. Когда-то он знал одного Конана. С этим кельтским парнем он столкнулся в одной таверне — малый с прямым носом и тяжелыми скулами, с грязными волосами, в беспорядке свешивающимися ему на глаза. Он тогда напился вдрызг и призывал каких-то забытых божков. Да, он называл себя Конаном, вспомнил Гильгамеш. Этот пьяный кельт повздорил с трактирщицей, даже ударил ее. Гильгамеш бросил его в выгребную яму, чтобы научить манерам. Но как мог этот человечек, с лицом, перекошенным от волнения, спутать меня с каким-то забулдыгой? Он все еще что-то бубнит, что-то про страны, чьи названия ничего не говорят Гильгамешу — Киммерия, Аквилония, Гиркания, Замора [10] . Чушь какая-то! Таких мест не существует.
10
Страны, существовавшие в мистическую Хайборийскую эру.
А какая страсть в глазах у этого типа — на что похож этот взгляд? В нем было обожание — так смотрит женщина на мужчину, когда соглашается ему уступить и подчиниться его воле.
Гильгамеш в свое время часто ловил на себе такие взгляды как женщин, так и мужчин. Когда так на него смотрели женщины, его это радовало, но когда мужчины — никогда. Он нахмурился. «За кого он меня принимает? Или он, как и многие, ошибочно полагает, что если я так сильно люблю Энкиду, то я из тех, кто обнимается с мужчиной, как с женщиной? Это не так. Даже здесь, в Аду, это не так, — сказал себе Гильгамеш. — И никогда так не будет».
— Расскажи мне все! — умолял краснолицый. — Обо всех тех подвигах, которые я придумал для тебя, Конан. Расскажи, как все было на самом деле! И о том, как на Заснеженных Равнинах ты встретил дочь ледяного гиганта [11] , и том, как ты плавал на «Тигрице» с королевой Черного Побережья [12] , и как штурмовал столицу Аквилонии и убил короля Нумедидеса прямо на троне [13] …
Гильгамеш с отвращением смотрел на человека, растянувшегося у его ног.
11
Сильверберг упоминает рассказ Роберта И. Говарда «Дочь ледяного великана».
12
Сильверберг упоминает повесть Роберта И. Говарда «Королева Черного побережья».
13
Сильверберг
— Эй, парень, прекрати болтать, — сердито фыркнул он. — Кончай, тебе говорят. Сдается мне, что ты ошибся.
Второй человек вылез из «лендровера» и направился к ним. Странный тип: тощий как скелет и бледный как мертвец, с шеей, как у выпи, которая, казалось, с трудом удерживает большую голову с выдающимся вперед подбородком. И одет он был странно — весь в черном, и закутан так, словно страдал от лихорадки. Но выглядел он спокойным и задумчивым, в отличие от своего буйного друга с безумными глазами. «Возможно, это писатель или жрец, — подумал Гильгамеш, — а кем может быть этот сумасшедший, только боги знают».
Тощий коснулся плеча своего приятеля и сказал:
— Возьми себя в руки, дружище. Это не Конан.
— Клянусь жизнью! Клянусь собственной жизнью! Его стать, его благородство… А как он убил этого зверя!
— Боб… Боб, Конан — это вымысел, фантазия. Ты сам его выдумал. Ну вставай же. — И затем обратился к Гильгамешу: — Тысяча извинений, дорогой сэр. Мой друг… легко возбудим…
Гильгамеш отвернулся, пожав плечами, и стал осматривать свою добычу. Ему было наплевать на этих двоих. Чтобы содрать шкуру с этого огромного зверя, потребуется остаток дня; а нужно еще дотащить ее в лагерь и определить, что он оставит себе в качестве трофея. Позади он слышал гулкий голос краснолицего:
— Вымысел, говоришь? Как ты можешь быть в этом уверен? Я тоже считал, что сам выдумал Конана. Но что если он действительно существовал, а я только описал изначальный архетип могучего воина, что если подлинный Конан стоит перед нами?
— Дорогой мой Боб, у твоего Конана были голубые глаза, не так ли? А у этого человека глаза черны как ночь.
— Ну… — неохотно протянул Говард.
— Ты так разволновался, что не заметил этого. А я заметил. Это какой-то воин-варвар, без сомнения, великий охотник. Может быть, это Нимрод или Аякс. Но не Конан, Боб. Он сам по себе, не ты его придумал. — Подойдя к Гильгамешу, длиннолицый вежливо и учтиво заговорил: — Дорогой сэр, я — Говард Филлипс Лавкрафт, из Провиденса, штат Род-Айленд, а мой спутник — Роберт Ирвин Говард из Техаса.
Мы жили в двадцатом веке от рождества Христова. Тогда мы зарабатывали себе на жизнь сочинением рассказов, и мой спутник перепутал вас с героем своих произведений. Прошу вас, назовите ему свое настоящее имя.
Гильгамеш поднял глаза. Он потер лоб тыльной стороной ладони, чтобы стереть засохшую кровь чудовища, и встретился с взглядом длиннолицего. Этот-то, по крайней мере, нормальный, как бы странно он ни выглядел.
Гильгамеш тихо сказал:
— Думаю, легче ему не станет, но знайте, что я Гильгамеш, сын Лугальбанды.
— Гильгамеш из Шумера? — прошептал Лавкрафт. — Гильгамеш, который хотел жить вечно?
— Да, я Гильгамеш. Я был царем Урука в те времена, когда он был величайшим городом Двуречья, и я считал в своем безрассудстве, что можно обмануть смерть.
— Ты слышишь, Боб?
— Невероятно. В это невозможно поверить, — пробормотал Говард.
Посмотрев на писателя с высоты своего роста, Гильгамеш глубоко вздохнул и промолвил громко:
— Я Гильгамеш, которому известны все тайны мира. Я — тот, кто познал истину жизни и смерти, особенно смерти. Я делил с богиней Инаной ложе Священного Брака; я убивал демонов и разговаривал с богами; я на две трети бог и на треть смертный. — Он замолчал и поглядел на Новых Мертвых, ожидая, пока стихнет эхо от его слов, тех слов, которые он произносил столько раз в подобных ситуациях. Затем продолжал много тише: — Умерев, я пришел в этот мир, называемый Адом, и здесь я провожу время, охотясь на тварей, населяющих земли Окраин. А теперь, извините, мне нужно заняться делом.