У подножия Саян (рассказы)

Доехать от Петрограда до верховьев Енисея и пустынных степей у подножья Саян несравненно труднее,

чем совершить путешествие в Алжир или Бразилию.

Неприятная и утомительная часть пути в малодоступную страну древней исчезнувшей цивилизации на южной границе Сибири начинается от Красноярска.

Старый грязный пароход, на котором я ехал в Минусинск, с величайшим трудом подвигался против течения. Случалось, что мы делали в час две или три версты в то время, когда мимо нас с бешеной быстротой неслись к северу обломки разбитых плотов, черные бревна, куски и деревья, вывороченные с корнем. Вся поверхность реки была покрыта стремнинами, водоворотами, глубокими складками и морщинами.

Енисей словно дрожит от напряжения и, с бешенством прорываясь между отвесными скалами, мчится к черной тайге, к безвестным ледяным пучинам полярного моря.

Береговые утесы, сложенные из разноцветных известняков и песчаников, имеют четыреугольные очертания. В легком голубоватом тумане они похожи издали на огромные дома-«небоскребы», окруженные темно-зелеными парками и рощами. Кое-где на отвесных скалах сохранились таинственные надписи, сделанные исчезнувшим народом и еще не прочитанные археологами. Гигантские синие и красные иероглифы тянутся на страшной высоте над уровнем реки и ждут своего Шамполиона, который на этих каменных страницах найдет, быть может, разгадку многих событий, происходивших на заре человеческой истории…

На пятый или шестой день пути по правому берегу реки потянулась выжженная солнцем Абаканская степь-пустыня.

Наконец, когда мы съели на пароходе всю провизию и питались только черным хлебом и консервами, показался Минусинск, — занесенный пылью городишко с бревенчатыми строениями, в котором сосредоточены торговля и управление всем краем, превышающим по пространству Францию.

Мне предстояло еще совершить длинное путешествие на лошадях к предгорьям Саян для осмотра новых переселенческих участков.

Перед отъездом из этого захолустного центра, когда все мои вещи были уложены в тарантас, я вдруг вспомнил о существовании в Минусинске знаменитого музея и, хотя совершенно не интересовался археологией, решил заглянуть в это хранилище енисейских древностей.

Я долго звонил у подъезда двухэтажного кирпичного дома, потом искал сторожа на дворе, на котором в беспорядке лежали каменные плиты с полуистертыми надписями. Наконец дверь была открыта, и я очутился в просторных светлых залах, где ничто не напоминало на первый взгляд о седой древности. Я переходил от одной витрины к другой, — их были сотни, — и рассматривал монеты, оружие, отшлифованные камни и какие-то фигурки из бронзы, меди и железа. Для меня все эти предметы, хранившие историю тысячелетий, были такими же немыми, как книга на непонятном языке.

На мое счастье, — или несчастье, как читатель увидит — сторож вызвал местного любителя археологии, который готов был целыми часами говорить о чудесных находках и открытиях в енисейских горах и степях. Он был положительно влюблен в древние камни и обладал такими обширными знаниями или такой пылкой фантазией, что по поводу каждой находки создавал целую поэму, действующие лица которой исчезли за тысячи лет до нашего времени.

Не берусь судить о правильности его смелых теорий и передам лишь те выводы этого любителя археологии, которые натолкнули меня впоследствии на мысль предпринять опасное путешествие.

— Очень трудно хотя бы приблизительно определить то время, когда в долине Енисея появился народ, обладавший зачатками культуры, — говорил археолог. — В эпоху Александра Македонского в тех пустынных степях и горных долинах, которые вы видели с палубы

парохода, жил уже народ, обладавший весьма высокой цивилизацией. Вы видите эти серебряные и золотые монеты с греческими надписями? Они свидетельствуют о том, что задолго до Р. Хр. население этого края поддерживало торговые сношения с средиземноморскими странами древнего мира. За три-четыре тысячи лет до нашей эры енисейцы находились в сношениях с Египтом и Вавилоном. Вот камень, на котором прекрасно сохранились клинообразные надписи, встречающиеся в развалинах в долинах Тигра и Евфрата. Надпись эта заключает, по-видимому, текст торгового договора, обеспечивающего купцам обоих народов беспошлинную торговлю и охрану их безопасности. Очень часто встречаются огромных размеров плиты, в две-три квадратных сажени, на которых уцелели превосходные изображения ассирийцев и египтян. А на одном таком памятнике, который я видел на склоне Саян, сохранились барельефы, представляющие охоту, встречу гостей и спуск в какие-то пещеры или подземные храмы. Еще до эпохи первых фараонов, по берегам Енисея, — который был тогда вдвое шире, — существовали поселения культурного народа!

— Но, позвольте, — заметил я, чувствуя, что у меня начинает кружиться голова, — если здесь во времена первых фараонов жил народ, достигший высокой культуры, то, значит, еще ранее долина реки была населена какими-нибудь племенами, постепенно выходившими из первобытного состояния?

— Вот тут мы подходим к неразрешенной пока загадке, — задумчиво ответил археолог, запирая витрину. — Меня она занимает больше всех других вопросов. Первобытный народ, о котором вы говорите, несомненно существовал, может быть, еще в эпоху мамонта и северного носорога. И самое замечательное, что племя это совершенно не походила на тех дикарей, которые бродили в Западной Европе или встречаются в наше время в нетронутых цивилизацией странах. Именно древние енисейцы оставили на отвесных скалах загадочные, никем пока не прочитанные надписи, которым, как я уверен, они намеренно придали форму криптограмм, своего рода ребусов, размещенных, однако, на самых видных местах. Они как будто хотели обратить внимание всех путников на свои иероглифы и в то же время боялись обнаружить их действительный смысл. Ни один народ не прибегал для защиты своих памятников письменности к таким средствам, как древние енисейцы. Все фигуры выдалбливались в твердом камне и заливались каким-то ярким цементом, выдерживающим удары самой твердой стали. Надписи эти, можно сказать, вросли в скалы и исчезнут только вместе с ними.

— Хотите, я покажу вам точное изображение этих таинственных людей?

Мы спустились на площадке лестницы, и там на стене я увидел ряд белоснежных гипсовых масок.

— Слепки эти сделаны в самых древних могильных памятниках, на которых плиты или каменные столбы имели надписи, сходные с теми, какие вы видели на отвесных берегах Енисея. Мы заполнили пустоты в склонах раствором гипса и, когда масса затвердела, получили те изображения, которые вы видите.

Мне казалось каким-то чудом, что я стою в двух шагах от каменного лица человека, от которого меня отделяет целая вечность. Спокойные округленные и добродушные лица. Особенно меня поразила маска одного юноши или девушки, — улыбающееся и прекрасное лицо с мягкими линиями округленного подбородка и высоким лбом; оно совершенно рассеивало привычные представления о том дикаре, который с луком и палицей сражался со своими страшными врагами, населявшими первобытные леса.

— Но самые интересные памятники этого исчезнувшего племени находятся в тех степях, куда вы собираетесь ехать, — продолжал археолог. — На десятки и сотни верст тянутся там заброшенные дороги, отмеченные высокими каменными столбами с такими же надписями, как и на берегах Енисея. Вы увидите эти древнейшие в мире дороги и будете знать о них не меньше, чем я. Может быть, вам удастся даже сделать какие-нибудь неожиданные открытия, — добавил он с улыбкой, когда мы, направляясь к выходу, спускались с лестницы.