У ворона два крыла
Шрифт:
— Вот именно! — воздел он палец. — Он очень сильный волшебник, настоящий самородок, неограненный бриллиант… Увы, он еще в очень раннем возрасте научился применять магию не во имя всеобщего блага, а ради своей выгоды и удовольствия. И еще, Томасина, этот мальчик очень жесток. Ради забавы он мучил и убивал животных, издевался над однокашниками, отбирал у них вещи и деньги, и я не думаю, чтобы он единомоментно позабыл свои привычки.
— Не замечала за ним ничего подобного, сэр, — пожала я плечами. — Да и кто из нас в детстве не отрывал мухам лапки и не таскал кошек за хвост? Ну а после его рассказов
Дамблдор недовольно покашлял.
— А как вы можете объяснить тот факт, что вас не сумели отыскать? — спросил он.
— Понятия не имею, сэр, — пожала я плечами, — я в таком не разбираюсь. Может быть, Том что-то отчудил, но он ни о чем подобном не говорил, а мне и в голову не пришло, что его станут искать, он ведь ничейный.
— В последний раз вас видели выходящими из лавки Олливандера, — сказал он. — Что вы там делали?
— Мне не удаются чары, и я подумала, может, с палочкой что-то не так, — бесхитростно ответила я. — Вот и зашла к мастеру спросить. Но нет, все оказалось в порядке, просто мне нужно усерднее заниматься.
— Ну хорошо, иди, — сдался Дамблдор, а я подумала, что на его занятиях мне придется пользоваться старой палочкой. Что ж, это даже интересно!
Том поджидал меня на лестнице.
— Хитро ты, — сказал он и отломил мне половинку яблока.
— Ты слышал?
— Конечно. Плевое дело, он чары от прослушивания не наложил. Потом научу, как подслушивать, полезная штука…
Я поделилась с ним мыслью по поводу палочки, и Том кивнул.
— Две палочки — вообще отличная идея. Надо мне тоже второй обзавестись. Одну отберут, так о другой никто и не подумает, не принято ведь. Недаром легавые и бандиты частенько по два, а то и три ствола носят. Кстати… Томми, ты обратила внимание: он дважды спросил, почему нас не смогли найти?
— Обратила. Сказала, что ты, наверно, сотворил что-нибудь.
— Я ничего не делал. До меня только сейчас дошло, что ищут не человека, а палочку. Ну, если на человеке нет специальных следящих чар. Так вот, палочки там или нет, но нас все равно не нашли. Доходит?
— На нашем доме стоит какая-то защита? — сообразила я.
— Конечно. Либо родня твоего отца постаралась, либо он сам. И чары мощные, раз сквозь них не пробились.
— Погоди, но мы же сколько раз гулять ходили!
— Так без палочек же, балда! Они в доме оставались!
Я признала, что я действительно балда.
— Словом, — сказал Том, — надо будет попробовать использовать палочку в вашем доме и посмотреть, придет извещение от Министерства или нет. Сдается мне, что нет. И не только из-за щитовых чар…
— Пойдем-ка лучше на зелья, — сказала я. — А то Слагхорн опять клокотать будет, мол, первое занятие в семестре, а мы опаздываем.
— Ничего, мы это на Дамблдора с его душеспасительными беседами свалим, пусть между собой разбираются.
Так мы и поступили.
Лето наступило очень быстро, а промелькнуло еще быстрее. На этот раз мы без спросу уехали сразу на ферму, не заезжая домой, а родители прибыли позже, нагруженные вещами (машины у нас нет, а брать такси, понятно, слишком дорого). К тому моменту бабушка Марта успела ужаснуться, до какой степени детей заморили в школе, впихнула в нас по три порции обеда и отправила отлеживаться и переваривать на сеновал.
— Какое небо… — мечтательно произнес Том, глядя сквозь дыры в крыше. — В Лондоне такого не увидишь, смог все застит.
— Сейчас обед уложится, я покажу тебе, где тут что, — сонно ответила я. — Хозяйство большое… ну, относительно. Зато еды всегда хватает.
— Томми, — произнес вдруг он, — Дамблдор сказал правду. В кои-то веки…
— О чем ты?
— Я убивал животных. И истязал однокашников.
— Зачем? — повернулась я к нему.
— Второе, думаю, тебе понятно, да ты и сама верно сказала — по праву сильного. Те, кто бил меня в раннем детстве, потом прятались, стоило мне появиться в пределах видимости. — Том перевернулся на живот и положил голову на руки. — А животные… Сперва, когда я еще был маленьким… Знаешь, я думаю, мне просто нужно было, чтобы кто-то оказался слабее и беззащитнее меня.
— Показать власть?
— Да. Это глупо, но иначе я это объяснить не могу. И чувство при этом… — он передернул лопатками. — Не проси описать.
— А все же попробуй.
— Какое-то… гадливое удовольствие, — попробовал сформулировать Том. — Умом я понимаю, что передо мной живая тварь, что ей больно, что она ничего дурного мне не сделала, но остановиться не могу, это… захватывает. С людьми-то понятно, над ними я издевался за что-то конкретное. А тут…
— Ты только с бабушкиной живностью ничего такого не вытворяй, ладно? — серьезно попросила я, хотя мне стало не по себе. — Она может и не пережить.
— Я давно уже этого не делал. Как отрезало. Людей было вполне достаточно. — Он повернулся ко мне. — Что, испугалась?
— Немного. Но учитывая, в каких условиях ты рос, наверно, можно простить тебе парочку замученных кошек, хоть и жаль их, и… кого еще?
— Кролика, — буркнул Том. — И не говори, что я был мал и не соображал, что делаю. Все я прекрасно понимал.
— Тогда перестань это пережевывать. Прошлое должно оставаться в прошлом, как говорит бабушка Марта, — изрекла я.
— У твоей бабушки на каждый чих найдется народная мудрость, — невольно улыбнулся он.
— Это не у нее, это вроде бы из Библии, только она все переиначивает по-своему. Ну и пастор у них тут простой, деревенский, читает проповеди так, чтобы фермерам было понятнее. Они же в основном пожилые, малограмотные. И вообще, хватит валяться, пошли на речку!..
К концу лета мы оба загорели дочерна, выросли чуть не на полголовы (у бабушки Марты от обеда не отобьешься!), наработались и в поле, и в хлеву, и на огороде (почти даже без магии, руками интереснее, да и скрываться не надо), до одури накупались в речке и набрали фунтов десять лесной малины бабушке на варенье. Помню еще, я подглядела, как Том вроде бы пошел выгребать навоз, а сам минут десять гладил месячного теленка и, кажется, даже плакал. О чем уж думал, не знаю, хотя и догадываюсь… Да и кошки от него не шарахались, хотя он явно этого ожидал: эти твари видят зло в любом обличье.