У последней границы
Шрифт:
Бледное лицо, прижавшееся к его груди, было холодно и почти безжизненно. В нем было что-то такое, что испугало Алана. Он знал, что его доводы не подействуют, что Мэри Стэндиш не уйдет. И все же она не отвечала ему, ее губы даже не делали попытки шевельнуться.
— Уходите… ради их спасения, если не ради вашего и моего, — настаивал Алан, отстраняя ее от себя. — Подумайте, что произойдет, если эти скоты схватят Киок и Ноадлюк! Грэйхам — ваш муж, и он будет охранять вас для себя. Но этим девушкам не будет никакой пощады, для них нет никакого спасения, ничего, кроме более страшной участи, чем смерть. Они будут подобны двум овечкам, брошенным в стаю волков…
В ее
— А вы? — прошептала Мэри.
— Я должен остаться здесь. Это единственная возможность.
Она молча позволила Алану увести себя к выходу вместе с Киок и Ноадлюк. Киок первая пролезла в отверстие, потом Ноадлюк и Мэри Стэндиш — последняя. Она больше не прикоснулась к нему, не сделала ни одного движения в его направлении, не произнесла ни слова. Все, что Алан помнил о ней, когда она скрылась во мраке, были ее глаза. В этом последнем взгляде она отдала ему свою душу; ни шепот, ни прощальная ласка не сопровождали его.
— Идите осторожно, пока не выберетесь из лощины, потом поторопитесь к горам, — были последние слова Алана.
Он видел их фигуры, расплывшиеся в тусклом сумраке, и вскоре серый туман поглотил их.
Он бросился назад, схватил заряженное ружье и подскочил к окну, зная, что должен продолжать сеять смерть, пока сам не будет убит. Только таким образом сможет он сдержать Грэйхама и дать беглянкам возможность спастись. Он осторожно выглянул из окна. Его дом был багровым от пламени. Огненные языки вырывались из окон и дверей. В то время как он тщетно искал признаки жизни во дворе, до него донесся грохот и треск. Смолистые стены были так быстро охвачены пламенем, что в нем занялось дыхание. Дом превратился в раскаленный горящий факел, свет которого был ослепительней лучей солнца.
В этот освещенный круг внезапно выступила фигура, махавшая белым лоскутом, привязанным к концу длинной палки. Человек медленно приближался, сначала осторожно, нерешительно, как бы будучи не уверен в том, что произойдет. Потом он остановился, весь залитый заревом пожара, представляя превосходную мишень для выстрела из дома Соквэнны. Это был Росланд. Несмотря на напряженный драматизм момента, Алан не мог подавить мрачной улыбки, появившейся на его губах. Росланд был непоследовательным человеком подумал он. Только недавно он позорно бежал, испугавшись свирепого вида Алана, а теперь со смелостью, которой нельзя было не восхищаться, он подвергал себя неминуемой смерти, защищаясь только символом перемирия, развевавшимся над его головой. Мысль о том, что честь обязывает уважать этот символ, ни на секунду не мелькнула в мозгу Алана. Его держал убийца, человек более подлый, пожалуй, чем убийца, если только такое существо есть на земле; и для него смерть — справедливый конец. Только изумительное самообладание Росланда и желание узнать, что он скажет, удержали Алана от того, чтобы спустить курок.
Он ждал. Росланд опять двинулся вперед и остановился всего лишь в ста футах от дома. Тревожная мысль промелькнула в голове Алана, когда он услышал свое имя. Он не видел других фигур или теней за Росландом, а пылавшее здание теперь ярко освещало окна дома Соквэнны. Быть может, Росланд только играет роль приманки, а в тот момент, когда Алан покажется для переговоров, десяток спрятанных ружей начнут предательски действовать? Он вздрогнул и продолжал стоять, притаившись ниже отверстия окна. Грэйхам и его компания были вполне способны на такой предательский шаг.
Голос Росланда раздался, покрывая собой треск и грохот пылавшего здания.
— Алан Холт! Вы здесь?
— Да, я здесь, — крикнул в ответ Алан. — И мое ружье направлено в ваше сердце, Росланд, и мой палец на курке. Что вам угодно?
На одно мгновение воцарилось молчание, как будто сознание опасности, перед которой он стоял, дошло наконец до Росланда. Потом он сказал:
— Мы вам даем последний шанс, Холт. Не будьте дураком! Предложение, которое я сделал вам сегодня, все еще остается в силе. Если вы не примете его, в дело вмешается закон.
— Закон?
Голос Алана походил на дикий хохот.
— Да, закон. Закон стоит за нас. Мы обладаем неотъемлемым правом вернуть похищенную жену, пленницу, которую вы принудительно и с преступными намерениями удерживаете. Но мы не хотим пускать в ход закон, пока не будем к тому вынуждены. Вы и старый эскимос убили троих наших людей и двоих ранили. Вас ожидает веревка, если вы попадетесь живым. Но мы готовы забыть все, если вы примете предложение, сделанное мной сегодня. Что вы скажете?
Алан был ошеломлен. Он не мог говорить от ярости, сознавая чудовищную уверенность, с которой Грэйхам и Росланд вели свою игру. Но он все еще молчал, а Росланд продолжал убеждать его, думая, что Алан наконец сдастся.
Наверху, на темном чердаке, старый Соквэнна слышал голоса, напоминавшие шепот призраков. Он, скорчившись, лежал под окном, и холод медленно охватывал его. Но голоса пробудили старого воина. Это были не чужие голоса — они доносились из далекого прошлого, они взывали к нему, они убеждали его и настойчиво звенели в его ушах криками мести и торжества, знакомыми именами, стонами женщин, рыданиями детей. Призрачные руки помогли ему, и в последний раз Соквэнна выпрямился у окна. В его глазах отражался свет горящего дома. Он с трудом поднял свою винтовку. Слыша за собой взволнованные голоса своего народа, он припер винтовку к оконной раме и, задыхаясь, направил ее на фигуру, двигавшуюся между ним и ослепительным светом чудесного солнца, каковым казался ему пылающий дом. Потом он медленно и с большим трудом нажал на курок, и последний выстрел Соквэнна исполнил свое назначение.
При звуке выстрела Алан выглянул в окно. Одно мгновение Росланд неподвижно стоял, потом палка с белым флагом в его руках закачалась и упала, а следом за ней, не издав ни звука, Росланд сам тоже медленно начал опускаться, и темное неподвижное пятно осталось на земле.
Ошеломляющая быстрота, с которой Росланд перешел от жизни к смерти, потрясла Алана. Ужас на короткое время охватил его, и он продолжал смотреть на темное затихшее пятно, забыв об опасности, угрожавшей ему самому. Мрачная, жуткая тишина воцарилась вслед за выстрелом. А потом, казалось, тишину нарушил один крик, хотя он вырвался из груди множества людей. Смертельный, трепещущий крик был вестником, вернувшим Алана к действительности. Росланд был убит несмотря на то, что его защищал белый флаг; а меж тем даже люди Грэйхама питали что-то вроде уважения к этому символу.
Теперь ему нечего надеяться на пощаду; его ждет самая страшная месть от их рук. Алан отпрыгнул назад от окна; шепотом ругая Соквэнну, он чувствовал в то же время радость, что старик жив.
Прежде чем снаружи раздались выстрелы, Алан поднялся по лестнице и через мгновение стоял склонившись над скрюченным телом старого эскимоса.
— Идем вниз! — приказал он. — Надо приготовиться к бегству через погреб.
Он дотронулся до лица Соквэнны, а потом в нерешительности, ощупывая тело в темноте, рука Алана легла на сердце старика. В груди старого воина не слышалось трепета или биения жизни. Соквэнна был мертв.