У пещер «Богом зданных». Псково-Печерские подвижники благочестия XX века
Шрифт:
Старец – утешитель [1950-е годы]
Некая раба Божия З., 38 лет, ленинградка, сообщила:
«Лет 10 назад я переживала большое горе – я была оставлена близким человеком, которого очень любила. Горю моему не было предела; мое отчаяние доходило до того, что я хотела покончить с жизнью. Но вот случайно я встретилась с одной духовной дочерью отца Симеона, и она настояла, чтобы я поехала к нему. Когда я вошла в келью, то залилась горькими слезами. Батюшка сказал: “Кого ты оплакиваешь? Ведь он не стоит твоих слез”. И вытер мне слезы, и благословил. Велел прийти на исповедь и причаститьcя. С той поры я даже забыла, что было у меня горе, и удивлялась, как я могла доходить
Нередко старец поддерживал и ободрял своих духовных чад пиcьменно, посылая им ответы на вопросы духовного и житейского порядка, или желая просто укрепить их в трудных обстоятельствах. Не так давно отошла ко Господу одна из духовных дочерей старца Симеона, жившая неподалеку от Печор, в деревне Малы, всеми уважаемая матушка Анна, вдова местного священника отца Василия Роговского. Немало пришлось пострадать их семье от безбожной власти; побывали они и в сибирcкой ссылке. Но и в те тяжелые времена старец всегда помнил о них и стремился по-христиански поддержать, хотя бы словами утешения и надежды. Свидетельствует об этом долгие годы хранившаяся матушкой Анной открытка, полученная от старца в красноярской ссылке.
«Дорогим Василию, Анне и Марии сердечный привет с пожеланием доброго здоровья и всего хорошего. “Смирение, терпение и труд все перетрут” – говорит русская пословица. Вера в Бога, надежда на Бога – всё исправят, и Господь поможет». Так и произошло, как сказал отец Симеон. Страдальцы эти, перетерпев все скорби и беды, вернулись в родные места.
Многим помог отец Симеон своими духовными советами. Он умел находить слова, применимые к конкретным обстоятельствам жизни конкретного человека; указывал только тот путь, который мог привести его к желанному спасению.
Воспоминания об отце Симеоне Евдокии Вересовой
Отец Симеон – Царствие ему Небесное – мой наставник. Я к нему в Печоры часто ездила.
О батюшке что я помню? Учил: молитесь, смиряйтесь. Благословлял часто причащаться. Я, бывало, приеду, побуду недельку, потом иду к нему: «Батюшка, благословите, домой поеду». А он: «Нет, оставайся еще на два денька, еще раз причастишься – тогда поедешь».
Мне говорил: «Да, это хорошо – святых Отцов читать, но лучше всего читать Евангелие. Книги – это хорошо, но лучше всего, полезнее и назидательнее – Евангелие».
За ним матушка Александра приглядывала. Она была раньше где-то в ссылке, а после войны к батюшке пришла; он ее к себе и взял в помощницы. Монахиня. Жила она в городе и приходила в монастырь каждый день, готовила старцу обеды, ухаживала.
Из воспоминаний Евдокии Вересовой мы видим, что отец Симеон придавал первостепенное значение Святому Причащению. Причем он всегда настаивал на том, чтобы причащались как можно чаще. В то же время старец часто подчеркивал необходимость ясного осознания нами постоянного нашего недостоинства принятия Святых Тела и Крови Христовых.
Большое значение придавал старец нравственной чистоте христианина. Он не терпел, например, лжи, и сам никогда и никому не лгал. Скорбел даже о малейшей душевной нечистоплотности и указывал на греховность такого состояния души ближнего.
Радостно-мирным духом отличался старец Симеон. Благоуветливым и мудрым иноком, благодарным Богу и исполненным Божественной любовью, предстает перед нами старец-провидец в воспоминаниях одного паломника, побывавшего в Печерской обители в 1952 году. Рассказ об этой, пусть и мимолетной, встрече со старцем исполнен неподдельной радости, причем особенно подчеркивается ощущение умиротворенности, которое пережил этот паломник в святых стенах древнего, «намоленного» Печерского монастыря.
…Вот он, слегка согбенный, сухой, вышел из выдолбленной в скале пещерки, своей кельи, прищуренными с темноты глазами окинул пустынный, залитый вечерним светом монастырский двор, с поклоном широко перекрестился перед вратами храма и медленной походкой направился к скамеечке перед широкой железной дугой на цепях [11] , перед большой клумбой под нею с пышными разноцветными астрами, гладиолусами и бархатно-темными анютиными глазками. На нем черный куколь и мантия с белыми гробовыми позументом, крестом и адамовой головой над крестообразно сложенными двумя человеческими костями. А лицо схимника – лицо необыкновенной мягкости, легкой усталости и доброты – ничем не похоже на лицо аскета в западном понимании этого слова. Длиннопалая старческая рука, мозолистая и вместе с тем мягкая, как бы ищет человеческую голову – утешить, приободрить, приласкать.
11
Старинное монастырское «било», применявшееся некогда вместо колокола, и поныне находится на том же месте – около здания ризницы. – Сост.
Иеросхимонаху Симеону восемьдесят четыре года. Он, по словам его, из «низовых» людей, как, впрочем, и преимущественное большинство иноков, – в миру был столяром-краснодеревцем. Еще и сейчас в маленьких сенцах перед его кельей стоит верстак, и полка над ним полна резцов, долот, стамесок, лекал и точных маленьких фуганков, и в часы, свободные от молитвы, он всегда что-то выпиливает, выдалбливает, вырезывает, подгоняет, сколачивает, склеивает, а тридцать шесть тяжелых каменных, украшенных орнаментом тумб, держащих цепи, которыми опоясаны монастырские колодцы и цветники, – тоже труд его прилежных и неутомимых рук.
Провидцем слывет у верующих людей края отец Симеон: многие его советы в делах – и общественных, и личных, сложных – сбываются подчас в полной точности.
– Да совсем я не прозорливец, – с легким смущением, с мягкой досадой в голосе говорит он. Великий дар прозрения дает Господь избранникам Его, а тут просто долголетие мое помогает, – зашел в дом раньше других, вот и порядки его лучше знаю. Приходят ко мне люди с горестями своими и сомнениями, а взволнованный человек подобен ребенку, он весь на ладони. Случилось с человеком несчастье, вот он и точность душевных очей теряет, впадает либо в уныние и робость, либо в дерзость и ожесточение. А я и мирской круг хорошо знаю, и жизнь прожил долгую, и сам Господней силой огражден от бед и соблазнов, и как же мне в меру малых сил моих не поддержать брата моего, спутника на земной дороге, когда он притомился раньше, чем я…
Улыбка ложится на иссеченное морщинами лицо, из-под густых, сильно выступающих вперед бровей живо вспыхивают светлые глаза.
– Всяческой малостью, суетой, неведением, слепотою люди омрачают чудо, – поворачивается он к собеседнику. Дивный дар Господень – человеческая жизнь! Не купишь ее, не заработаешь, – на, человек, прими награду бесценную!.. Радость, радость, великая радость, – неторопливо протягивает он руку к горящим в закатном солнце золотым рипидам перед куполами собора, к вековым липам наверху, ко всему безмятежью, которым дышит этот тихий час уходящего дня [12] .
12
Днепров Р. У святых пещер//Журнал Московской Патриархии. 1952. № 10. С. 26–27.