Убей или умри! Оскал «Тигра»
Шрифт:
— Теперь это входит в норму, — продолжает он. — Раньше наши парни стреляли в себя, чтобы убраться отсюда домой или попасть в госпиталь, а теперь отправляются сразу в райские кущи на небеса.
Да, у многих сдают нервы. Измученные голодом, постоянными боями, не спавшие многими днями пехотинцы последнее время нередко кончают жизнь самоубийством. Не у каждого хватает сил и мужества находиться в постоянном страхе, ежеминутно борясь за жалкое существование.
— У меня для вас небольшой презент, — меняю я тему разговора, выставляя на грязный стол припасенную банку консервов.
— Вот за это спасибо! — Капитан вскрывает ее ножом, достает миску.
— Я не хочу, наелся вдоволь, — поясняю ему, зная, что он сейчас начнет делить содержимое пополам.
— Ладно, — Бауер пожимает плечами и улыбается. — Настаивать не буду. Рассказывай, как выбрался из этой передряги?
Внимательно слушая, капитан кивает головой, поглощая деликатес прямо из банки. Запах мяса восхитительный. Его не может заглушить даже затхлая вонь блиндажа. Удивительно, кем мы стали на этой чудовищной войне. Можем за обе щеки уплетать еду в крытой бревнами земляной яме, в которой еще вчера валялся червивый труп обосранного мальчишки с пулей в башке. И не просто можем, а получая от этого громадное удовольствие…
— И все–таки ты снял наводчика, — резюмирует Бауер, когда я заканчиваю рассказ.
— Снял, но слишком поздно.
— Все равно. Главное, что ты сделал это, — поднимает вверх указательный палец капитан.
— Как тут у вас обстановка?
— Дерьмовая обстановка, — говорит Бауер. — Слышишь их артиллерию? Они вот–вот снова пойдут вперед. Фон Хельц дал нам недвусмысленно понять — ни шагу назад! А кто их будет удерживать? Кто?!
— О нем хорошо отзывается командование, — замечаю я, взглянув на Бауера.
Капитан перестает есть, молча ставит банку на стол.
— Брюннер, вы давно воюете со мной? — спрашивает он, переходя на «вы».
— Еще пара дней, и будет целая вечность, герр капитан, — отвечаю я.
— Вы верите моим словам?
— Безусловно.
— Так вот, этот, с позволения сказать, майор, приняв командование полком и отдав тактически неверные приказы вверенному ему подразделению, менее чем за месяц уменьшил численность личного состава ровно наполовину. Наполовину! Задумайся, Курт! Из–за него выкосило половину полка. И вот что я тебе скажу, Курт, — голос Бауера стал значительно тише. — Это не русские убили столько наших солдат. Это фон Хельц их убил. Их кровь на его руках.
— Но командование хвалит его, — вставляю я, — за то, что полк не дрогнул и отстоял свои позиции.
— Не дрогнул? — Бауер удивленно смотрит на меня. — Отстоял позиции? Курт, ты же сам видишь, насколько нас отбросили.
— Вероятно наверху об этом не знают, — вздыхаю я.
— Они не могут не знать! — голос капитана становится резче. — Просто им удобно не заметить некоторого отхода назад, провозгласить его верным тактическим решением, наградить, в конце концов, всех оставшихся в мясорубке живых… Лишь бы не побежали! А мы — дра–па–ем, — по слогам произносит Бауер, — и драпаем повсюду. Нас выдавливают с этой земли, и процесс этот уже не остановить. И чем быстрее поймут это наверху, тем больше шансов у нас спасти хотя бы остатки былой империи.
— Фон Хельц… — начинаю я, но капитан резко обрывает меня.
— Эта свинья ради карьеры погубила несколько сотен хороших солдат. В штабе им довольны, но посмотри, в каком дерьме находимся мы! Я устал посылать необстрелянных мальчиков на верную смерть. И ведь фон Хельц делает это моими руками.
— Вы думаете, все настолько плохо?
Вместо ответа Бауер грязно ругается.
Он собирается что–то сказать, но рядом с блиндажом взрывается снаряд, сверху нам на головы сыплется земля. Я инстинктивно пригибаюсь, но Бауер даже не шелохнулся. Отряхиваемся, в ушах стоит противный звон.
— Это ерунда, — он беспечно машет рукой. — Русские бьют не прицельно, просто не дают нам расслабиться.
— Я слышал, погиб майор Зонненберг?
— Разорвало на части снарядом. Прямое попадание. Узнав, что его солдаты сдают позиции, он примчался на передовую. Ринулся в контратаку, повел солдат, вселил в них уверенность. Это был единственно возможный шанс попытаться сдержать жуткий натиск русских. А наш горе–полководец, — с горечью произносит Бауер, — так ни разу и не появлялся здесь, все в штабе задницу греет.
Мы молчим.
— Я рад, что ты жив, — продолжает капитан. — Сейчас каждый хороший солдат на счету. Ты мне очень нужен, Курт. Ты и твой парень.
— А что с остальными двумя снайперами?
— Погибли. Один попал под минометный огонь, второго снял русский снайпер.
— Плохо.
Слова капитана расстроили меня. Искренне жаль мальчишек. Моей вины в их смерти нет, я просто не успел бы доучить их при таком стремительном развитии событий на фронте, но все равно на душе тяжело.
— Связь работает отвратительно. Ты там не слышал случайно, нам еще дадут пополнение, боеприпасы?
— Думаю, да. Видел, там кучу новобранцев пригнали.
— Жаркие деньки предстоят, — подытоживает, тяжело вздыхая, Бауер и не согласиться с ним невозможно.
Глава 13
Земмер никуда не ушел. Он сидит на дне окопа, положив подбородок на колени, и ждет меня.
— Пошли, — зову его. — Надо произвести рекогносцировку местности.
Он резко вскакивает, голова его высовывается из окопа так, что становится хорошей мишенью.
— Пригнись! — делаю страшные глаза. Он быстро соображает и пригибается. — Ты же сам снайпер, ну куда ты вечно спешишь?
Земмер знает, что ответа не требуется, а потому мы молча идем вдоль траншей.
Тяжело смотреть на наших ребят. Грязные, изодранные мундиры, впалые от усталости и недоедания щеки, заросшие многодневной щетиной, сальные волосы, колтунами свисающие из–под касок. Огромные горящие лихорадочным огнем глаза смотрят сквозь меня. Им уже многое пришлось пережить, а впереди только пугающая неизвестность.