У подножия старого замка
Шрифт:
Полицаи все-таки частично дознались, кто распространяет по городу листовки. Но пан Казимир предусмотрительно переправил ребят в Буркат, а вскоре и сам туда перебрался. Они обосновались в глуши Лидзбарского леса и вынашивали план наладить связь с лесным войском, которое, как упорно гласили слухи, действовало в Румоцком лесу под Млавой.
Однажды надзирательница Берта, войдя незаметно в цех, увидела около стола Лели целую толпу девчат. Оттуда доносился звонкий, насмешливый голос Граевской. Она что-то пела. Песня то и дело заглушалась взрывами хохота. Берта отступила за шкаф, прислушалась.
ЗаложимыКогда до Берты дошел, наконец, смысл Лелиных частушек, надзирательница рассвирепела. Выпучив от ярости глаза, она подскочила к Леле, начала бить ее по щекам и кричать:
— Ах, ты, польская стерва! Я тебе покажу, тварь, как надо мной смеяться. Сгниешь теперь в лагере, как последняя собака!
8
Мы встанем в круг, круг,
И будет, будет нам весело,
Потому что в этом кругу — бык и корова.
Что? Бык и корова?
Да! — Уродливый, как грех, директор
И злая, как оса, Берта —
Директорская овчарка!
И поволокла Лелю к директору. Директор вызвал гестаповцев, а Лелю приказал запереть в туалетной комнате на втором этаже.
Вскоре к фабрике подкатили два мотоцикла с колясками. Гестаповцы прошли следом за директором к туалетной комнате, чтобы увезти с собою смутьянку. Открыли туалетную, а там никого. Немцы кинулись к открытому окну. До земли — не менее трех с половиной метров. Неужели прыгнула? Да. Вот и клумба под окном помята. Фашисты выругались, сбежали вниз, обыскали ближайшие дворы и улицы — Лели нигде не было…
Только через два дня Ирена узнала, что Леля в Буркате у «Земсты». После удачного прыжка со второго этажа фабрики Леля добежала до замка и весь день отсиживалась в его подземельях. Там ее нашли связные «Земсты» и ночью отправили в лес.
Пятая военная зима пришла неожиданно. Уже в конце октября ударили лютые морозы и пошел снег. Густой, колючий, он валил и валил несколько дней подряд, наметая сугробы, и улицы стали похожи на туннели. Дзялдувка покрылась толстой ледяной коркой. Свинцовое небо опустилось на островерхие заснеженные крыши домов. Стылое солнце показалось за месяц не больше двух раз, выглянуло на полчаса и скрылось за горизонтом оранжево-красным шаром. Мороз крепчал день ото дня; казалось, сам воздух стал хрупким, звенящим.
В одну из таких морозных ночей в конце ноября Ирена услышала, как к дому подъехала машина. «Наверно, к Краузе», — подумала она. Но на лестнице, ведущей на чердак, послышались тяжелые шаги и через минуту в дверь каморки забарабанили.
— Открывай! — Ирена узнала голос Краузе.
Она вскочила с постели, кое-как натянула платье, но дверь не открыла. Стояла, прижав руки к груди, ноги ее стали словно ватные.
Дверь выломали, и два здоровенных полицая и Краузе, светя карманными фонариками, ворвались в каморку, схватили Ирену и поволокли к лестнице. Проснулись сестренки, подняли крик, плач. В одних рубашках, босиком Халина и Ядвига выбежали на крыльцо и увидели, как их сестру втолкнули в большой фургон. Ирена услышала их душераздирающий крик:
— Ирка! Ирка!
— Куда вы ее увозите? Куда?
И довольный возглас Краузе:
— Наконец-то я разделался с этой чертовкой!
В неволе
В фургоне Ирена упала на что-то мягкое. Послышался стон. Нащупав пол, Ирена села. В ее ушах звенел отчаянный крик сестер:
— Ир-ка! И-и-р-ка-а!..
Взвыл мотор. Машина рванулась с места и через мгновение уже неслась на большой скорости. Ирена тщетно пыталась угадать, куда их везут. Дороги близ Гралева она хорошо знала, но машина ныряла в какие-то колдобины, кренилась на ухабах, видимо, уже где-то далеко за городом.
В фургоне была кромешная темнота. По голосам, вздохам и стонам Ирена догадалась, что в машине в основном женщины. Прислонившись к чьему-то теплому плечу, Ирена только теперь почувствовала холод. Ее взяли в одном тоненьком платье. Сбоку сильно дуло, и она плотнее прижалась к своим попутчикам.
Ехали долго. Наконец машина остановилась, открылась дверь и сбившихся в кучу людей ослепил яркий свет зимнего утра. Конвоиры окружили фургон, подталкивая людей дулами автоматов, закричали:
— Выходи по одному! Быстрей! Быстрей!
Когда люди, помогая друг другу, вышли из машины, их выстроили по двое и погнали бегом к станционным постройкам. Все это происходило в таком темпе, что Ирене не удалось прочесть даже названия станции. Ей только показалось, что это была Илава. Потом их загнали в холодные грязные вагоны и закрыли двери на засовы.
В вагоне, в который попала Ирена, было не меньше ста человек. Маленькие, обмотанные снаружи колючей проволокой оконца еле светились, люди задыхались от тесноты и смрада. По обрывкам фраз Ирена поняла, что этот поезд шел с далекой Украины и подбирал по дороге все новые партии рабочей силы для рейха.
Многие люди так ослабли, что уже не поднимались. Они полулежали на коленях друг у друга, или сидели, прислонившись спиной к стенам вагона. Беззаботному перестуку колес вторил негромкий тягучий стон. Ирена опустилась на пол у дверей и закрыла глаза. Из головы не выходила мысль о сестренках. Если пани Граевская не заглянет к ним, они погибнут. Или того хуже — Халинку и Ядьку тоже увезут в Германию и воспитают по-своему. Они еще маленькие и глупые…
Ирена незаметно задремала. Проснулась от нестерпимого холода. Сжалась в комок — не помогло. Почувствовав, как она дрожит, какая-то женщина, сидевшая рядом, набросила ей на плечи край грязного одеяла.
— Спасибо, — поблагодарила Ирена.
Так прошел день.
Во вторую ночь пути умерли две женщины. Их положили в углу вагона и прикрыли снятыми с них пальто.
На четвертый день поезд попал под бомбежку. Самолеты с воем проносились над крышами вагонов, бомбы рвались совсем рядом. Осколки пробивали стены, и узники в панике метались, давили друг друга, пытались открыть дверь. Когда самолеты улетели, в вагоне оказалось трое убитых и несколько раненых. Вскоре от ран и голода умерло еще четыре человека. Трупы складывали в углу вагона. При толчках они постукивали, как деревяшки. К привычному смраду прибавился сладковатый запах разлагавшихся тел.